Амурская сага. Гл. 5. Часть 2. Прасковья мученица

Александр Ведров
ГЛАВА 5. УНЕСЕННЫЕ БУРЕЙ.

А что, если наша Земля
 это Ад для какой-то другой планеты?
Хаксли

С Прасковьей-мученицей было не легче. Едва утром она подоила корову, как к дому подъехал грузовичок, из него вышли два милиционера и дали ей два часа на сборы для высылки из деревни. С ними заявился новый «хозяин дома», тот самый сельский активист, что настрочил донос на Давыда Васильевича. Он развалился по-хозяйски на кровати, следил, чтобы основательница домашнего очага не прихватила с собой чего лишнего из конфискованного имущества, принадлежащего теперь ему. Не зря же активист корпел народным заседателем на показательном суде, обличая «подкулачника» во вредительстве?

Что могла растерявшаяся старушка, то и собрала. Сунула в заветный сундучок, доставшийся от матери и служивший ей долгие годы, подушку, одеяло, пару белья и заготовленный посмертный наряд, решив, что на высылке без него не обойтись. В сумочку отдельно сложила буханку хлеба и десяток помидор. Подошли два стражника, один из них подхватил сундук, ее саму затолкали в кузов полуторки и под плач соседок больную старую женщину, мать девятерых детей, повезли из села родного на далекую чужбину. В машине ей стало плохо, начались припадки, но шофер дал газу, а там разбери, отчего трясет арестантку да подбрасывает на ухабах по дну кузова.

Очнулась Прасковья в товарном вагоне, куда ее в бессознательном состоянии сгрузили милиционеры, передав по этапу дорожным конвоирам. Рядом стоял неразлучный сундучок и походная сумка с раздавленными помидорами. Кругом незнакомые люди. Сердобольные  женщины с горечью смотрели на беспомощную старушку, отправленную в северную мерзлоту. Такую узницу им еще не приходилось видеть.

Весь день в товарняк свозили с района горемык с приклеенным к ним ярлыком – Ч.С.В.Н., членов семей врагов народа. Под вечер отряды с синими околышками на фуражках набили живого груза Ч.С.В.Н. в семьдесят два вагона, так что паровозу тянуть было не под силу. Потащили тяжелый состав двойной паровозной тягой. Сколько же врагов оказалось у народа на тот день только с одного района! И как только несчастному народу удавалось выживать  до революции в сплошном вражеском окружении? Это, конечно, царская промашка. Плохо царь выявлял врагов народа. Опять  революции хлопоты на исправление дел.
***
Ехали ден пять. Питались тем, что успели захватить  при  скорых сборах. Кто-то рассчитывал на государственный дорожный паек, ведь на все про все не напасешься, но такие просчитались. Остановились ночью на станции Большой Невер, поезд загнали в тупик, а рано утром, пока станция не проснулась, началась погрузка из вагонов сразу  на подъезжавшие к ним машины, которых была не одна сотня. Какая организованность в условиях северных широт! Еще и конспирация. Длинная колонна машин тронулась по Якутскому тракту на золотые прииски.

Среди спецпереселенцев, так их теперь стали называть – да хоть как называй, хрен редьки не слаще – мужчин было мало, они больше специализировались по лагерям да тюрьмам, а преобладали женщины и дети, которых некуда было деть. Вот и везли их на высылку вместе с взрослыми. Крепкую закалку получали детишки, если выживали. Из докладной записки наркома внутренних дел Г. Ягоды от 26.10.1931: «В числе умерших особенно много детей младших групп».  В 1939 году Л. Берия сообщал В. Молотову о четырех с половиной тысячах пятистах детей ясельного возраста, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях. Имелось также  пятьдесят колоний для несовершеннолетних детей репрессированных родителей. Тоже забота о детстве.

 Охрану военные служаки передали милиционерам, отсюда далеко не убежишь. Ехали на большой скорости и почти без остановок, многих укачивало, дети сильно страдали, взрослые не показывали вида, все равно бесполезно. Вечером другого дня колонна подошла к поселку Джелтулак, где ее снова встретили службисты Г.П.У., относившиеся к несчастным людям как к преступникам, враждебно. В этих местах в конце девятнадцатого века был основан прииск Василевский, при котором вырос небольшой поселок Стрелка. Позднее старатель Соловьев в девяти километрах от Стрелки на реке Джалинда, что у коренных жителей означало  "каменистое дно с валунами", разбил прииск Соловьевский, ставший весьма перспективным. В советское время Стрелка вошла в состав Соловьевского сельсовета.

Прасковья была распределена на прииск «Стрелка», куда привезли пятнадцать семей, и почти все с одной деревни, с той же Среднебелой. Никуда от нее, да оно и лучше, как-то ближе к родным местам. Какую рабочую должность могла исполнять Прасковья, больная и старая, мало бы кто подсказал. Кроме как для роли пациентки, не годилась ни на что, а тут как раз объявились опекуны.

 Среди сосланных на «Стрелке» оказалась семья Закитных с Дуняшей, Прасковьиной племянницей, во главе. Дуня была дочерью младшего брата Прасковьи, Ивана, того мальца, которому злой мачехой разрешалось ехать на телеге переселенческого обоза. Племянница вышла замуж за Архипа Закитного, взятого по политике, а ее вместе с четырьмя  взрослыми дочерями, как Ч.С.В.Н., выслали куда подальше. Младшую дочь Надю Дуня поставила присматривать за больной теткой, а заодно готовить пищу на бригаду.

Золотодобытчиц поместили в старых деревянных бараках, где раньше содержались заключенные. Нары были общими, без всяких перегородок, посреди барака стояла бочка, приспособленная для отопления. Разбитые окна, грязь и вездесущие клопы. Приводить заброшенное жилье в какой-то порядок им предстояло самостоятельно. Женщин и девушек распределили в старательские бригады, выдали хлебные карточки. Детей и нетрудоспособных тоже не забыли, выдавая по четыреста граммов черного хлеба и без всякого варева, но разрешался сбор подножного корма,   таежных грибов и ягод, пока они были.  И на том спасибо.

Женщины-старатели мыли золото в бутарах, кои делали из теса в виде длинных корыт, дно которых выстилали суконными ковриками, а сверху накрывали железными решетами для приема золотоносной породы. Породу промывали водой из шланга, один конец которого опускался в ручей, а вода подавалась насосом, работавшим без всякого электричества. И зачем оно было нужно, электричество, если воду качали четыре женщины фигурами покрепче, попарно стоявшие с двух сторон насоса на рычажном коромысле? Работа не пыльная, хотя монотонная и изматывающая плечи, руки и спину. Породу таскали из ручья, как придется. Пустая смывалась струей воды, а тяжелый металл, ради которого устраивалась вся  затея, проваливался через решеты, задерживаясь на нижних ковриках. Дневной сбор сдавался в золотоскупку.

Совсем простая технология, проще не придумать, да еще на дармовой рабочей силе. Рабочая сила работала на босу ногу, все равно любые боты  промокали насквозь, а резиновой обуви не было и в помине. Север оставался севером даже в августе, и босоногие старательницы, едва одыбав  от одной болезни, попадали в другую. Для подмены  имелся резерв Ч.С.В.Н.  От кровососущих тварей не было спасения круглые сутки, на смену ночным, ползающим и скачущим,  днем слетался гнус, мошкара проклятая, считавшаяся подлинным бичом  Сибири тех времен. Вечером отдохнуть бы лишний часок, так надо было идти в комендатуру на поверку. Таким был, в основном, распорядок дня для спецпереселенок на прииске с романтическим названием «Стрелка», где о романтике напоминали разве что изнасилования девушек пьяными конвоирами.