– Понимаешь… говорить мне что-то тебе бесполезно. Что-то объяснять – бесполезно! Молод ты ещё…
Дядя Михаил поправил костер и стал смотреть куда-то мимо меня.
– Бесполезно! Раньше была вера. Был кто-то, кто берег её. Слепо и беспрекословно исполнял ритуалы, обычаи. Тот, кто мог выслушать, объяснить, поправить. Были правила, которые каждый знал с детства. И если он их соблюдал, то жил в том… значит, он становился человеком. А это труд. Некоторым повезло – он таким родился. А некоторым – нет. Родился вором, убийцей… им тяжело. Всю жизнь ломают себя, чтоб не пойти по легкому пути.
А другие… другие изолируют себя от них, загоняя их в отдельножительство. А там… там таких, как на собаке блох. Вот они и постигают там науку выживать. И так из года в год. Из поколения в поколение.
…Я сидел и слушал не старого еще человека, с огромными ладонями, с седой шапкой курчавых волос. Знал его давно. А вот так говорили в первый раз.
Его сын – мой товарищ погиб весной, в тайге. Река унесла тело. И никаких надежд на то, чтоб найти его и похоронить ни у кого не было. По давней традиции на берегу поставили небольшой обелиск…
– В ней человек находил ответы на вопросы, которые его мучили. Веру убили – человек остался одиноким. Никто ему никогда не скажет – для чего он рожден, для чего он людям.
…Одна вера, другая вера… и всегда кто-то искажает её в угоду интересам стаи которой принадлежит. Или в угоду вожаку стаи. Или в угоду тому, чему поклоняется вожак. А это… будь это доллар, или рубль, или злато-серебро – не важно.
И этот кто-то ведь тоже рожден со своей судьбой, со своим определенным будущим.
…Да! И убийцами рождаются. Преступниками рождаются. Ему «от горшка два вершка», а он родился убийцей. И станет им. Если не поймет или если ему не вдолбят, в том числе и через задницу, иного. Он родился, чтоб глупость сделать. А вот сделает или нет?.. Это проблема мира. Проблема тех, кто рядом.
Помнишь, у Тараса Бульбы два сына было?.. А какие разные! У одного долг, а у другого хотелка выросла раньше ума. Вот тебе и правда. Или «были у отца три сына, двое умных, а третий дурак». Сложно все. Отец один, а сыновья разные.
Вот и я… Говорят, «избави Бог хоронить детей». А ещё от чего?.. А с кем об этом человеку говорить?.. И говорить ли вообще?.. Пусть каждый своей дорогой идет!
…Хорошо сделал, что приехал. Так бывает, что своим никогда не скажешь, что «встречному – поперечному». В поездах-то так раньше было. Как сейчас – не знаю!
…У тебя, ведь, тоже проблемы.
Иначе бы не приехал. Все стараются забыться в куршавелях, под бутылочку, под... Ненадолго это. К пятидесяти останутся и без денег, и с пустотой в душе.
Если не успел к внукам приклеиться, а их к себе гвоздями приколотить – дело – дрянь.
Вот ко мне приехал. Твой-то батька с тобой об этом говорит?.. Вот и я не говорил.
А надо было?!.. Не знаю. И тогда не знал и сейчас не знаю.
Раньше все просто было – отец сказал – сын сделал. А сейчас!.. Ты ему слово – он тебе десять.
Ты вот один приехал. А внуки есть. А где они?.. Не пацан, ведь, уже. Сожмет костлявая в кулак твое сердце и что?..
Да пусть они трижды к тайге душой не льнут. А как тебя одного в тайгу отпускают?.. Небось… небось и не вспомнят, пока ты ноги бьешь тут. А вернешься «чё привез» спросят.
И мой дуролом сгинул ни за понюшку. Оставил троих. Страх перед тайгой теперь на всю жизнь оставил. Страх перед тайгой!.. А она скольким и дом и кров.
…Я молчал. Смотрел на отца друга и молчал. Молчал и дядя Миша, глядя в костер.
– Бери, вон, пацанов и идите в тайгу. О тайге расскажешь. Об отце их. Походили-то вы немало. Не одну ночку в палатке да под ёлкой провели. Наверняка и то, что я не знаю, было.
Идите!.. А я, как бы, невзначай вас там встречу. Обратно все вместе вернемся. Дорогой и поговорим и все друг к другу приглядимся.
А так… А без цели, чё тебе ездить?!.. Какой смысл?!.. Ты думаешь, что глядя на тебя у меня душа мягчает? Щас!.. Гляжу на тебя и сам себя корю – не смог сына с тайгой подружить, не смог объяснить, что где бы ни был – дума-то с теми, кто тебя ждет. Или думай о том – почему тебя никто не ждет. Вот ведь в городе эта мода дурацкая на кошек-собак. Хочется каждому любви и внимания. Вот и заводят их. Чтоб кто-то ждал. С людьми не могут договориться… а у кошек-собак эту любовь за хавку купить можно. Да…
…Бери, вон, пацанов, вон бери Тумана. Пусть стар, но умен, да иди, куда хотел.
Куда хотел-то?
Я махнул рукой на Запад.
– Все забыть не можешь, что когда-то не дошел? Молодым не дошел, а в старости добежишь?!.. Сейчас!!! Или не хочешь сдохнуть на «утке» и с трубкой в носу.
Может и правильно. А внуков на крыло кто ставить будет? А правнуков? Обиделся на них, что они больше к компьютеру льнут, чем к кедру.
На них… Мир такой, а они лишь отражение его. В куршавелях проще. А в тайге, как в жизни. Хрен кто что даст. Что сам возьмешь – то твое. А ходить строем с плакатами… просить… ты видел, чтоб настоящий охотничий пес на задних лапах ходил под куском сахара?.. Ты видел, как царь природы заставляет тигров и слонов за порцию хавки на шарике ходить, да через огонь прыгать!.. Так и людей заставить это делать проще всего.
За рубль и пойло и продадут, и выкупят.
Ну… на демонстрацию пойдут. Не на Зимний с винтовками, а на демонстрацию.
«Дайте! Дайте мне, что моя душа просит» – будут просить. С задницей, что твоя бочка, хавки будут просить. Опять пришли к «хлеба и зрелищ». Чем кончилось?!.. О-о-о!..
Чем закончится «дайте мне берег турецкий и иномарку подержанную» сказать?!.. Сам догадаешься.
Вон посмотри что у соседей творится. Сунули им жвачку, что Россия во всем виновата, теперь будут её жевать, пока зубы на полку не положат, либо в прислугу уйдут с другому соседу. А старым будет?!.. Кому старый в слугах нужен?!..
Где теперь этот славный Рим?..
…Идиоты!.. Субсидирование цен на хлеб. Чем закончилось?!..
«Жизнь такая…» А жизнь такая – потому, что мы такие.
…Бери, вон, моих. Старших, чтоб младшему завидно было, а я с малым вас встречу. Боишься! Чужих боишься в тайгу вести, а свои не идут. Вот ведь… мать вашу…
…Думай!
Дядя Миша встал и пошел к воде. Я сидел около костра, поеживаясь от вечерней прохлады, от слов его, от всего того, что было со мной и во мне.
Встал, подошел к нему: – А пойдут?
– Пока малые, скажу, что боишься один идти – пойдут. А там уж сообразишь сам. Так-то они тайгу знают, только… не манит она их. Только сам им предложи. Я ружье им дам, Туман пойдет с вами. Тогда, точно, вернетесь. Не бросишь же ты их одних. Да и сам будешь поосторожнее. А я вас встречу. Как бы невзначай. Скажу малому, что беспокойно мне, попрошу помочь. Определим – когда и где встретиться и…
Все равно дату знать надо, тем, кто ждет!..
– Там на выходе заповедник, – сказал я.
– Да и хрен с ним! Не охоться же идешь. В заповеднике, что – не люди. Такие же… С такими же проблемами. С тем же одиночеством, с теми же тараканами в башке, что спать не дают.
…Не знаю, о чем он говорил с пацанами, но через два дня утром вышли мы.
Проводили дядя Миша с малым нас. Проверил он ноги у пацанов, поели. Мы на запад, а он с малым домой.
…А через десять дней встретились. В двух днях от дома дяди Миши. Вот кто был рад, так рад, это: сам дядя Миша, малой и Туман. Да и мы тоже, только…
– Вот теперь будет о чем писать сочинение «Как я провел лето», – сказал дядя Миша, улыбаясь.
Я молчал, ребятишки мои переглянулись и тоже промолчали, прижимаясь к малому, втиснувшемуся между ними и улыбающемуся всему миру. Мало дето-то – соскучился.
…Погода все дни стояла хорошая. Повезло!
…Спали ли мамка их и бабушка, да и сам дядя Миша, эти дни – не знаю!
…Мои-то все спали нормально.