А У С Т Е Р Л И Ц
июльское-вечернее
(бомба-рассказ)
Сумерки сгущались …….…
… (где-то уже читал) …
Выходила из пены озера - пена вокруг нее кипела, камыши расступались...
Нет, не так…
- сгущались…, я выходил из озера, а она пьяно-нездешняя, вдруг-неожиданная только-только в него входила - вносила свои нездешние объемы, и объемы были стянуты двумя кружевными, бело-мерцающими тряпицами, прозванными в народе нижним бельем и могущими в любую секунду стрельнуть пуговкой или треснуть швом и опасть в воды озера, и воды эти буром бурлили возле ее кругло-кустодиевских колен, и камыши сам-де расступались, и доменным жаром меня обдало - каким бушевал в ней пожар-алкоголь!
«Привет!» - сказала ………...
Сказала - не посмотрела, сказала - как кинула…, рухнула рядом атомной лодкой - грязью со дна обдала, тяжело заворочалась, волны захлюпались - камышами шарахнулись, наконец - поплыла… Тяжкие руки бросала - ладонями шлепала, головой болтала - чмокала воду ушами, глубинные бомбы ногами рвала.
«Приве-е-т!»… - остолбенел вослед ………..…
За ближней оградой - приезжий галдеж, шашлычный дымок свивается-стелется. На всякий случай не стал спешить одеваться, мало ли - галдежные могут и не успеть!
Неровные удары-шлепки - то бухающие, то шлепающие - медленно удалялись за камышами, потом медленно-медленно повернули назад…
Быстро переменил мокрые на сухие, то есть переменил по эту сторону камышей - на траве, пока она по ту - пятернями своими рыбу глушила.
Сумерки неотвратимо густели.
В блистюльках моего велосипеда дрожал сирота-месяц.
В руке сырым комочком дрожали мокрые-отжатые.
В мокрый комочек свивалась душа.
Снова-опять камыши расступались…
Выходила из пены озера - пена ее не остудила!
«Дай закурить!» - вышла, огнем опалила…
Вода с нее стекала и скапывала …
Полным идиотом…, черт, не курю я…, чувствую себя, когда женщина, женщина у меня закурить!!!
Услыхав нелепицу о моем не-курении, чистоганом выдохнула - «бля-я-ядь, чё-за-непру-у-уха-сёдня!» - и ее качнуло назад. Я руки вперед выбросил, галантно так выбросил, с мокрыми-отжатыми в одной выбросил, даже сказал - «мадам, мадам…», но она устоялась ногами, как бы сделала на месте раз-два и тут же иксообразно рубанула одной и другой руками воздух перед собой, не попав по моим…, очевидно, помыслив ехидну и жлобство с моей стороны. Вода с нее по-прежнему стекала и скапывала, мокрая химка свивалась каракулем. Еще рубанула воздух два раза, но так, будто приставучее насекомое ей жить не давало, которого не было, и мимо меня в сгущались сумерки простонала - «ху-ё-ё-во-мне-бля-я-дь!», и ее качнуло теперь вперед…, и, не умея еще раз устояться, вперед она и пошла - на сизый шашлычный дымок. В сумерках незагорелые ее объемы казались известково-гипсовыми, они колыхались цельными формами. Через пять секунд колыхнулись сумерки - во мгле прорычало «хочу-у-мужчи-и-ну»! «Хочу мужчину» - это измена тексту робким автором, на самом деле сумерки колыхнулись двумя глаголами, и второй глагол был глагол конкретный и начинался с буквы…, впрочем, все нормальные знают с каких букв начинаются глаголы конкретные. Совсем-совсем идиотом почувствовал себя автор! Хоть бери и закуривай, то есть записывай! Перед оградой она остановилась, снова сделала на месте раз-два и опять рубанула воздух перед собой - сумерки колыхнулись возлеоградной уже густотой, но неразборчиво, дымно-туманно. Сладкий шашлычный дымок крался-курчавился.
О, колдовское озеро!
О, люди, орлы и куропатки!
О, что там еще…!
О, мой - покрытый росою - железный велосипед!!!
Как нормальный мужской автор, пусть и робкий, пусть и некурящий, пусть и с железным велосипедом, я на секунду все же осмелел - представил другое развитие событий в режиме онлайн… - у меня оказались сигареты…!!!!!!
Вот так вот вдруг и оказались…(нашел-подобрал)!!!
И я, рохля перед женщинами, но честный перед государством, конечно же, не смог их утаить…, и спустя, после двух-трех её затяжек, с ног до головы был сканирован анти-человечьим взглядом…, душа-тоска трепыхнулась заячьим хвостиком…, сирота-месяц затаился в блистюльках моего велосипеда…
Далее по сценарию - красную дугу в воздухе чертит отброшенный окурок, звякнув, шмякается на траву мой покрытый росою железный велосипед, в том же воздухе повисают никчемные литературные вторичности типа «отдайте велосипед» и «пустите, мне же больно…», после которых следует непродолжительная рычащая возня на траве с моим, не встречающим сочувствия, сопротивлением…
… … …
гипсовые объемы раскачивают сумерки…
… … …
сирота-месяц маятником в разные стороны…
… … …
новогодней гирляндой - блистюльки велосипеда…
… … …
«ВЕРЮ!» - из-под земли Станиславский…
… … …
Через некоторое спустя (спустя-спустя) - камера наезжает…
- на истерзанной траве в полном одиночестве лежит тлеющий окурок,
сизый дымок курчавится-стелется,
кадр медленно смещается вслед за дымком…:
- мокрые-отжатые (лежат)…, - блистюльки велосипеда (блекнут)…, - печально-остывший взгляд, взгляд начитавшегося на всю жизнь человека (смотрит)…,
- смотрю в камеру, то есть в небо…,
а всегда, когда я лежу на траве и печально смотрю в небо, пусть и сумеречное, пусть и в камеру, я всегда вспоминаю Аустерлиц…
- «все обман»……,
и единственное, что меня раздражает - это искусственный дым, зажмуренный глаз оператора и звук работающей камеры …………………..
Июль 2016