Несбывшаяся любовь

Иван Кожемяко 3
НЕСБЫВШАЯСЯ ЛЮБОВЬ

30 мая 2017 года
 
Как же она красиво ходила!
Конечно, эта молодая девушка не знала, что за ней пристально наблюдают пытливые серые глаза молодого капитана.
К военным она привыкла, их было много в городке, в котором она жила, поэтому и не сразу увидела, обратила внимание на то, что так особо внимательно смотрел на неё лишь он, один.

Высокий, стройный, с богатыми русыми волосами, он выгодно выделялся среди своих товарищей хотя бы уже потому, что для столь молодого офицера, а он был не старше её по возрасту, на плечах уже красовались капитанские погоны.
Не знала скромная и яркая учительница, на 24 весне в жизни, что это звание он получил досрочно, от самого Маршала Устинова, который в ту пору был Министром обороны.
Его рота на учениях, дерзким броском преодолела «мёртвое пространство» перед линией обороны противника, и уже через миг – была в его траншее, где раздались автоматные очереди, глухие хлопки гранат.
Успех был полный и молодого ротного, за действиями которого как раз и наблюдал Маршал, доставили к нему в УАЗе, и он тут же, поговорив с ним несколько минут, обратился в порученцу:
– Погоны капитана! Спасибо, капитан, так и служи дальше Отечеству.
Он даже не рассказал ей эту историю, но каждое утро стремился, по возможности, выйти на крыльцо штаба, мимо которого она всегда ходила тоже на службу, в свою школу.
А ходила она особо – не очень высокая, стройная, словно берёзка, с богатыми чёрными волосами, она шла так стремительно, что даже носки её нарядных туфлей как-то непроизвольно проворачивались вовнутрь на песчаной дорожке, когда она переставляла свои дивные ноги в величественном, красивом шаге.
И лишь на один миг казалось, что она при этом, на мгновение, застывала на месте, чтобы и дальше продолжить свой стремительный и лёгкий ход.
Что греха таить, он любовался её невозможно красивыми ногами, столь совершенной формы, по которым, словно вода, плескалась короткая лёгкая юбка.
А уже через некоторое время даже его сослуживцы, почитавшие его за скрупулёзную честность и трудолюбие, внимание к людям, уважение к своим товарищам, беззлобно шутили:
– Иди, там твоя Джоконда идёт!
К слову, Джокондой назвал её он, за ту скрытую улыбку, которая всегда была на её лице.
И он чуть ли не выбегал на крыльцо штаба, чтобы вновь и вновь увидеть её.
Но посмел подойти к ней не скоро.
Минуло тому немало времени, и на каком-то районном мероприятии он увидел её, совершенно рядом, она сидела через несколько кресел от него.
И первое, что он заметил, обручальное кольцо на её пальце.
Его сердце сжалось от боли, но он пересилил себя и больше не смотрел в её сторону.
И по утрам больше не выходил на крыльцо, чтобы увидеть её.
Странно, но именно в этот период она и почувствовала его отсутствие, и, словно споткнувшись, стала прокручивать в памяти все невольные встречи с этим капитаном.
Схватилась за сердце и при старшей сестре простонала:
– Боже мой, как же я этого не увидела, не заметила?
Но жизнь брала своё. Очень скоро она была назначена директором школы, самым молодым в районе, пошли дети, и этот неведомый ей капитан как-то стал отступать, стираться в её памяти.
Она его помнила всегда, но никогда не вспоминала вслух, да ещё при ком-то.
И как старшая сестра не допрашивала её об этом молодом офицере, видит ли она его, она не отвечала на эти вопросы никогда.

***

Но одна их встреча всё же состоялась.
Был день Советской Армии и она,  со своими воспитанниками, выступала в районном Доме Культуры.
После выступлений её школьников, тепло встреченных жителями их маленького городка, на сцену вышел директор Дома Культуры и объявил, что сейчас для них будет петь капитан Владиславлев.
Он тут же стремительно вышел на сцену с гитарой в руках, и, волнуясь, сказал, что сегодня он хотел бы спеть несколько песен Петра Константиновича Лещенко.
И когда гитара запела в его руках, зал притих.
И под свои же переборы на инструменте, он запел.
Много она слышала исполнителей, всё же в их город приезжали многие артисты, но такого впечатления она не испытывала никогда.
Первой прозвучал знаменитый довоенный романс: «Чёрные глаза».
Как же рвалось её сердце к нему в эту минуту, когда сильным, хорошо поставленным голосом, он пел:
Был день осенний, и листья грустно опадали.
В последних астрах печаль хрустальная жила.
Грусти тогда с тобою мы не знали,
Ведь мы любили, и для нас весна цвела.

Ах! Эти черные глаза меня пленили.
Их позабыть нигде нельзя - они горят передо мной.
Ах! Эти черные глаза меня любили.
Куда же скрылись вы теперь? Кто близок вам другой?

После этих слов он долго смотрел на неё, насколько позволяло исполнение песни, и снова, рванув струны гитары так, что они зазвенели высоко и чисто, допел:

Ах! Эти черные глаза меня погубят,
Их позабыть нигде нельзя,
Они горят передо мной.

Ах! Эти черные глаза!
Кто вас полюбит,
Тот потеряет навсегда
И сердце и покой.

Зал, с последним аккордом гитары, на минуту замер.
Никто не ожидал, что армейский капитан может так петь.
Это было не только профессионально, но и красиво. Люди почувствовали себя более возвышенными и духовно богатыми.
И уже через минуту овации, которые ему достались по праву, свидетельствовали о том, что исполнение капитаном песен великого и несчастного Петра Лещенко  пришлось всему залу по душе.
«Ещё, просим!» – кричали и мужчины и, особенно, юные девушки.
Он всем сердечно поклонился и его тонкие и красивые пальцы, это было видно даже издалека, снова дотронулись струн.
На этот раз он запел:

Проходят дни и годы,
И бегут века.
Уходят и народы,
И нравы их, и моды,
Но неизменно, вечно
Лишь одной любви вино.

Пускай проходят века,
Но власть любви велика.
Она сердца нам пьянит,
Она как море бурлит.

Любви волшебной вино
На радость людям дано.
Огнём пылает в крови
Вино любви.

Вино любви недаром
Нам судьбой дано,
Раз даже в сердце старом
Оно горит пожаром.
И, как Пьеро влюблённый,
Старичок жене поёт:

Пускай проходят века,
Но власть любви велика.
Она сердца нам пьянит,
Она как море бурлит.

Любви волшебной вино
На радость людям дано.
Огнём пылает в крови
Вино любви.


Он уже не скрывал, что поёт эту песню для неё, не отводя во время исполнения своих глаз от её, загоревшихся дивным светом, очей.
Мужчина, который был ему неведом, но сидел рядом с ней, проявил при этом какое-то беспокойство, а к концу песни – и откровенную неприязнь к капитану и по-хозяйски обнял её за плечи, что, конечно же, было замечено молодым офицером.
А все юные девушки, по завершению песни, ринулись на сцену с незатейливыми букетами цветов, из своих палисадников,  и буквально  засыпали его ими.
Он был в ударе и пел много ещё разных песен Петра Лещенко, которого любил и хорошо знал.
Завершил он своё выступление, как его ни просили спеть и ещё, песней «Всё, что было»:

Всё равно года проходят чередою,
И становится короче жизни путь,
Не пора ли мне с измученной душою
На минуточку прилечь и отдохнуть.

Всё, что было, всё, что ныло, -
Всё давным-давно уплыло,
Утомились лаской губы,
И натешилась душа!
Всё, что пело, всё, что млело, -
Всё давным-давно истлело,
Только ты, моя гитара,
Прежним звоном хороша.

Ты напомнил мне вчера вдруг о далёком,
Позабытом, пережитом полусне...
Милый друг! Ни разговором, ни намёком
Не ищи былого отклика во мне.

Всё, что было, всё, что ныло...

Может быть, ну вот совсем ещё недавно,
Захлебнулось б сердце радостью в груди.
А теперь - как это просто и забавно, -
Мне сказать тебе лишь хочется: "Уйди!"

Всё, что было, всё, что ныло...

После последних слов, он выбрал самый красивый букет цветов, легко спрыгнул в зал и положил его на колени своей Джоконде, уже навек прощаясь с нею.
Они это хорошо понимали оба.
Из её глаз просто ручьём хлынули слёзы и она, не обращая внимания на своего спутника, наверное – мужа, выбежала из зала.

***

Много минуло лет с той поры.
И она уже забыла лицо этого капитана, да и он перестал появляться в их городке сразу после этой истории.
Осталась только память о нём в самом потаённом уголке её сердца, как о каком-то светлом празднике жизни, который не сбылся.
Директорствовала она в школе уже третий десяток лет.
Дети выросли.
У каждого – своя судьба, уже свои дети, её внуки, появились.
И в один из дней она получила распоряжение из РАЙОНО собрать всех учителей в Доме Культуры на встречу с депутатом Верховного Совета СССР.
Рада была этому невольному отдыху и даже смеялась при своих приятельницах: «Хотя бы сказали, что за депутат?  А то выйдет вновь  Горяева – так мы её уже наслушались столько, что большого желания вновь слышать расхожие бредни просто нет.  Ничего ведь в области не меняется, только хуже становится.
А уж в сфере образования – и подавно.
Задавили бумагами, исключили процесс воспитания детей в школе, подменили какими-то услугами…
Это же задумайтесь, у нас, в России, вместо обучения и воспитания – образовательные услуги, ЕГЕ…».
Но тут руководство района призвало всех садиться, и она прекратила свою пламенную речь.
Она была сильным человеком, по крайней мере – так считали все, но когда на сцену вышел седой, но такой моложавый и энергичный генерал, она чуть не потеряла сознание.
На его груди было множество орденских колодок, сверху которых сияла Золотая Звезда Героя Советского Союза, на багрово-красной ленте.
»Господи, – непроизвольно прошептала она, – да это же он, тот далёкий капитан».
Глава района представил генерал-лейтенанта новым командующим Дальневосточным военным округом,  депутатом Верховного Совета СССР и предоставил ему слово.
Она не помнила, потом, о чём он говорил, только, не отрывая глаз, смотрела на генерала и тихо улыбалась своими ещё не выцветшими губами.
И улыбка Джоконды отчётливо появилась на них, но он, со сцены, конечно же, этого не видел.
По завершению встречи она не стала  ждать возможности встречи с ним, а тихонько пошла по исхоженной дороге домой.
Только подруги заметили, что как-то опустились плечи у их лидера, заводилы, да и походка её не стала столь лёгкой и стремительной, как это было все  долгие годы, как они и знали её.
И, конечно же, не слышали, как она всю дорогу шептала, для себя:  «Господи, храни его и даруй ему силы на те свершения великие, которых требует эта роль».
Странности в её поведении заметила лишь старшая сестра, бывавшая в её доме наездами – она удивлялась, что её Валя, которая неделями и не включала телевизор вообще, стала почему-то истово смотреть областную и краевые программы.
И часто она, казалось присутствующим –  беспричинно, улыбалась своими сочными губами, именно той улыбкой Джоконды, когда видела его на экранах
Сестра так ей и сказала, глядя в очи: «Ну, что, видела своего генерала?».
И она, счастливо улыбаясь, отвечала ей: «Видела! Видела своего капитана. Генералом он уже был не моим».

***
И всё же их встреча состоялась, но об этом знала лишь она одна.
На очередном съезде учителей края, уже без радости, а просто по обязанности, скучной повинности, она приехала в краевой центр.
Переночевав в гостинице, ранним утром, пешком, не дожидаясь автобуса, она пошла  к Дворцу культуры, где и происходили подобные мероприятия.
Подойдя к раздевалке, она увидела военного, с богатой седой шевелюрой, который уже разделся, и привычно, рукой, поправлял свои волосы.
Ей стало даже тяжело дышать.
Это был он, тот её давний капитан, только на плечах знаком воинской зрелости и заслуг, достойно возлежали погоны, которых она и не видела – на них была одна огромная звезда, на краю погона, и ещё какое-то шитьё, золотом, на другом краю погона,  у воротника мундира – красная звезда в золотом венчике.
Он, увидев её волнение, участливо спросил – всё ли у неё хорошо, и предложил помочь снять пальто, которое принял на свои руки и протянул работнице раздевалки.
Получив номерок, он, уже скорее просто механически, передал его ей, ещё раз справился, как она себя чувствует, и пошёл в сторону Первого секретаря крайкома партии, который уже спешил к нему по лестнице, с багровой ковровой дорожкой.
Она видела, как они душевно обнялись, и о чём-то увлечённо говоря, пошли в зал заседаний.
Она же, придя в себя, глубоко вздохнула и пошла к столам регистрации делегатов учительского съезда…
Но по дороге домой, беспричинно расплакалась. Было горько лишь от того, что он её не узнал. И учтиво отнёсся просто как к человеку, женщине…
Приехав домой, она об этой встрече не стала говорить даже сестре, как та не выспрашивала её о состоявшемся съезде.
«Что зря бередить старые раны? Жизнь прошла, выросли дети, растут внуки…
А счастье – так у каждого ведь своё понятие о нём.
Встретила ли я его в своей жизни – трудно сказать…»


***