Когда я,

Инна Люлько
доверясь своей душе, и поборов смущение, позволяю себе взлететь, то внизу начинает происходить столько всего!

      ...Я рею на высоте птичьего полёта, и увлечённый мной шарф с нарисованными дельфинами треплется за спиной.

      - Мама, смотри! - восторженно вопят дети, - бабушка летает! -

      Мамы, быстро прикинув мой возраст, думают:

      - Не бабушка, - тётенька... А впрочем... Пусть бабушка...-
   
      И оба поколения безусловно правы по-своему.

      - Что это у неё там за спиной? - вопрошают граждане, которые любят ясность во всём.

      - Это знамя! - говорят бледные от волнения ясноглазые юноши.

      - Это знамение! - не дослышав вопроса, поправляют выходящие из соседнего храма благостные пенсионерки с авоськами.

      - Это змеение! - тихо злится облечённый мелкой властью представитель неанатомических органов.
      Он старается скрыть от окружающих своё зудящее 
желание выхватить из штанов пистолет и открыть огонь на поражение по какой-то дуре, нарушающей общественный порядок.

      Мимо толпы быстро проходит пара. Возможно, супружеская. Рука женщины, по-хозяйски лежащая на локте мужчины, твёрдо влечёт спутника к горизонту улицы.
      Мужчина на миг оборачивается и говорит мне глазами:

      - А я - уже не могу...-


      - Зачем ей это нужно? - задумчиво смотрят на меня одарённые способностью мыслить философски...

                *

      - Да, действительно, - думаю я, - зачем мне это нужно? -
 
      Но мой вопрос сиротливо висит рядом со мной, тщетно ожидая ответа.

                *

      Когда на людей смотришь сверху, их лица, обращённые к тебе, оказываются самой выдающейся частью тела. А то, что обычно выдаётся ниже, кажется отсюда таким незначительным!
      Орудия сексуальных битв не способны стрелять в небо, и с деланной скромностью дожидаются в тени возврата на свои позиции.

      Вонь от выхлопных газов пытается подняться сюда, но рассеивается по пути, и я ехидно смеюсь над ней.
      Однако сверкающие красавцы, изрыгающие её, пренебрегают моим жалким торжеством: недостаточно оплачиваемые учёные до сих пор не изобрели для людей способа питаться солнечной энергией, и скоро мне захочется жареной картошки. Или маминых блинчиков с мясом. А потом в сортир.
      И я-таки спущусь как миленькая.
      Да, как миленькая культурненькая гражданочка....
      А фотомодельно прекрасные автомобили, эти гончие псы хозяев жизни, хищно растекаются по руслам улиц, с треском переламывая хребты то здесь, то там вылупившимся конкурентам:

      - Эти сопляки, эти железные херувимчики, выродки тошнотворной святоши-экологии. от рождения не способные наслаждаться вкусом бензина, - заправляются всякой дрянью! Электричеством, водой, воздухом. Энтузиазмом... Мечтами! Тьфу!!.. И если их не придушить в колыбели, мафии бензинового клана останется один прямой путь - под пресс и на переплавку! А у его боссов иссякнет золотой поток...-

                *

      Из подъехавшей машины вышел прилично одетый человек с папочкой в сопровождении двух атлетов с чёрными очками на окаменелых лицах.
      Он подошёл к уже поредевшей толпе и обратился ко мне с плохо подготовленной речью:

      - Э-э-э... уважаемая... как, то бишь, вас по имени-отчеству...-

      Я отвернулась. Мне не хотелось с ним знакомиться.

      - Я из службы психологической помощи, - продолжал незваный парламентёр.

      - Слава богу, не психиатрической, - отметила я.

      -Меня зовут Константин Вячеславович! -

      - Можно, я буду звать вас Костиком? - отозвалась я, - отчество у вас - язык сломаешь. -

      - Конечно, конечно! - обрадованно закивал он головой. - Сразу видно, что имеешь дело с адекватным человеком! -

      Я вспомнила басню Крылова, про ворону с сыром.

      - Простите, уважаемая, могу ли я узнать, что вы там делаете? - надсаживался от любезности Костик.

      - Тебе не понять, - тихо ответила я.

      Тут в разговор вмешался какой-то мужчина. Из кармана пальто у него торчало горлышко бутылки. Он давно уже следил за моими движениями сочувственно-одобрительным взглядом, и теперь придвинулся к психологу, обдавая его приятным запахом коньяка.

      - А в чём, собственно, дело? - стараясь придать голосу твёрдость, спросил он у Костика. - Вот я, представитель администрации, хочу предложить даме стать штатным артистом нашего цирка! А что имеете предложить вы? -

      - Отойдите, - сухо сказал Костик, - не мешайте работать. Тут и без ваших предложений настоящий цирк. -

      Неподалеку от психолога нервно ошивался настучавший на меня мент.
      Мне было по-человечески жалко его: трудный был у него хлеб.

      - Не могли бы вы спуститься для беседы вниз, к нам? - не унимался настойчивый специалист.

      Мне хотелось показать ему фак. Но если бы я это сделала, то грохнулась бы со своей высоты с позором, и под сожаление всех парящих со мной пернатых.

      - Шёл бы ты домой, Костик, - по-матерински сказала я.

      - Не могу: работа. - объяснил он. - Стаж, там. Зарплата. -

      - Я тоже не могу. У тебя - работа, а у меня - устремление души.
      Да и что ты ко мне прицепился? Вон сколько тут и без меня летает всяких. Ты же не зовёшь их спуститься вниз, чтобы зачем-то беседовать с тобой? Что за вмешательство в личную жизнь? -
 
      И тут Костик обречённо тряхнул своей папочкой и молвил: - Ну, ладно. Ну, хорошо. Но смените хотя бы юбку на брюки. Или на спортивные трико, что ли. А то неудобно как-то. Люди смотрят...-

      Я растерянно посмотрела на свой развевающийся подол, потом на примолкнувших людей внизу. И смутилась. Всё-таки психолог был профессионалом...

      Придерживая юбку руками, я спустилась на землю.

      Какой-то двухметровый тинейджер с голубым ирокезом восторженно выпалил:

      - Ну ты, тётка, крутая! Просто супер! -

      - Фильтруй базар, пипетка, - огрызнулась я, - чиксе своей тыкай! -

      Тинейджер выронил изо рта жвачку и с детской растерянностью заморгав, заулыбался:
 
      - Во даёт...-

      Я подошла к Костику и спросила: - Подвезёте? Здесь недалеко. -
 
      Он открыл мне переднюю дверь.

      ...Ехать и вправду было недалеко. На соседнюю улицу.

      Неожиданный финал полёта как-то опустошил меня, - я ослабла душой. И мне хотелось просто поскорей уйти от взглядов.

      ...Я молча и печально любила всех. Костика. Мента. Циркача. Ребёнка-акселерата. Мальцов с вытаращенными глазами. И их мам, абсолютно не подозревающих, что бабушками их назовут всего через каких-нибудь двадцать лет...

      Машина остановилась.

      Уходя, я оглянулась. Костик провожал меня взглядом, прямым и спокойным, и я порадовалась: он не жалел меня, как больную или слабоумную.

                * 

      Я сейчас вернусь домой. Выключу телефоны. Посплю. Дам душе отдохнуть...

      Любимое моё человечество! Я ещё полетаю, полетаю!

      И расскажу тебе ещё много интересного, что видно мне с высоты!..