Поезд «Архангельск-Москва» отсчитывал стыки рельс уже третий час. Путь был не близкий, ланшафт достаточно скучный и поэтому пассажиры не могли развлечься видами за окном. А тут ещё и ночь не давала рассмотреть пустые голые поля и горизонт без намеков на пригорки – какие пригорки? – тундра же.
Я по праву занимал место номер тридцать два в плацкартном вагоне. Это право я приобрёл в билетной кассе Архангельска за несколько купюр.
Первые полчаса после отправления пассажиры были заняты получением постельного белья у проводника, предъявлением ему же билетов, выниманию дорожной снеди из сумок… короче, обычная дорожная суета. Затем порассматривали немного соседей. У нас в вагоне не было детей, поэтому было достаточно тихо, никто не бегал в проходе, не хлопал дверями (а у нас предпоследняя секция, до двери к «удобствам» близко) и никто не стоял в проходе, раскрыв глаза больше чем нужно, и не изучал попутчиков, как бабуинов в зоопарке.
Зато в нашей секции попалась весёлая компания, я даже подумал сначала, что это родственники, так они здорово и свободно друг с другом общались – два мужчины и женщина, всем троим около шестидесяти. Николай, Антон и Надежда, такие были их имена. А познакомиться они успели, видимо, пока я искал своё место. В общем, когда я только подошёл, они уже были Коля, Надя, но всё ещё Антон.
Николай был невысокий, без намёка на седину в негустых черных волосах. Лицо его, как говорят «топором рубленное», отличалось очень крупным носом, и темной кожей, которая бывает у человека, много работающего на ветру и солнце, с глубокими складками у рта и заметными морщинами на лбу и у глаз.
Антон, напротив, был весь гладкий. И гладкая, почти без волос голова, и гладкое лицо с круглыми щеками. Тоже невысокий, но ещё меньше, чем Николай, хотя и потолще. Если он и загорал, то давно. Характерным отличием был украшен его лоб. Точно в центре у него была вмятина, в которой могло уместиться куриное яйцо, не полностью, конечно, но так, чтобы не скатиться с головы, если бы он захотел его туда положить, подняв лицо кверху.
Надежда была в прошлом, наверное, «красоткой». Во всяком случае, она сама так думала и поэтому кокетничала одновременно и с Колей и с Антоном. Надя играла плечами, поправляла прическу (каштановые, уже давно крашеные кудряшки), всё время смеялась и разглаживала концы яркой косынки, которую повязала на шею узлом на левое плечо. Кофту дамы украшала крупная брошь, а лицо - подведенные брови и яркая помада.
Мне сидеть внизу было незачем, да и скучно, поэтому я сразу занял своё место на второй полке и задремал под стук колёс.
- Эй, парень, чего притих? - по полке зашлепала рука.
Я открыл глаза. Передо мной улыбался Коля.
- Что ты наверх залез? Спускайся, выпьем.
Я посмотрел вниз. На столике лежала разделанная курица, пяток яиц, куски сала в целлофановом пакете, огурцы, хлеб и неполная бутылка водки – часть её уж была налита в стаканы. С нижней полки на меня смотрели Надя и Антон. Надя подняла брови:
- В самом деле, что ты залез? Садись, покушай.
Антон молча кивнул и похлопал по сиденью возле себя.
Я отказался. Действительно, есть совсем не хотелось, ночь почти. Тройка старичков-бодрячков поуговаривали меня некоторое время, но видя, что я не компанейский, отстали. Но сон-то мне перебили. Пришлось лежать и, не желая того, слушать, о чем они разговаривают. А разговор шёл давно, судя по тому, что Николай по рассказу продолжал начатое раньше:
- Это точно, Василич у нас был боцманом, настоящий фронтовик – всю войну прошёл, он тоже говорил, что американцы воевать не умеют.
- Во, видишь? Человек – фронтовик, знает. Я ж тебе говорю - без кока-колы они никуда, – раздался голос Антона.
- Это почему? – спросила Надежда.
- Тебе же говорят, - Антон голосом выражал одновременно и удивление в непонятливости и желание убедить, - они трудностей не знают. Чуть что, сразу лапы кверху.
- Ты это зря, - заговорил Николай, - Лапы они не поднимают, но против наших уступают. Вот Василич рассказывал, как они их били на фронте.
- Не ври, - захихикала Надя, - наши с ними не воевали. Мы же союзники.
- Да, Коля, это ты загнул, - поддержал её Антон.
- Ничего не загнул. Вот слушайте. Василич был у нас боцманом…
- Ну, это мы уже поняли, - ехидно заметил Антон, - ты про него уже третий раз рассказываешь.
Надежда хохотнула.
- Вы слушайте, - возмутился Николай, - Так вот. Боцман говорил, что во время войны, уже, когда наши в Германию вошли - часть войск на территории Дании воевала. Василич говорил, что, мол, били немца, который был в серо-зеленое одет, а потом эти кончились и на встречу едут в другой форме. Ну, то есть, паузы вроде и не было. Были одни, потом стали другие. Наши ребята подумали, что это резервы немецкие. Ну, напряглись чуток, и навешали им пилюлей. И за полдня к морю и вышли. Смотрят, нет никого и докладывают «наверх»: «Так и так, Данию захватили. Стоим в городе…» ну какой там?... не помню, как он называл.
Я, чтобы лучше слышать, даже с полки свесил голову – вот так фактик. Николай увлеченно жестикулировал, а Надежда и Антон слушали, что называется «открыв рот».
- А из штаба им говорят: «Быстрее поворачивайте и дуйте оттуда. Это вы союзников побили. Скорее на юг перемещайтесь до Кильского канала и через него ни ногой». Вот, такая история.
- А Василич твой точно воевал? Может брешет? – усомнился Антон.
- Ты что. У него медалей… штук пять боевых, а юбилейных так вообще…
- Да, - почесал лоб возле вмятины Антон, - что-то я про такой факт не слышал.
Он посмотрел на Надежду, но она только пожала плечами.
- Оно тебе надо? Василич говорил, что дело это секретное – опять заговорил Николай, - все кто там был, подписку давали. Потому и не знает никто.
- А чего ж он тебе рассказал? – прищурился на собеседника Антон.
- Так это он когда уже рассказал… После войны тогда уже почти сорок лет прошло.
- Ну, вот и хорошо, - засуетилась Надежда, подавая каждому по соленому огурчику, - давайте выпьем.
- Да, точно. Всё подтверждается, американцы слабее наших, - резюмировал Антон, взяв стакан, - Вот и выпьем за нашу армию.
- И за флот, - Николай тоже взял стакан, - Эй, парень…, будешь?
Я опять отказался и спрятался на полке. А потом я заснул.