Один альпинист, побывавший на сотнях, если не тысячах вершин, пройдя там, где другим несподручно, однажды решил для себя, что он больше не будет гоняться за разрядами и достижениями, не будет писать по сотому разу отчеты в комиссии, благо теперь ему это не нужно. Ему просто нужна гора, которая зовет его в гости. И если душа его слышит такое приглашение, то он просто идет к этой горе. Приходит к склону, смотрит на нее и идет на вершину. Или лезет. Общается с природой, благодарит гору за теплый прием, а потом прощается с ней и спускается вниз. И порой об этом даже мало кто знает. А гора порой стоит далеко, и к ней приходится идти вверх по глухой долине в степи или тайге, а может быть между отрогами горных хребтов. Но альпинист к ней шел. И достигал своей вершины. А на ней достигал или просветления, или просто душевного счастья.
К горе, на которой если кто и бывал, то об этом никакой информации не было, шла только звериная тропа через кедровую тайгу. Местами здесь было темно даже днём — кроны кедров смыкались над головой и не пускали солнечные лучи. А на полянках светило яркое и жаркое солнце, что было несвойственно этим широтам. Альпинист шел вдоль берега речки с небольшим рюкзаком, в котором лежали палатка, немного альпинистского снаряжения, небольшая аптечка и котелок. Средств связи с внешним миром у него не было, а по части питания он надеялся на природу: тайга пропасть не даст. Каждый вечер он выбирал небольшую полянку или просто ровную площадку под кедром, ставил палатку и засыпал до рассвета. Но уже несколько ночей подряд он слышал в ночи какие-то странные шорохи, будто кто-то приходит к его палатке. «Подумаешь, звери пришли. Может быть, еду какую ищут, а у меня ее нет. Вряд ли их волнуют мои альпинистские железяки». И не обращал на эти звуки внимания. Но однажды он прислушался к звукам повнимательнее и понял, что звери не только приходили, но и, по-видимому, дрались. Помимо шорохов порой доносилось рычание и вой раненого зверя. У альпиниста не было ружья, защитить себя от крупного зверя было нечем, но он на эту тему не переживал: природа — его родной дом, не допустит она, чтобы ее же дети съели своего брата. Звери дрались между собой. И что-то ему подсказывало, что за него.
На следующий день альпинист поднялся выше по таежной речке, вновь поставил палатку на берегу и, хотел было, уже лечь спать, но какое-то тревожное ощущение навестило его душу, как только начало темнеть. Всю дорогу он чувствовал, что рядом кто-то есть. И этот кто-то идет за ним совсем близко, но не показывается, а наоборот, тщательно маскируется. Видимо, не хочет, чтобы о нем знали. До сегодняшнего дня он шел уверенно, несмотря на ощущения близости «попутчика», а сегодня что-то его насторожило. Но солнце зашло, и он лег спать, закрыв палатку. Среди ночи его разбудили странные звуки дерущихся зверей. Причем звуки были настолько близко, что казалось, участники сражения вот-вот разорвут его палатку. И что-то подсказывало ему, что звери пришли именно за ним. Он взял нож и вышел из палатки. Зрелище было очень страшным и шокирующим: к палатке подбирались агрессивные шакалы, глаза их были наполнены густым зеленым цветом, как у бешеной собаки, зубы оскалены, десны кровоточили. Они явно хотели разорвать альпиниста; когда они его увидели, их агрессия возросла, они почувствовали, что приблизились еще на один шаг к жертве. Но на их пути стояла белая волчица. Шерсть ее была настолько густа, что, казалось бы, ее ничем нельзя было прокусить или расцарапать, да по весу и размерам она была намного больше шакалов. Но врагов было много, небольшая стая. А волчица – одна. Именно она все предыдущие ночи отпугивала шакалов и охраняла покой альпиниста, а днем шла за ним, стараясь не показываться. Но силы ее медленно иссякали, а шакалов с каждым днем становилось все больше и больше, и, казалось бы, этой стае не представляло особого труда загрызть волчицу, но та умела воевать. Она была готова дважды погибнуть за альпиниста, но его бы на растерзание подлым хищникам не отдала. Нетрудно было понять, кто стоял за шакалами и в интересах каких потусторонних сил была смерть альпиниста. Кто-то не хотел, чтобы он поднялся на гору. Волчица умело откидывала шакалов от палатки одного за другим, те, искусанные волчицей, приходили в себя и снова рвались в бой. Волчица наносила им ранения лапами и откидывала их снова. Но из тьмы появлялись все новые и новые звери, и вот двое из них намертво вцепились волчице в горло и в плечо. Альпинист не мог на это смотреть, ему было жалко свою защитницу. Тогда он достал нож и перерезал одному из шакалов глотку, а другого оторвал от волчицы, вырвав из нее клок шерсти, и швырнул его об дерево, попав шакальим глазом на острый сучок. Шакалы хотели было рваться в бой дальше, но еще один звереныш тут же упал под ноги остальным с перерезанной глоткой, и стая подлецов, издав позорный вой, удалилась, оставив за собой кровавые следы. На поле боя осталась только раненая волчица. Она не могла больше воевать, ее силы иссякли. Она хотела уйти, чтобы не обременять альпиниста, послав ему телепатически прощальную весточку: «Прости. Больше я не смогу тебя защитить, дальше как-нибудь сам», но и на это у нее не было сил. Альпинист распотрошил аптечку и вколол страдающей от боли волчице последние ампулы обезболивающего препарата, а затем перевязал ей раны. Волчица положила голову ему на колени и уснула. Альпинист спал до рассвета рядом с палаткой, прямо на земле, обняв свою защитницу. Если бы не она, его бы сейчас не было в живых. Даже не сейчас, а несколькими днями раньше. Теперь его очередь спасти и выходить волчицу. Волчица тихонько стонала от боли, даже заглушенной препаратами, но было видно, что она копит силы и скоро встанет на ноги. Альпинист ее успокаивал, поил водой, промывал раны. Запасы в аптечке кончились.
На следующее утро волчица решила проводить альпиниста в горы. «Иди. Я тебя здесь подожду. Мне идти сейчас очень тяжело. Через час хода тайга кончится, там тебя уже никто не тронет. А дальше и ледники недалеко. Иди, гора тебя ждет». Альпинист не хотел идти дальше без волчицы, он даже думал взвалить ее себе на плечи и нести, но она была очень тяжелой, и далеко с таким пассажиром он не уйдет. Он оставил волчицу рядом с палаткой, взял кошки и ледоруб и пошел на ледник. Светило яркое солнце, дул легкий ветерок, все располагало к удачному восхождению. Альпинист радовался всему происходящему вокруг и бодро шел к вершине. Вот он вышел на хребет и пошел по гребню. Вершина, казалось, уже рядом. Но вот он обернулся и увидел, что по его следам кто-то идет, явно пытаясь его догнать. И даже бежит, а не идет. Это волчица набралась сил и побежала вслед за альпинистом. Дорога для нее была непростой — у нее не было ни кошек, ни ледоруба, разве что собственные когти. Но волчица стремительно бежала вверх с перебинтованным плечом. Было видно, как бинт сковывает движение ее лапы, но снимать его пока еще было рано — рана не затянулась до конца. Альпинист тропил по снежному хребту, снег хрустел под ногами. А вот среди снега ледовая проплешина. В кошках ее даже не заметишь. И снова снег. Вершина все ближе и ближе. А с другой стороны примерно с той же скоростью к альпинисту приближалась волчица. Но вот альпинист услышал за спиной нечеловечий крик — волчица поскользнулась на ледовой проплешине и поехала вниз. Альпинист, не думая, бросился за ней. Была бы сейчас веревка, он бы кинул ее волчице, чтобы та вцепилась в нее зубами. А если бы шли в связке — то удержал бы он ее, не впервой из трещины напарника вытаскивать. Но никакой веревки не было, а волчицу оставлять в беде нельзя. Вот альпинист бежит вниз по склону, превышая ускорение свободного падения, падает на лед ниже нее и пытается ее поймать. Волчица перекатилась кубарем через него и вцепилась зубами в его штанину. «Все, теперь можно рубиться, — лязг ледоруба об лед рассеялся по всей долине, — главное, чтобы волчица удержалась!» Подушечки лап у волчицы были исколоты льдом в кровь. Теперь ничего не остается, как нести волчицу на вершину. Она была тяжелая и измотанная. Скорость альпиниста упала в разы, он с трудом вытащил ее на хребет и, стараясь не останавливаться, пошел по гребню вверх. С лица и по спине ручьями тек пот, позвоночник скрипел от перегрузок, равновесие удерживалось с трудом, но гора его ждала. И волчицу, видимо, тоже. Он шел три часа. Редко останавливаясь, чтобы отдышаться и пошевелить затекшей спиной. Волчица на привалах порой лизала его лицо и обнимала лапами, а он рылся руками в ее гриве. Они друг друга не бросали. Через три часа он положил ее на камни, выступающие из-под снега. Это была вершина. Отсюда во все стороны дорога только вниз. Где-то по хребту, где-то по крутому склону, а где-то по отвесной стене. Он стоял на вершине, счастливый, как никто на свете, смотрел на яркое северное солнце, а рядом с ним лежала белая волчица.
У любого альпиниста наступает такой момент, когда надо сменить направление на противоположное, идти вниз. В альплагерь. Чтобы потом подняться на новую вершину. А сейчас никуда больше идти не надо. Здесь под ногами снег, несмотря на лето, дует ветер, холода только не хватает. Но альпинисту идти вниз не хотелось. Он чувствовал душой, что отсюда есть другая дорога. Может быть, невидимый мост. Или просто полет. Да, полет! Куда угодно, но не вниз! Эта мысль окрылила его. Он обнял волчицу и начал по старинной привычке рыться пальцами в ее гриве. Тут волчица телепатически заговорила: «Посмотри на север! Навстречу новому солнцу! Разбегись и лети! Не бойся ничего, я с тобой!» Альпинист чувствовал, что его вес падает до нуля, и сила тяжести скоро перестанет на него действовать. Да, это было удивительно и малость страшно. Многие из нас часто подходят к окну и думают: «А может попробовать выпрыгнуть? Может быть, я полечу не вниз?» Но страх всегда перевешивал, ибо те, кто выходил из окна или падал со скалы, летели именно вниз с ускорением свободного падения и разбивались об землю. А вдруг именно ты исключение? Альпинист вытянулся в полный рост, посмотрел на солнце и побежал по вершине, стараясь не смотреть под ноги. Вершина уже осталась позади, а альпинист летел, не теряя высоты. Он давно перестал чувствовать земную твердь под ногами, перестал думать о том, «что будет, если…», он просто летел над тайгой. Через полминуты точно так же от вершины оторвалась и волчица. Она догнала альпиниста и летела рядом с ним. Спустя час полета картина внизу изменилась. Сибирская тайга плавно превратилась в розовый океан, освещенный лучами восходящего северного солнца, из которого выныривали огромные дельфины!
— Дельфинчики! Такие хорошенькие! — заголосила волчица, — пойдем купаться, к ним в гости!
— А полетели! Снижаемся!
Они оба плюхнулись в океан. Дельфины окружили их, начали выпрыгивать из воды, подкидывая альпиниста своим спинами вверх, а потом ловя их. Создавалось такое ощущение, что дельфины давно уже их ждали. Они плыли через океан, окруженные многочисленными дельфинами. Казалось еще немного, и они начнут понимать их язык. Эти ощущения нельзя было передать словами, иной раз даже хотелось крикнуть известную фразу Мефистофеля, хотя рядом не было ни алкоголя, ни женщины, ни других соблазнительных орудий, направленных против доктора Фауста. Но зато последняя строчка Божественной комедии Данте ощущалась на все сто. Вскоре пришла пора прощаться с дельфинами, надо было лететь дальше, а пребывание в однородной по времени среде утрачивало бы смысл существования. Они снова поднялись над водой и полетели. Неожиданно показался берег. На берегу за частоколом стоял длинный деревянный двухэтажный дом с резными наличниками и ставнями, перед домом на берегу был добротный дощатый причал, у которого стояло несколько парусных лодок, а у ворот росли стройные березы, образуя кронами свод. Под этим сводом стояла женщина. Она держала на руках свежеиспеченный пирог на расшитом рушнике и смотрела, как альпинист и волчица летят по небу и медленно приближаются к ней. А за воротами во дворе собралась большая семья. Альпинист приземлился на причал, а волчица влетела в женщину и растворилась в ней. Теперь она всегда будет с альпинистом, но уже в облике человека. Женщина вышла на причал и поднесла пирог альпинисту. Глаза ее светились ярче всех звезд во вселенной, из глаз к вискам тянулись до боли родные лучики, вся она была окружена светящейся аурой. Изменился и альпинист. На нем уже не было ни кошек, ни тяжелых ботинок, ни теплой одежды. Он выглядел так же, как и вся семья, но он знал, что в его, точнее, в их жизнях еще будут вершины, они еще поведут в горы своих детей. Но сейчас он светился нежно-золотистым светом и шел навстречу женщине. Они сошлись в жарких объятиях. Казалось, от такого жара они сейчас сгорят! Их губы слились воедино, возможно даже срослись, сердца забились в одном ритме. Из ворот выбежала вся семья. Старики, братья, сестры и их дети. «Как долго мы тебя ждали! Уж думали, не доживем! Наконец-то ты с нами, душа ты скитальческая! Наконец-то ты нашел и нас, и себя! Давай, заходи скорее в дом, самовар уже закипел! Он взял ее на руки и пошел в дом. Прямо с ней на руках. Семья окружила их со всех сторон и шла вместе с ними. В горнице стоял длинный стол, по периметру – дубовые лавки. Как в русских народных сказках. На столе стоял самовар, испускающий пар, словно паровоз. Он сел на лавку и усадил ее себе на колени. Теперь их ничто и никогда не разлучит, их дороги не разойдутся. Только сейчас он понял, кто оберегал его в тайге от всех бед и кто был готов дважды погибнуть за него. И кого он вел и нес на своих плечах до самой вершины, даже не думая, что дикого зверя можно бросить, ибо все они как-то выживали без людей.
Потупя взоры, не смотря по сторонам
Через отчаяние, молчание, тишину
Спешили женщины придти на помощь к нам
Их бальный зал — величиной во всю страну
Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез,
Припомни бал, как был ты бел, и улыбнешься:
Век будут ждать тебя и с моря, и с небес
И пригласят на белый вальс, когда вернешься…
В.Высоцкий