Красная куртка. Часть первая

Айрени






Санчо  отступил  от  стены  на  два  шага  и  прищурился.  Портрет  висел  ровно. С портрета  на  него  глядел   старина  Хэм  в  толстом, как  у  полярников  свитере  крупной  вязки  и  улыбался  с  иронией.   Или  с  насмешкой? – Нет,  показалось.
  Он  уже  забыл, путем  каких   хитроумных  комбинаций,  сложных  телодвижений  и  расчетов  стал  его  обладателем.  Сейчас  без  этого  портрета   само его  существование  представлялось  бессмысленным.  Во  всех  приличных  домах  давно  висели  портреты  Хемингуэя  или Экзюпери. Горячо  приветствовалось  так  же  наличие  нашумевшего  романа  «Мастер  и  Маргарита», который  в  то  время  «ходил  по  рукам»  в  виде  перепечатанного  на  папиросной  бумаге  предпоследнего  экземпляра. Достать первый  экземпляр  было  нереально.  Кроме  того, предполагалось, что  на  антресолях  лежат  лыжи  и, возможно, рюкзак  Абалакова.
  Санчо  вздохнул  с  облегчением.  Теперь  можно  было  и  дальше  спокойно  петь  под  гитару  песни  Визбора  у  костра  или  без  оного,  мечтать о  неустроенности  и  покорении  горных  вершин,  презирая  домашний  уют  и  советскую  эстраду.
Санчо  покосился  на  маленький  черно-белый  телевизор,  где  Полад  Бюль-Бюль-Оглы
пел,  статично  сложив  руки, но  при этом  активно  помогая  себе  бровями.
«Обзавидуются!» - с гордостью  подумал  он, имея  в  виду  своих  друзей,  Ника  и  Флинта.  Все  трое  ощущали  себя  альпинистами, и не какими-то там « чайниками», а полноправными  участниками  необыкновенного   романтического  процесса,  братства  -
альпинизма-дружбы-связки, где  щеголяли  словами: страховка,карабин, оттяжка, траверс, восхождение…  Это  создавало  особое  чувство  сопричастности. А эмоции зашкаливали.  Ведь  можно  было  запросто  «сбегать  на  гору», а  тетки  кричат: «Зашнуривай!» И даже  посетить   заведение, обозначенное литерами М и Ж,  загадочно
называлось  сходить  на  Шхельду. 
  Ты  носишь  старую  шапку  из  крашеного  кролика? -  Плевать!  Кто  в  настоящем  братстве  обращает  внимание  на  такие  мелочи.  Это  моветон!   В твоих  оборванных  брезентовых  брюках и потрепанной  штормовке – «лавины  предательский  след»,
есть  настоящий  шик.  Понятно, ты  видишь  во  сне  петлю  Абалакова. У  тебя  есть все, что  нужно  для  настоящих  мужчин,  рюкзак  и  ледоруб.  Понятно  и  то, что если  больно, надо  не  плакать, а  смеяться, если  весело – пить  хорошие  вина. Что значит,  пить  хорошие  вина, было  понятно,  но  не  очень.  Народ  в  большинстве  своем  жил  от зарплаты  до  зарплаты  и  в  карманах  друзей  было  не  густо.  Самым  доступным  было  яблочное  вино  за  рубль ноль  две – разновидность  портвейна.  Народ  сомневался.  А в прочем,  и  деньги  не  были  чем-то  главным. Друзей,  в  основном,  переполняли  возвышенные  чувства. Это  было  время,  когда  девушек еще любили, а  не « занимались
любовью».

  Красивая  мама   Ника  в  очередной  раз  выходила  замуж.   В  приданое  новому  мужу  помимо  красоты  она  приносила    свою  должность  главного  технолога   предприятия, в названии которого  фигурировали  как  рыба,  так  и  мясо.  Приданое  по  тем  временам  было  фантастическое.  Родители  Флинта – отставной  военный  и  домохозяйка,  разводились.   Ник  и  Флинт  решили  поселиться  на  съемной  квартире.  Жилье  немедленно  окрестили  «Остров»,  поскольку  Флинт  уже  имелся.  Завели  судовой  журнал.  Наиболее  запоминающиеся  события  фиксировали  на  фотопленку.  Ник  увлекался  фотографией.  Санчо  жил  неподалеку  с  мамой  и  бабушкой,  но  большую  часть  времени  проводил  на  «Острове», где  было  веселей. Жили  они  дружно, если  не  считать  взаимных  подтруниваний.  Закончив  десятилетку,  Ник  и  Флинт  несколько  лет  решали  дилемму.  Считалось, что  ни  один  ВУЗ  страны  не  был  достоин  обучать  таких  выдающихся  личностей.   Об  обучении  за  границей  в  то  время  не  могло  быть  и  речи.  В  конце  концов,  они  посчитали  себя  свободными  от  тягот,  связанных  с   высшей  школой  советской  образовательной  системы.  Было  множество  других,  гораздо  более  важных  дел.   Тем  временем,   Санчо  малодушно  поступил   в  Ленинградский  университет  на  факультет  журналистики, так как  из всех  троих он  считался  личностью  наиболее    ординарной  и  предсказуемой.
  Нельзя  сказать,  чтобы   Ник  и  Флинт  просто тратили  время  даром.   Они  брали  уроки  игры  на  гитаре, принимали  гостей,  занимали  необременительные  должности  по  месту  работы, поражая  коллег  сверхштатной  эрудицией  и  остроумными  цитатами  из  Ильфа  и  Петрова.  «  Николай  работает  в  фотолабоЛатории» -  обмирая, говорила  его  поклонница  Томочка. За  молодость и хорошенькое  личико к ней относились благосклонно. Друзья  исправно  посещали    туристический  клуб  «Лилиана», совершенствуя свои  знания  и  навыки, где  вечно  сидела, взбив  пережженный  перекисью  клок  волос,  вечная   Надька  Карякина  и  читала  «Роман-газету».  В то время  там  печатался  роман  «Вечный  зов».  Иногда,  конечно,  они  балбесничали,  хотя  с  приятелями  встречались  ежедневно  и  тогда  балбесничали  сообща. Уйму  времени  занимала    перемотка  магнитофонных  кассет,  делались  записи, перезаписи  песен  Визбора, Кукина,  Клячкина.  Других  способов  приобщиться  было  мало, и магнитофоны  были  тогда  размером  с  небольшой  холодильник. А  без  бардов  им  было  никак  нельзя. Необходимо было  хоть какое-нибудь  руководство  к  действию.  Кроме  того, и  Ник  и  Флинт  имели  каждый  свои  собственные  увлечения.  Широкоплечий,  мускулистый  и  смуглый    красавец  Ник,  немного  похожий  на  артиста  Александра  Ширвиндта, был  вообще  натурой  страстной  и  увлекающейся.  Его  интересовало  все:  песни  Высоцкого,  скалолазание,  нарды,  прыжки  на  батуте, акваланги,  горные  лыжи  и многое  другое.  Ко  всем  своим  увлечениям  он  относился  чрезвычайно  серьезно  и  всегда  добивался  отличных  результатов. 
       Флинт – более   тонкий  и  нервный  субъект  с  лицом  грузинского  абрека,  был  прежде  всего    любимец  женщин.  А  все  его  страсти  и  привязанности  начинались  на  букву  Т – такси,  телефон,  телерадиодетали.  Это  означало, что  из  всех  средств  передвижения  он  признавал  только  такси,  часами  разговаривал  по  телефону  с  очередной  пассией, а в оставшееся  время   разбирал  и  собирал  телевизоры,  магнитофоны,  радиоприемники  и  другую  технику .  При  этом  он  выбрасывал  большую  часть  их  внутренностей,  реанимируя  самые  безнадежные  с точки зрения  мастера,  экземпляры.  Он и был  мастером  своего  дела.  Строго  говоря,  спортивные  достижения  и  разряды  его  интересовали  постольку-поскольку.   Блестящий  спуск  с  горы  на  лыжах,  крутые  виражи  оставались таковыми   лишь  в  его  воображении.  На  деле  же,   он  просто  энергично  вертел  худым  задом.  Немногим  лучше  дела  обстояли и с   альпинизмом.  Но  это  его  нисколько  не  смущало.  Флинт  присутствовал  на  всех  сборах,  ставил  палатки,  бренчал  на  гитаре, был  в курсе  всех  дел  сообщества,  словом,  везде  был,  как  у  себя  дома.
  Старался  не  отставать  от  друзей  и  Санчо.  Но,  как  известно,  полного  равенства  не  существует  ни  в  одном  обществе.  Его  просто  не  бывает  в  природе.  Не  было  его  и  среди  наших  друзей.
     Санчо  испытывал  хроническое  недовольство  своей  внешностью.  Он  был  обыкновенный.  Он  очень  хорошо  знал, что  коротконог  и  невзрачен.  К  тому  же,    имел  совершенно  белые  брови  и  волосы.  И  от  всего  этого он  был  очень  несчастен.
Его  несовершенства  особенно  бросались  в  глаза  на  фоне  видных,  рослых и раскованных  друзей.  Он  отчаянно  завидовал  их  спортивным  разрядам, значкам, званиям, успехам   у  девушек и от   этого   не  умел  быть  естественным в обществе, но каждый  раз  огорчался  заново.


         Сегодня  в  клубе  «Лилиана»  небольшой  переполох.  Получено  известие, что  из  Новосибирска  прилетает  умеренно  популярный,  но  самый  настоящий,  хорошо  известный  в  своей  среде  бард,  Анатолий  Вольский.  Правда  ненадолго, всего-то  на  полтора  дня, но  хлопот  предстоит  много.  Планируется  концерт  в  Техническом  институте,  затем  вечер  в  узком   и  еще  более  узком  кругу  любителей.  Поднялась  суматоха.  Отцы-учредители  всполошились.   Срочно  необходимо  было  проявить  гостеприимство.  Ни  в  коем  случае  нельзя  было  ударить  в  грязь  лицом.  Грустные  песни  Вольского  про  дожди  и  туманы,  синеглазых  аленушек,  про  март,  апрель, май,
август, сентябрь  и  октябрь,  а  так  же  про  звезды  и  ветер  были  довольно  известны  и  любимы  местными  ценителями.  Выросший  в  артистической семье,  Вольский  гитарой  владел  виртуозно.  Тут  же  были  посланы  курьеры   со  срочными  сообщениями  в  разные  концы  города.  Безостановочно  звонил  телефон.
  На  Остров  дозвониться  было  невозможно,  поэтому  с  утра  туда  был  отправлен  главный  местный  бард,  трогательно  талантливый и  сильно  пьющий  Митька  Буранов.
Митька  уже  не   первый  год  учился  на  втором  курсе  этого  самого  Технического  института, всех  знал, все  знали  его,  и был  популярен,  пожалуй  не  менее Вольского, во всяком  случае    всегда  был  полон  идей.
«Единственно , моциону    для»  по его  собственному  выражению,  он  придумал  идти  пешком.   Было  солнечно,  он  шел  мимо  Летнего  театра, своеобразного  шедевра  деревянного  зодчества,  построенного  еще  пленными  японцами,  всего  лишь  два  раза  свернув  с  дороги, чтобы   «опрокинуть»  стаканчик  пива.  За  спиной  у  него  болталась  новая  игрушка – банджо.  Время  от  времени  он   мечтательно  улыбался,  вероятно  воображая , что  он  -  новый  Пит   Сигер.  А его  длинные  пальцы  нащупав,  гладили  банджо  -  на  месте  ли?
       День  на  Острове  начался  стандартно.   Ник  поставил  виниловую  пластинку  Высоцкого   и  погрузился  в  транс.
           «Он  мне  спать  не  давал,  он  с  рассветом  вставал,
             А  вчера  не  вернулся  из  боя»  -   хрипел  знакомый  голос,  отчетливо  выговаривая  окончания  слов.  Дрожали  стены.  Ожидалось, что  в любой  момент  с потолка  могла,    просыпаться  штукатурка.
  Флинт  сидел  перед  кучей     лампочек  и  проводов,  плечом  прижимая  к  себе  телефонную  трубку.  Одновременно  он  что-то  паял.  Лицо  его  изображало  неземное  блаженство.   Закончив  разговор, он  сообщил  не  без  некоторого  кокетства:  «Старик!
Она  выписывает  "Иностранную  литературу"!    И хотя  ему  никто  не  ответил,  от  него
по-прежнему исходило  сияние.
   Санчо  отсутствовал.
   Митька  вкратце  объяснил  ситуацию,  немного  послушал  Высоцкого  и  стал  звонить  по  телефону.  Никуда  не  дозвонившись, он  внимательно  посмотрел  на  Ника,  но  тот
голосом  Левитана  предупредил:  «Идите,  идите,  я  по  пятницам  не  подаю!»   Флинт  усмехнулся.  Митька  был   неудачно  женат  и   вечно  занимал  деньги.  Но  приятели и сами  в  данный  момент  были  на  мели и вполголоса  продолжали  пикироваться.   Послышалось  что-то  вроде:   «Отойдите  от  меня, я  вас  презираю»,   «Самим  бы  кто  подал!»  и  другие,  сопутствующие  реплики.  Не  теряя  времени,  Митька  сочинил  пародию  на  Флинта и   уже  подбирал  мелодию:
                «Я  все  время  жрать  хочу,  за  квартиру  не  плачу,
                Потому, что  денег  нет.
                Но  зато  в  углу  мешок,  полный  радиокишок,
                Плод  усилий  долгих  лет.»
Закончив  петь,  он  разразился   бравурными  аккордами  и  встал.  Флинт  кинул  в  него
горнолыжный  ботинок,  но  не  попал,  и  Митька  отбыл.

                Продолжение  следует