ОРИОН,
или
ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ СВЕТОВЫХ ЛЕТ
(маленькая пьеса в 2-х действиях)
Действующие лица:
Танюша Тихонова.
Лейтенант.
Актёр и другие актёры и актрисы.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Начало войны. Ночь. На авансцене, свесив ноги в окоп, сидит лейтенант и смотрит в небо, чуть повыше горизонта. Неслышно, босиком подходит Танюша.
Танюша. Товарищ лейтенант! А я к вам пришла.
Лейтенант (не оборачиваясь). Вижу, что пришла. Садись.
Танюша садится рядом, так же, как он, свесив ноги, чуть-чуть сгорбившись и зажав руки между колен.
Почему босиком? Портянки сушишь?
Танюша. Никак нет, товарищ лейтенант! Портянки высохли, а в сапоги влезать неохота. (Забавно пошевелила пальчиками ног.) А вы…
Лейтенант (не дав ей спросить). Это точно, всегда так: пока ходишь – ничего, и по три дня ходишь, и по четыре, не снимая, один раз только снимешь – и всё, неохота уже обратно. Ноги так не застудишь? Земля всё-таки холодная тут, внутри.
Танюша. Постараюсь. Товарищ лейтенант, а вы моё письмо получили?
Лейтенант. Получил.
Танюша. Скажете что-нибудь?
Лейтенант. Скажу. Ну, Татьяна… Татьяна ты и есть!
Танюша. Ругать будете?
Лейтенант. Ругать не буду.
Танюша. Меня дома Татьяной, только когда ругали, звали…
Лейтенант. Часто ругали?
Танюша. Да не знаю… Как всех.
Лейтенант. А по-хорошему как звали?
Танюша. Вы смеяться не будете?
Лейтенант. Не буду.
Танюша. Танюшей.
Лейтенант. И что смешного?
Танюша. Ну, так. Я как-то раньше не замечала, а теперь вижу, что это нелепо.
Лейтенант. А «боец Тихонова» – лепо?
Танюша (почти засмеявшись, нетерпеливо). Да нет…
Лейтенант. Ты же когда винтовку берёшь, на тебя смотреть больно – так и кажется, что пополам переломишься…
Танюша (отворачивается). Не нравится – не смотрите.
Лейтенант. Разве я сказал «не нравится»? Я сказал «нелепо».
Танюша. Это я сказала.
Лейтенант. И я тоже сказал.
Танюша. А я первая.
Лейтенант. А я… Отставить!
Пауза. Танюша ёжится, скрещивает ноги и натягивает юбку на колени.
Мёрзнешь?
Танюша. От земли… есть маленько.
Лейтенант. Ну-ка… (Дотрагивается сначала до её рук, лежащих на коленях, потом до самих коленей.) Танюша… Татьяна! «Маленько»! Холодная вся! (Пересаживает её, растирает ноги.)
Танюша. Товарищ лейтенант…
Лейтенант. При чём тут «товарищ лейтенант»? Заболеешь – с тобой товарищ лейтенант нянчиться не будет, сразу в тыл отправит, к… в тыл, в общем.
Танюша. Товарищ лейтенант, не надо…
Лейтенант. Как не надо? А зачем мне больной боец на передовой?
Танюша. Нет… ноги не надо… неудобно…
Лейтенант (выпрямившись). А письма такие писать удобно?
Танюша переворачивается и устраивается так, чтобы он не видел её лица и самой не взглянуть на него.
Что молчишь?
Танюша (глухо). Стыдно. (Пересилив себя.) У вас оно?
Лейтенант. У кого ещё?
Танюша (слабо шевельнув рукой). Дайте. Дайте, я порву!
Лейтенант. Рвать не дам.
Танюша (решительно). Я порву и в другую часть попрошусь.
Лейтенант. На основании?
Танюша (помолчав). Как я на вас смотреть буду? И вы на меня? (Упрямо.) Стыдно.
Лейтенант. «Стыдно»! А не страшно?
Танюша вдруг смотрит на него прямо.
Не знаешь, наверно, что бывает, когда вот так письма пишут, а потом «я к вам пришла»?
Танюша (отвернувшись, невнятно). Знаю.
Лейтенант (поворачивает её голову к себе). Что ты знаешь? Ну, что ты… Это что такое? (Стаскивает с неё пилотку, трогает волосы.) Ну, кто ночью с мокрой головой ходит?
Танюша. Уже почти высохла, товарищ лейтенант… Я на речку ещё днём сходила…
Лейтенант. На речку она сходила! Спасибо, что не утонула!
Танюша. Я одежду стирала, товарищ лейтенант. И заодно голову вымыла.
Лейтенант. Сколько раз тебе говорить: не «одежду», а «обмундирование». Отставить разговоры и марш в землянку! «Почти высохла»! Иди, иди, пока гимнастёрку не проверил!
Танюша. Проверьте! Нате! Может, что поймёте! (Хочет расстегнуть гимнастёрку, но от нервов не может ухватить пуговицы.)
Лейтенант (останавливает её). Ты что! С ума сошла? Думаешь, я не понимаю? Чёрт, руки ледяные! (Дышит ей на руки.)
Танюша. А что вы понимаете? Я вас люблю – а вы про руки! (Разревелась.) В землянку меня отсылаете, в тыл грозитесь… А я люблю!
Лейтенант. Дорогая моя… (Целует её руки.)
Танюша. Ой, вы что делаете?
Лейтенант (расплетает, перебирает и гладит её волосы). Кто тебя мне послал такую? Кто тебя послал, с этой дурной твоей мокрой головой, на мою голову?
Танюша (растерянно). В военкомате…
Лейтенант. Что «в военкомате»? Разве они знают, в военкомате, как ты мне из землянки на НП письма пишешь? Разве они, кто-нибудь, знают, как я тебя люблю?
Танюша. Как – «люблю»? Как – любите? А я думала…
Лейтенант (прижимает её к себе). Маленькая моя… Глупенькая… Думаешь, мне легко, когда ты так… близко… Гимнастёрка всё-таки не досохла…
Танюша сдерживается, чтобы, как на грех, не чихнуть.
Ну, вот.
Танюша. Нет, нет. Если я заболею, не отправляй меня никуда. И вообще никуда от себя не отправляй. Я хочу с тобой.
Лейтенант. Ты уже говоришь мне «ты»?
Танюша. Ой, я не заметила! Извините, товарищ…
Лейтенант. Наоборот. Говори.
Танюша. Вот теперь не смогу. Зачем вы сказали?
Лейтенант (то ли в ответ на её слова, то ли на свои мысли, то ли на то и другое вместе). Я люблю тебя.
Танюша. Поцелуйте меня. (Полусерьёзно.) Только не больно.
Он держит её голову и смотрит в лицо с такой тоской и нежностью, что она пугается. Когда он её отпускает, Танюша сползает на землю и, свернувшись калачиком, кладёт голову ему на колени.
(Грустно.) Погладь меня.
Он задумчиво гладит.
Мне кажется, мы не любим друг друга, а прощаемся. Ты смотришь на небо?
Лейтенант. Да.
Танюша. Сегодня пусто. Только облака. Ты всех помнишь?
Лейтенант. Не всех. Некоторых не успел разглядеть, некоторых – забыл, как зовут… звали.
Танюша. Помнишь актёра из студии?
Лейтенант. Я забыл как раз его имя.
Танюша. А я не поняла, когда мне назвали, или тоже забыла, а переспросить потом у него постеснялась. Помнишь, он вместо сна уходил в лес и разыгрывал сам с собой пьесы? Хотел стать комиком, а разыгрывал «Гамлета». Наверное, лучше помнил. Или… не знаю. Я запомнила, что он любил солнце. Сегодня днём, когда пошла на речку, было такое солнце…
Лейтенант. А я люблю звёзды. Хотя Солнце ведь тоже звезда… Я люблю звёздное небо. Когда меня впервые взяли в театр… я был совсем маленький, ничего не запомнил, не запомнил самого спектакля – только огромный небесный занавес, весь в звёздах… И, когда я смотрю на звёзды, я вспоминаю этот вечер… и отца.
Танюша. Он любил театр?
Лейтенант. Мама любила. Он был профессором в университете, читал лекции… Он любил повторять одну фразу, которую он прочитал у одного философа… немца, кстати… Кампфа?.. По-моему, Кампфа. Он сказал, что меня бесконечно восхищают две вещи, чем больше я думаю о них, – это звёздное небо надо мной… (Замолкает.)
Танюша. Ты что?
Лейтенант. Нет, я подумал – ведь они, наверно, тоже читали этого Кампфа… А я не успел. После войны надо найти и прочитать. Если… если смогу.
Танюша (перевернувшись на спину и выжидательно глядя на него). Так и не поцелуешь?
Лейтенант. Раз поцелуешь, другой поцелуешь, а когда опомнишься – поздно будет.
Танюша. Ну, и пусть будет!
Лейтенант. А потом?
Танюша. Что – потом?
Лейтенант. Сегодня мы с тобой… переночуем, а потом?
Танюша (неуверенно). Жить будем…
Лейтенант. Жить? А я так думаю, что мы сначала воевать будем, а потом жить.
Танюша. Ты так это сказал… Боишься, что нас убьют?
Лейтенант. Нас – не боюсь. А кого-то одного…
Танюша. А ты веришь в это? Вот сейчас, когда мы вдвоём, веришь?
Лейтенант. Нас не спросят, во что мы верим.
Танюша. Ты знаешь, я за всё время убила только одного… Так получилось. Но точно знаю, что убила. И точно я. А он меня, наверно, даже не видел. Я потом ещё думала: ведь он тоже… во что-нибудь верил… писал кому-то… его кто-то ждал… Может быть, он в тот день тоже устал в сапогах… Интересно, какие у них письма? Как у нас или нет? Хотя бы внешне… Слушай, можно я маме про тебя напишу?
Лейтенант. Подожди…
Танюша (поворачиваясь обратно на бок). Чего ждать? Вот убьют меня – будешь знать. Будешь сам маме писать про смерть храбрых.
Лейтенант. Никогда так не говори.
Танюша. Ты что, суеверный?
Лейтенант. Просто не говори, и всё. Нормальный я.
Танюша (помолчав). Так странно…
Лейтенант. Угу… Что «так странно»?
Танюша. Да всё. Вот я думаю всегда об этом немце: «мой первый», «мой»… Как будто о любви. А на самом деле – о смерти. А может, странно – только любовь, а всё остальное, наоборот, не странно… Слушай… (Села.) А вдруг я тебя не люблю?
Лейтенант. Почему?
Танюша. Ну, вот сейчас: я говорю, говорю, всё о себе, и даже не спросила – а как ты?
Лейтенант. Я не помню.
Танюша. Чего?
Лейтенант. Своего первого. Когда убил – думал, всю жизнь буду помнить, а сейчас не помню. Как это думал, помню, а его – нет.
Танюша. Значит, и ты меня не любишь.
Лейтенант. Я – тебя?
Танюша. Раз не помнишь, даже когда сам убил, значит, меня тем более забудешь. А раз забудешь – значит, не любил. (Хочет встать.)
Лейтенант (удерживает её). Подожди! Я никогда тебя не забуду. Напиши маме, что выходишь за меня замуж.
Танюша. Не выхожу.
Лейтенант. Как так? Ты мне письмо написала? – Написала. Самое главное мне рассказала? – Рассказала. На звёзды со мной смотрела?
Танюша. Не смотрела. Не видно сегодня твоих звёзд.
Лейтенант. Сегодня не видно, а облака разойдутся – видно будет. А мои любимые звёзды только в конце месяца будет видно.
Танюша. Почему только в конце?
Лейтенант. Нет, не только в конце, я, наверно, не так выразился. С конца месяца почти год будет видно, в разное время, сначала утром, потом вечером.
Танюша. А сейчас почему не видно?
Лейтенант. Потому что два месяца в году это созвездие появляется на небе позже Солнца.
Танюша. Как интересно! А я этого ничего не знаю… Ты мне покажешь, когда оно появится?
Лейтенант. Покажу. Но тогда ты, как честный человек, должна выйти за меня замуж.
Танюша. Хорошо! Ой, нет! У меня туфель нету…
Лейтенант. Найдём мы тебе туфли! Тоже мне, беда.
Танюша. Не найдём. Тут одни сапоги на всём фронте.
Лейтенант. А мы у тыла попросим.
Танюша. Не попросим. Ты представь: все в сапогах, а я в туфлях. Неудобно.
Лейтенант. Ну, значит, и мы в сапогах будем.
Танюша. Кто же в сапогах замуж выходит?
Лейтенант. Вот ты первая и выйдешь. Это как под огнём: пока один кто-нибудь не встанет, все лежат, а как только один встанет – и все…
Танюша. А ты всё-таки как больше хочешь – в сапогах или…
Лейтенант. Как ты. Я тебя и в сапогах люблю.
Оба заранее смеются.
И без.
Смеются.
Танюша (вдруг с такой грустью, какая бывает только после смеха). Ты мне всё-таки это место покажи, где твои звёзды. А то вдруг я умру и не успею.
Лейтенант. Вон там, у самого горизонта, над ним, на одной линии, чуть под углом, будут три звёздочки. По ним все остальные найдёшь. Орион созвездие называется. О-ри-он. Это древний охотник был, по легенде. Вот тут у него пояс, где три звёздочки, а там, слева, дубинка… выше… ага… а справа щит. Вот такое созвездие.
Танюша. А легенда?
Лейтенант. Я уж точно не помню. Отец в детстве рассказывал. Вроде бы, была одна богиня, и она полюбила этого Ориона. И сама случайно застрелила его. А потом взяла на небо, чтобы всегда помнить.
Танюша. А она долго потом прожила?
Лейтенант. Долго. Боги же бессмертные. Пока в неё верили, всё жила.
Танюша. А звёзды тоже бессмертные?
Лейтенант. Нет, звёзды умирают.
Танюша. А как они умирают?
Лейтенант. Взрываются. Как при прямом попадании.
Танюша. Как ты думаешь, это очень больно?
Лейтенант. Я думаю, нет: не успеешь почувствовать. Только вспышка.
Танюша. И с Земли её видно?
Лейтенант. Бывает, что видно.
Танюша. И когда Орион умрёт, мы увидим?
Лейтенант. Увидим. Только не сразу.
Танюша. Почему?
Лейтенант. Очень далеко. То ли пятьсот, то ли полторы тысячи световых лет.
Танюша. То есть, от него свет идёт к нам полторы тысячи лет? И мы сейчас видим, каким он был полторы тысячи лет назад?
Лейтенант. Не совсем. На самом деле световой год – это не сколько времени свет идёт, а какое расстояние он проходит за год. Там миллионы километров. Хотя мне тоже нравится думать, что это время. Если это полторы тысячи лет назад, значит, нас ещё нет, а мы его видим. А какой он сейчас, люди узнают через полторы тысячи лет. Нас не будет, а кто-то увидит его таким, как он был при нас.
Танюша. Наверное, тогда мы для них будем как какая-нибудь Троянская война…
Лейтенант. Может, вообще никто не будет знать, что такое война.
Танюша. Ну, и хорошо.
Лейтенант. А может, люди полторы тысячи лет назад думали, что те, кто живут сейчас, не будут знать…
Танюша. А ты знаешь, я всё-таки умру. Я сейчас поняла. И не важно, что я узнала про звёзды. И не важно, что мы поженимся. Никого это не спасёт.
Лейтенант. Отставить. Я тебя с таким настроением в тыл отправлю. Будешь там всю жизнь ходить в туфлях.
Танюша. Всё равно умру. По дороге могут поезд разбомбить или машину обстрелять.
Лейтенант. Я тебя самолётом отправлю.
Танюша. Самолёт могут сбить.
Лейтенант. Могут, могут… Я здесь тоже могу умереть. Просто от тоски. Потому что буду всё время о тебе думать.
Танюша. Даже полторы тысячи лет?
Лейтенант. Даже две.
Танюша. Представляешь, ты будешь обо мне думать, а я умру уже? Даже если все люди на земле будут обо мне думать…
Лейтенант. Вот женюсь на тебе – ни минутки не дам этой философией заниматься… Слышишь, как тихо? Все спят. Немцы спят. И ты спи, а я буду сидеть. Спят же они тоже когда-нибудь…
Танюша. А вдруг нет?
Лейтенант. А что они делают?
Танюша. Тоже разговаривают.
Лейтенант. Им там не с кем разговаривать, у них нет женщин.
Танюша. Сами с собой.
Лейтенант. Ну, пусть они сами с собой разговаривают. А ты спи. Спи, а то потом не дам.
Танюша. А что ты сделаешь?
Лейтенант. Завтра узнаешь. Завтра узнаем с тобой, как всё оформить…
Танюша. А уже завтра.
Лейтенант понимает, что, когда он её обнимал, она смотрела на его часы.
Уже восемь минут как завтра… девять. Значит, я уже девять минут твоя жена?
Лейтенант. Моя жена… (Опрокидывает её на землю, прижимает, целует, между поцелуями шепчет.) Моя жена… Как я хотел этого… Как я долго… Полторы тысячи… пасмурных лет… (Целует, забывая обо всём.)
Танюша. Подожди… Скажи… какая вторая вещь…
Лейтенант. Какая… вторая… вещь?
Танюша. Ну… звёздное небо и…
Лейтенант. Звёздное небо… и…
Вдруг наш передний край освещается неестественно-белым.
Ракета! Сейчас начнётся… Прыгай в окоп!
Танюша. Родной…
Лейтенант. Прыгай!!
Танюша. Подожди…
Лейтенант. Прыгай!!! (Сталкивает её в окоп.)
Оглушительный разрыв. Полная тьма.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
В тех же местах, спустя три земных года. Утро.
Голос Танюши. Подожди…
Голос актёра. Таня! Задушишь!
Обрывистый берег над рекой. На полянке в глубине несколько актёров и актрис разбирают полуимпровизированные декорации, готовятся к отъезду. На самом берегу в обнимку Тихонова и один из актёров. Тихонова только что проснулась.
Актёр. Что-то приснилось?
Тихонова. Так… начало войны. Я ведь в этих местах начинала… Тут недалеко у нас НП был… Хочешь покажу?
Актёр. Потом. (Помолчав.) Бой приснился?
Тихонова (отстраняясь). Наоборот, затишье… Первая любовь.
Актёр (шутливо). Так-так-так… А я думал, я у тебя первый?
Тихонова (устало). Ты говорил, это не важно.
Актёр. Ладно, действительно, не важно. Вообще, я понял, что есть две вещи, в которых лучше быть последним, чем первым.
Тихонова. Это какие?
Актёр. Любовь и война. То есть, смерть.
Тихонова. Это ты здесь понял?
Актёр. Ага. Вчера хотел сказать – к слову не приходилось.
Тихонова. Про туфли скажи, не забудь.
Актёр. Скажу.
Пауза.
Декорации, конечно, тут… Только «Грозу» ставить! Послушай, я тебе напишу – только напомни – напишу адрес, а самое главное – телефон. Будешь в Москве – звони, сделаю контрамарку.
Тихонова. Спасибо. Мне пока в другую сторону.
Актёр. Звучит, как будто я тебя бросаю.
Тихонова. Почему? Вы сделали свою работу – приехали, погостили, показали спектакль… подняли, как говорится, боевой дух… А потом нам будет не до спектаклей, мы будем наступать, и это тоже наша работа.
Актёр. Скажи мне что-нибудь.
Тихонова. Что?
Актёр. Что хочешь. На прощание. Тебе лучше знать, раз я у тебя не первый.
Тихонова. Не прибедняйся. У самого, поди, везде, где выступаешь, по одной. А то и не по одной.
Актёр. Посчитать хочешь?
Тихонова. Не хочу.
Актёр. Я вот не понимаю, раз я такой аморальный, ты зачем со мной…
Тихонова. Не твоё дело!
Актёр. Минуточку! Как это не моё?
Тихонова (скомканно). Ты мне напомнил…
Актёр. Первую любовь?
Тихонова. Нет. На него ты совсем не похож. Одного студийца, добровольца…
Актёр. Второго, что ли?
Тихонова. При чём тут это?
Актёр. Ну, я пошутил. Не обижайся.
Тихонова. Проехали. (Подумав.) Слушай, давай всё-таки контрамарку.
Актёр. Другой разговор!
Тихонова. У вас есть такой спектакль, где звёздное небо?
Актёр. Звёздное небо?
Тихонова. Ну, да. Занавес чтобы весь в звёздах.
Актёр. Занавес… нет… не знаю, не помню, нет, наверное… Как называется?
Тихонова. По названию я бы и без тебя нашла. Ладно. Комедии у вас идут? Какая у вас самая лучшая комедия, в которой все хотят играть?
Актёр. У нас много комедий… особенно раньше было…
Тихонова. Хорошо. «Гамлет» хотя бы идёт?
Актёр. Хотя бы?
Отдалённая стрельба.
Атака?
Тихонова. Беспокоящий огонь. По соседям.
Актёр. Действительно, беспокоящий.
Тихонова. Осторожно (актёр вздрагивает) обратно едьте. С сорок первого мины лежат.
Актёр. И всё?
Тихонова. А что ещё? Из окружения будут выходить – чтобы не напоролись на вас. Но тут уж, так сказать…
Актёр. Ты ничего не хочешь сказать лично мне?
Тихонова. То же самое – будь осторожен. Ус…
Актёр. Нет, не то!
Тихонова. Успехов на сцене.
Актёр. Не то! Тому студийцу ты сказала бы «успехов на сцене»? Своему первому сказала бы «будь осторожен»?
Тихонова. А ты сказал бы – человеку, которому завтра вести людей в бой? Человеку, который…
Актёр. Ладно! Всё понятно: он герой, а я трус, крыса тыловая – так же вы нас называете? Он бои вёл, а я по сцене скакал! Он в земле лежит, а я… Только ты не подумала, что и он сейчас, если бы жив был, другим мог бы стать, и я тогда, в его время, другим мог быть… И могло бы тебе теперь быть с ним плохо, а со мной хорошо! И тогда бы могло быть с ним плохо, а ты просто не знаешь, придумываешь себе…
Тихонова. Замолчи!
Актёр. Вот такие всегда ни себе, ни людям. Сколько времени он не живёт, а тебя держит!
Тихонова. Прекрати! Ты не смеешь… ты не знаешь его, чтобы о нём говорить!
Актёр. А ты знаешь?
Тихонова. Да! Да, я знаю о нём самое главное!
Актёр. О! Интересно, что?
Тихонова. Знаю, что я его полюбила, и полюбила здесь, таким, каким он был, в этих болотах, в грязи, в крови, в чём угодно… Потому что он был самый лучший и самый чистый! А тебя – ещё неизвестно, можно ли полюбить вот таким… И вчера – вчера, ты думаешь, я тебя полюбила? Ты приехал весь чистенький, гладенький… Да я тебя ненавидела! Потом, случайно – одна-две похожие интонации, один-два жеста… Не на него похожие! На того, другого актёра! На настоящего героя, который не носил плаща и шпаги, а носил шинель не по росту, потому что подогнать было некогда, и автомат этот проклятый, трофейный, вдвоём не поднимешь… А ещё бежать надо, и стрелять, и по тебе в это время лупят… И он отдал потом свой автомат мальчишке из пополнения… Потому что выкашивало каждый день, и пополнения этого ждали, как не знаю чего… А он отдал и остался с одним пистолетом, и тот заедало, заклинивало, а винтовок не было, наперечёт все…
Актёр встал, ходит по берегу.
Не маячь! Не маячь, говорю! Сядь!
Актёр садится.
Ты думаешь, он играл хуже тебя? Лучше! Только он пришёл сюда, он не думал, что ему надо выжить, и другим не показывал, что они должны его беречь для его гениальных ролей… И погиб, заслоняя другого! И уже никогда… (Зарыдала.)
Актёры, разбирающие декорации, остановились, прислушались и поспешили опять приняться за своё дело.
А ты!!! Ты держал что-нибудь тяжелее картонной шпаги? Ты умираешь на сцене и думаешь, как трагично тебе удаётся закатывать глаза, как ты красиво прижимаешь руку к сердцу, которое бьётся не чаще и не реже, чем обычно, как мелодично ты читаешь эти длинные монологи, которые ты повторяешь каждый день, и пропускаешь, и путаешь слова, потому что уже сам не слышишь, что говоришь…
Актёр целует её.
(Вырвавшись.) Даже это! Какой дешёвый приём! А вчера – эти дешёвые фразы, эти занюханные комплименты, эти… эти… это всё, всё…
Актёр (сделав движение к ней, но остановившись). Ну, послушай, я… Послушай, я не виноват, что в меня уже вросли эти штампы… Я… То есть, я виноват, конечно… Подожди! Не уходи меня… не уходи от меня! Я люблю тебя!
Тихонова (ударяет его по лицу). Не смей! Не смей говорить эти слова… этими губами… Не смей трогать…
Актёр (хватает её). Смею! Люблю! Смею! Я ничем не хуже других! Я не хуже от того, что встретил тебя позже!
Тихонова вдруг выхватывает пистолет и стреляет в воздух. Все актёры замирают.
Голос за сценой. Тихонова! Полегче там! Всех фрицев распугаешь, а у нас с ними свои счёты!
Тихонова бросает пистолет. Актёры, заканчивая, постепенно расходятся.
Актёр. Значит, твоя фамилия Тихонова?
Тихонова. Да.
Актёр. А ты, оказывается, вон какая…
Тихонова. Сильно испугался?
Актёр. Не ожидал.
Тихонова. Я вообще-то по штатским не стреляю…
Актёр. Как ты будешь после войны?
Тихонова. Буду в туфлях ходить…
Актёр. Туфли же! Я сейчас!
Вскакивает, подбегает к одной из актрис, торопливо ей что-то объясняет, о чём-то просит; она отвечает сначала недовольно, потом, передумав, рукой подзывает Тихонову и уводит её с собой. Актёр остаётся, с ним ещё один.
Второй актёр. Лихо она с тобой. Я бы бабе не позволил, будь она хоть… командарм…
Первый актёр. Я бы другой тоже не позволил. Эту саму жалко. Убивать научилась раньше, чем целоваться. А я просился, просился на фронт, три раза сказали «не годен», а на четвёртый – «ещё раз придёшь – в штрафбат пошлём».
Второй. Так скажи ей.
Первый. Да как-то к слову не приходится. Вот возьму и останусь, не поеду с вами. Пусть пишут добровольцем.
Второй. Перед ней хорохоришься?
Первый. Доказать хочу, что не трус.
Второй. Себе докажи. (Отходит, потом исчезает.)
Актриса (возвращаясь с Тихоновой, разутой, непривычно несущей в руке белые туфли, ещё издалека кричит актёру). Ты представляешь, тоже малы! (Тихоновой.) Вот видите, как усохли. Всё берегла, берегла, а ума нет, что они усыхают. И сюда взяла, не померила, думала на спектакль надеть, да куда там… Если даже на вас… Но вы-то ещё, может, разносите… (Актёру, подойдя.) Ты остаёшься? Все уже погрузились.
Актёр. Я сейчас. Я догоню. (Убегает. За сценой.) Ребят, где командир?
Актриса (Тихоновой). Вы уж на него не кидайтесь… с пистолетом-то. Парень хороший. Лучше, чем кажется. Я его давно знаю, поверьте. Ещё студентом помню.
Тихонова. Да мне всё равно. Я не спорю. Просто как-то по-другому себе это всё представляла…
Актриса. А себя всегда так представляли?
Тихонова. Ваша правда. Между мной, той, которой сейчас, и которой тогда, столько всего… Как будто полторы тысячи световых лет. Хотя в них измеряется не время, а расстояние.
Актриса. Только мёртвые не меняются. Мой муж тоже остался таким для меня, каким я его проводила в сорок первом. Погиб нелепо. Написали, конечно, что смертью храбрых, а я знаю – друзья рассказали потом, – от своего недолёта…
Тихонова. А мой от них. Прямое попадание. Что собрали – в платок носовой уместилось. Я платок ему вышила, в гимнастёрке носила, подарить не решалась… А в тот день постирала гимнастёрку – и платок с ней. Забыла. Привыкла. Он сердился, что в мокром хожу, а когда её сушить? Что босиком, тоже сердился. Думал, заболею. А мне – хоть бы что. Вы, может, туфли-то заберёте?
Актриса. Да куда мне их? Пусть уж у вас будут.
Тихонова. Спасибо.
Актриса. На здоровье. (Обнимает её.)
Тихонова. Спасибо.
Актриса, покивав и не решившись перекрестить Тихонову на прощание, уходит. И уже опустевшую поляну озаряет беззвучная вспышка. Дым, или облака, или туман. На авансцене лейтенант. К нему подходит Танюша, как была – без сапог, без пистолета, с туфлями в руке.
Танюша. Товарищ лейтенант! А я к вам пришла.
Звук разрыва, далеко-далеко – может быть, за полторы тысячи световых лет.
Июнь 2016