Не помню причину- то ли просто ей надоело, то ли плохо себя почувствовала, но жена в этот раз отказала:
- Иди в парикмахерскую. Борода и шевелюра отрасли как у Тургенева. Стричь тебя больше не буду. не хочу испортить красоту Тургеневскую.
Парикмахерша вся из себя: лапушисто-бедренная; пятки - яблочки на каблуках; клипсы - что колокола церквушки в моей дачной деревне; тугой помидорчик губ утыкан шпильками; глаза крыжовенные с холодным сквознячком. Руки, как крылья белой курицы хлопочут над огромным гнездом из сложного переплетения локонов, прядей, завитушек.
Я озадачился сложным устройством этого сооружения и слишком близко подошел. Парикмахерша оглянулась и процедила сквозь сжатые зубы:
- Вам чё? Модельную?
- Нет. Мне простую. Под Тургенева. Говорят, я похож на него.
- Чё? Это из какого блокбастера? Не помню.
- "Муму" Читали?
Она вынула шпильки из зубов и насмешливо даже как то презрительно спросила:
- Это что ли про коров? Нашли, что читать! - и отвернулась. ..
Приехав на дачу, пряча под соломеной шляпой от солнца мою необузданную шевелюру, и вспомнив мое разочарование в "лапушисто-бедренной" парикмахерше, жена расхохоталась и вдруг предложила:
- Давай попросим тебя постричь Лизаньку- дочку местного тракториста, соседа через два дома. Мне её мать сказала, что ещё в прошлом году Лиза постулила на парикмахрские курсы, чтобы в этом году после окончания школы в институт не поступать, а подзаработать и съездить на море в Турцию.
Лиза пришла вечером. Войдя в дом, она остановилась у двери и долго рассматривала меня. Её губы шевелились, выражая то любопытство, то усмешку, то досаду, но молча.Такую её я видал как-то раз, придя за козьим молоком. Тогда она раскрашивала зайца и белку на собачьей конуре и ... матюкалась, обращаясь к собственной персоне. Я затаился за кустом сирени. И как она только себя не ругала и не обзывала?! Странно - слова грубые, нецензурные а звучали нежно и ласково как взмахи и поглаживания кисти. Потом я не раз слышал аж через два огорода, как Лизанька обменивалась матюками со всей своей семьёй - от отца до пятилетнего племянника, как она так раззадоривала себя , когда топору не поддавалось сучковатое полено, когда надо было подоить строптивую козу или завести не менее строптивые мотоцикл или бензокосилку.
Вот и сейчас Лизанька готовилась к атаке. Не зря мы с женой её, её мать и старшую сестру прозвали Амазонками. Ладно скроенные, грациозные, налитые силой и ловкой подвижностью их фигуры вызывали наше изумление и мы оправдывали свое несоответствие рассуждениями о тлетворном влиянии на организм гордской интеллегентной жизни, и более того -просто интеллекта.
- Так какую стрижку вы предпочитаете? - спросила Лиза почему-то не меня, а мою жену, будто разглядела в моих кудрях следы от ее маникюрных ножниц .Татьяна смутилась, захлопнула книжку и, как бы извиняясь, боясь нечаянно обидеть мастера, сказала:
- Муж так оброс, но как ни странно, это ему идет.Мне кажется он стал похож на одного очень известного русского писателя девятнадцатого века. Не знаю, проходят ли его в нынешней школе. Это Тургенев. Ты знаешь?
Лиза утвердительно кивнула.
- Ты видела хоть один его портрет? - еще настороженней спросила жена.
- А на картине какого художника или фотке и какого времени вам больше всего нравится Иван Сергеевич? Ильи Репина, Эрнеста Липгарта , Харламова, Рундальцева.....?
Слезы градом потекли из глаз жены на обложку "Дворянского гнезда" в ее руках....
***
.