Еще ни разу не удалось побывать на встрече выпускников своего курса. Вот и 40-летие (выпуска) прошло мимо. Спасибо, кто-то разместил в интернете несколько фотокарточек. Рассматриваю, узнаю немногих…
Помню, Витя, живущий сейчас в Германии, говорил о тридцатилетии выпуска, что тоже многих уже не узнавал. Кстати, Витя был и на последней встрече. А мы с ним, в основном, переписываемся. Виделись несколько лет назад, когда он проезжал Москву, по пути из Германии в Тулу, в гости к брату. Встретились на Павелецком вокзале, посетовали, что нужно чаще видеться. И опять разошлись на десятилетия. Только звонки изредка, в лучшем случае – скайп.
На фото очень немного участников, не больше трех десятков. И почти все – незнакомые лица!
Витя – на первом плане, такой же, каким был при последней встрече – красивый волос, прикрывающий лоб, седоватая эспаньолка, легкий прищур в элегантной оправе… Красавец. Рядом – Рая Кенжигузина, наша одногруппница. Думаю, не ошибаюсь. Фамилию она сменила еще в институте, а черты лица, взгляд остались прежние.
Серик Алмолдин? Александр Горьковой (?), которого узнал больше благодаря периодическому его появлению в «Одноклассниках».
А чуть повыше, ряду в пятом небольшого амфитеатра до боли знакомая пара: Галим и Роза! Как всегда, вместе. Получается, вместе уже более сорока лет! И почти ничуть не изменились. Правда! Узнал сразу.
С Галимом мы вместе поступали в институт. Были на подготовительных курсах перед вступительными экзаменами. Таких счастливчиков, отобранных из сельской глубинки, было немного. Вспоминаю спортзал 53-го корпуса мединститута, в котором мы спали, было там человек тридцать парней. Где-то еще были и девчонки, возможно, в другом спортзале, не помню.
Наши с Галимом койки были рядом. Сближало и то, что он был из Трудового – такой совхоз был совсем недалеко от нашей Барышевки, в сторону Ак-Куля.
Кроме того, с нескрываемым удивлением узнал, что мама у него – полька, а отец – казах. Так вот почему у него такое красивое лицо! Как и должно быть у метиса. Чуть смугловатая кожа, волнистые темные (не черные и не прямые, как обычно, у казахов) волосы на голове, большие карие глаза, длинные ресницы, правильной формы нос...
И еще узнал, что имя его мамы - Франя, Франческа. Наше, польское имя, не редкое и в моей Барышевке. Соседка тетя Франя была моей крестной, Франей звали и одну из многочисленных двоюродных сестер…
И у Галима – мама Франя! Были у него еще сестры. А вот об отце не помню. Галим много говорил о своей семье, говорил не навязчиво, не для того, чтобы рассказать нам о близких, а для того, чтобы их вспоминать, помнить, чувствовать рядом, хотя бы во время разговора.
Запомнилось, что он жалел мать, которой приходилось много и тяжело работать. Она работала телятницей в совхозе, по-моему.
Почему-то не расспросил, как мама оказалась в Казахстане. Скорее всего, как и наши родители, в 36-м. Мы были приучены тогда не очень интересоваться прошлым, которое было еще совсем рядом.
Первым экзаменом у нас была литература, сочинение. Почти все готовились и к свободной теме. У меня на окне лежали «Дело, которому ты служишь», «Хирург Алексей Корепанов», «Записки врача» Вересаева и другие книжки про медиков. Порой обменивались мнениями, даже спорили.
Галим, помню, как-то сказал, что когда станет врачом, обязательно изобретет лекарство от смерти. Для мамы. Кстати, по-казахски Галим – ученый.
Он стал хирургом. Я не слышал ничего о средстве для долголетия. Но уверен, что маме Галим всячески помогал и продлевал ее годы. Хотя бы тем, что она могла радоваться своим детям, радовалась их успехам, их семьям. И тем была счастлива!
Так бывает. Разместил это небольшое воспоминание, а оно потянуло вспоминать и дальше. Причем, совершенно в неожиданном ракурсе порой. В последней командировке особенно почувствовал ущербность от незнания какого-либо иноязыка. Поделился с дочерью тем, что учил и немецкий (в школе) и французский (в институте и после, на заочных курсах), для кандидатского сдавал английский... И ни одного не знаю даже для того, чтобы на рецепшен что-то спросить.
Лучше всего, знаю, у меня получился бы немецкий. Его в школе неплохо учили (я писал о Елене Степановне, да и запоминается все лучше в юном возрасте. Только надо было еще продолжить его в институте. А получилось так, что из-за болезни, приковавшей меня к постели сразу после вступительных экзаменов, моим оформлением после зачисления занимался брат. Сдал мое место в общежитии - спортзале, заполнил какие-то бумаги в деканате и, главное, определился с языковой группой.
Деление по языкам было первоочередным мероприятием, определяющим распределение поступивших по учебным группам. Все зависело он имеющегося преподавательского состава кафедры иностранных языков.
Меня Коля записал во французскую группу. Почему? Он объяснид так: "во-первых, посчитал французский благородным языком. Раньше ведь вся интеллигенция разговаривала по-французски. Ну, а во-вторых, Галим тоже пошел на французский"!
Оказывается, перед принятием решения Коля все же посоветовался. Мобильников тогда не было. А в Барышевке, где я выздоравливал, вообще никакого телефона не было. А Галим оказался рядом.
Так мы оба, правда, в разных группах, оказались учениками Нины Ивановны Березовской. О своих результатах я осторожно высказался. Интересно бы узнать, поддался ли французский Галиму?
Нижний Новгород – Астана 1968 - 2017