Часть третья. На земле.
Тут Иван Игнатьевич выступил с предложением поменять
«Шампанское» на более крепкие напитки.
Согласен – сказал я, - как говорит один мой знакомый:
«от «Шампанского» только сырость в животе».
- Мне тоже знаком этот «знакомый». Его «коронный номер»
в подпитии: «Ваня отдай мне Надю».
Оба засмеялись.
- Ладно тебе, он хороший человек, – улыбнулась Надежда
Гавриловна. Муж долил ей «Шампанского».
- Ты попробуй омуля. – Предложил он мне:
- Тебе чего водки, или коньяка?
- Тогда водки, – я зацепил вилкой хороший кусок рыбы.
- Она с душком. Ты не обращай внимания, это такой посол.
- Давайте ещё раз выпьем за всё сказанное. Главное правильно
и от души.
Слабо посоленный омуль действительно слегка потягивал
несвежестью, но это не мешало ему таять во рту, и даже
придавало некоторую пикантность, в сочетании с холодным
варёным картофелем.
Надежда Гавриловна пригубила из бокала:
- А чего ты не пригласил Сашу?
- Я пригласил, но у него какое-то важное дело. Но, уверен,
ещё появится. Вот увидишь. … Давай, Костя, теперь выпьем
коньячку, и пока гренки не остыли, с икорочкой.
Да ты не размазывай, полную ложку зачерпни и положи на гренку,
а сверху маленький кусочек лимона. Икру надо съесть, а
то испортится.
- Откуда такое богатство, - поинтересовался я.
- Александр Васильевич привёз с Колымы. Ездили с ребятами
на рыбалку. Ещё нельму огромную, башка, как у телёнка.
Надя уху сварила, попробуешь сейчас. … Давайте выпьем
за друзей!
Пока Иван Игнатьевич говорил о том, как хорошо, что
на свете есть друзья, и как плохо было бы без них,
икра текла у меня по руке за манжет белоснежной рубашки,
скапливаясь на локте у сустава. Я молчал, не желая
с одной стороны, прерывать тост, а с другой боясь, что
вся ложка окажется у меня в рукаве. Мне было жаль рубашку.
Наконец Юбиляр заметил это и, не прерывая речь, вставил:
- Да сунь ты его в рот!
Нежная слегка солёная икра в сочетании с ещё тёплой гренкой
и ароматом лимона сменила душистое послевкусие коньяка.
Захотелось повторить. Мы встретились взглядами.
Иван Игнатьевич наполнил рюмки, а я приготовил тосты.
На этот раз, подержав коньяк во рту, чтобы все частицы тела
наполнились его ароматом, проглотил, и тут же положил в рот
икру с невидимым кусочком жареного хлеба.
О! Непередаваемо! Как бы я не был красноречив, всё это будет
жалкий лепет.
Но тут вошла Надежда Гавриловна:
- Э-э! Вы не частите, обед только начинается.
В руках у неё была большая расписная фаянсовая супница,
из-под крышки которой струился аромат ухи…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - -
Самолёт коснулся заснеженной земли и плавно покатил
по укатанной полосе. Надежда Гавриловна махала рукой
в иллюминатор. Её встречал муж.
Константин спустился по трапу самостоятельно, держа
в одной руке свою сумку, в другой саквояж Надежды Гавриловны.
Его сильно клонило вправо. Пытаясь выровнять положение,
он переусердствовал и его швырнуло влево, прямо в объятья
Надежды Гавриловны.
- Кто это? – удивился Иван Игнатьевич.
- Это мой новый паж, - пояснила Надежда Гавриловна.
- Почему ты выбрала такого неустойчивого?
- Заодно и твой подчинённый. Прошу тебя, не брани его, он
только жертва, - продолжила она.
Иван Игнатьевич попытался принять у Константина
саквояж супруги, но тот отстранил его попытку гордым:
- Я сам! – и тут же задал вопрос:
- А где марк, - на полуслове он икнул, отчего продолжение
получилось, как: - шнейдер? Мне это интересно знать! -
продолжил он холодным тоном, глядя Ивану Игнатьевичу
прямо в глаза вопросительно проницательным взглядом,
отчего последнему стало не по себе, будто это он виноват
в пропаже неизвестного Марка Шнейдера, и добавил:
- Я друзей не бросаю!
- О ком это он?
В это время появился маркшейдер и радостно прокричал вместо приветствия:
- Ваня, подари мне Надежду!
- Во! … И я рад тебя видеть, – спокойно сказал Иван Игнатьевич.
Они пожали руки.
- Как это тебя такого в самолёт пустили?
- Молодым везде у нас дорога, старикам всегда у нас почёт,
а я подхожу и под ту, и под другую категории. Правильно я
говорю, инженер?
- Абсолютно! – согласился Костя.
- Ты зачем его так накачал? Забыл основное правило:
«Никому не наливать, никого не принуждать»? А сейчас
зима.
- Я-то помню, но он-то этого не знал! – оправдывался Александр
Васильевич.
- Вот и потащишь его на себе.
- Я сам! – выкликнул Костя, не выпуская из рук сумку и саквояж.
- Он другие слова знает? – засмеялся Иван Игнатьевич.
- Знаю … много. У меня диплом инженера! Сейчас покажу! -
Костя сделал движение к сумке.
- Не надо, не надо! Я верю, – остановил его главный инженер,
беспокоясь, что официальное знакомство произойдёт
в столь не подходящей обстановке.
Неожиданно Костя выпрямился, принял позу и сразу стал
похож на гуся. Каждый раз, когда он был в таком состоянии,
а был он в нём второй раз, (первый, когда получил диплом),
ему казалось, что он рождён для великих свершений.
Он выпрямился и громко сказал: «Не надо смеяться. Завтра
я выйду на работу, и тогда посмотрим, кто будет смеяться,
а кто плакать!»
Тут уже никто не мог удержаться от смеха. Смеялись и другие
пассажиры, ожидающие свой багаж. Наконец и Костя понял
глупость своего высказывания и залился безудержным смехом,
перешедшим в икоту, что вызвало всеобщее ликование.
Наконец он справился со своим недомоганием и громко сказал:
- Вот такой я … грозный!
Это вызвало бурный восторг, и, как ни странно, уважение.
- Что-то наш Грозный легко одет. Он не спутал рейс? Может
у него билет до Сочи? – высказал предположение Иван Игнатьевич.
- Надо бы его прикрыть чем-нибудь.
- Сейчас я что-нибудь найду ему у мотористов. У меня здесь
много знакомых, - сказал Александр Васильевич.
Мороз был градусов тридцать- тридцать пять, к счастью,
без ветра.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Продолжение следует