Соседи по палате

               
                Рассказ

Стоял знойный засушливый июль. В садах зрели ягоды и фрукты. По рынку витали влекущие ароматы садовых плодов. Нельзя сказать, что пенсионер Дмитрий Матвеевич Горюнов был большим любителем этих даров природы. Но вот, поди ж ты, на них и попался. Поел немного клубники и два яблока «белый налив» -  и живот скрутило так, что хоть на стенку лезь. Жена клялась и божилась, что купленные на рынке  клубнику и яблоки она помыла самым тщательным образом. Но зараза все-таки прихватила Дмитрия Матвеевича. Он неожиданно быстро совсем обессилел. Из него текла вода. Жена вызвала такси и повезла своего мученика мужа в больницу.

Там Дмитрий Матвеевич очень опасался из- за своего недуга опозориться. Но медсестра приемного отделения его успокоила. Туалет рядом. По этой части никаких проблем не будет.

После оформления соответствующих документов Горюнова отвели в инфекционное отделение. Там его встретил хорошо  знакомый ему врач Валентин Сергеевич Малев, который был здесь и заведующим. Он встал из-за стола и крепко пожал Дмитрию Матвеевичу руку:

- И ты попался? Ну-ну. Не ты первый, и не ты последний. Сейчас самый сезон. У меня в отделении с твоим диагнозом много. Можешь не волноваться. Через недельку- полторы будешь дома. У меня есть двухместная палата. Вот там я тебя и поселю. Там долечивается самостийник из Украины. Приехал к родственникам – и опоносился. Мужик говорливый. Так что не соскучишься.

Заведующий отделением пригласил к себе дежурную медсестру и та отвела Дмитрия Матвеевича в  двухместную палату. Там на своей кровати лежал тщедушный телом старик лет восьмидесяти. Он был совершенно сед. Лицо избороздили глубокие складки морщин. Но он стремительно встал со своей кровати и протянул руку:

-Ну, что, сосед, давайте знакомиться. Меня зовут Егором Акимовичем.

Дмитрий Матвеевич пожал протянутую руку и представился. Егор Акимович отреагировал привычной фразой: «Очень приятно». И тут же стал жаловаться, что этот проклятый понос все его планы испортил. А он за короткое время должен еще побывать в домах целой дюжины родственников, которые разбросаны по всей европейской части России.

- Дмитрий Матвеевич! В ваших краях, как я заметил, общаются по-хохлацки. Вы предпочитаете на каком наречии?

Горюнов признался, что он украинский язык, конечно,  понимает. Но  далеко не все. Много слов для него не знакомы. Егор Акимович махнул рукой:

-А! Тогда давайте по-русски. Я ведь сам россиянин из курской деревни. Это я в хохляндию попал по нужде великой. Женился на украинской девчонке. Она меня на свою родину и переманила. Я и сам в украинском языке не большой мастер. Надо мной там частенько посмеиваются.

Мне уж лет о-го-го сколько. Не сегодня-завтра помирать. Вот и решился перед смертью с родственниками повидаться. Тех, кого знал до войны, вероятнее всего, уже нет в живых. С их детьми хочется  посидеть за столом, помянуть покойников по-семейному.

 Дмитрий Матвеевич поинтересовался:

-А чего ж не съездили к родственникам, когда помоложе были?  Поздоровее.

-А-а-а. То времени не было. То денег. Это вот немцы выручили. Я ведь в войну в плен попал. Пришли дни, когда Германия перед нами извинилась. Настрадавшимся в плену марки выплатила. И не поскупились. Из них и образовалась сумма на поездку. Вот и двинулся. Да опоносился. У вас тут банк далеко? А то мне марки поменять надо.

Дмитрий Матвеевич сказал, что банк тут близко. Можно и пешком сходить. Горюнов не был словоохотливым человеком, хотя всю жизнь проучительствовал. Преподавал русский язык и литературу. Его позвали в процедурную. Вернулся он оттуда побледневшим и поскучневшим. Лег на кровать и разговор у них сам собой прервался. Егор Акимович включил стоящий не его тумбочке миниатюрный телевизор. Это от родственника, к которому в местный совхоз приехал погостить украинец русского происхождения.

Шел обзор последних новостей. Ведущий рассказывал о событиях в Чечне, где проводилась контртеррористическая операция. Оба жадно вслушивались в эти сообщения.  Как только передача новостей закончилась, Егор Акимович выключил телевизор и с некоторой долей ехидства произнес:
- А ваш президент Ельцин совсем недавно говорил: «Берите свободы столько, сколько можете заглотить». Как в свете этого высказывания понимать нынешние события в Чечне?

В душе и Дмитрия Матвеевича закипела ярость. Но он, как раньше случалось на уроках, когда хулиганистые мальчики в классе не слушали урок, а занимались своими делами, громадным усилием воли сдержал себя и внешне спокойно ответил:

- Вы знаете, Егор Акимович! Из меня политик неважный. Но, как мне кажется, этих любителей самостийности Чечни пора поставить на место. Им давали возможность жить по своим законам. Кончилось все сплошным безобразием в адрес России.

Егор Акимович лежал не своей кровати с лицом, полным смирения.
-Оно-то так. Но ныне все говорят о свободе. Век тирании и принуждения уходит в прошлое, - с видимым благодушием произнес он.
Горюнов в том же тоне отпарировал:

- На словах так. Видимо, для установления свободы НАТО  с таким усердием бомбило Сербию. Только все это выглядело беспредельно нагло и отвратительно.

Они, недовольные друг другом, молча, улеглись в кровати. Каждый жил своими мыслями. Дмитрий Матвеевич был сильно ошарашен. Как же так? Сколько лет жили в одной стране. Все, как ему тогда казалось, были довольны от того, что они граждане великого государства. И в этом государстве был самый справедливый строй. Было бы иначе – вспыхивали бы протесты, волнения и другие способы проявления недовольства. Ничего подобного, вроде бы, не наблюдалось. А как только горбачевская перестройка и ельцинские реформы прошлись по стране, могучее государство распалось. И оказалось, что советскую власть принимали не все. Были и те, кто мечтал о ее смене. И как только такое случилось, все недовольные подняли свои головы. Ну и удружил ему хорошо знакомый врач Валентин Сергеевич. С таким соседом весь от обиды и злости изведешься.
Они лежали, молча, может, полчаса, а, может и больше. Первым заговорил Егор Акимович:

- Ну, хватит нам друг на друга дуться. Вы же учитель. Вам ли не знать пословицу: «Сколько людей – столько и мнений». Мы с вами живем, как говорят наши правители, в демократических странах. Значит, можем давать событиям свои индивидуальные оценки. И оставаться друг к другу благожелательными людьми.

Горюнов согласился:

- Да я на вас не обиделся. Просто никак не привыкну, что одно и то же событие можно оценивать по-разному.

Мир был восстановлен. И Дмитрий Матвеевич попросил своего соседа по палате рассказать, как сами украинцы расценивают распад Советского Союза.
-По-разному. Одни изо всех сил стараются поддержать новую власть, установленную после распада страны. Другие недовольны. Но молчат, сопят в тряпочку. Им рот закрыли радикалы. Кому охота быть жестоко избитым за свои убеждения.

Да что вам объяснять. Ваше телевидение в основном правильно все преподносит.
Глаза Егора Акимовича внезапно блеснули лукавинкой:

- А, впрочем, жизнь, она сложна.  Ее порой под общий аршин не подгонишь. Я вот перед  этой поездкой побывал в Крыму. Там в оценках последних событий полный раздрай. Как я прикинул после своих бесед с людьми, мнения разделились примерно наполовину. Правда, если быть предельно честным, то не совсем наполовину. Есть большая группа людей, которым на все наплевать.

Горюнов поинтересовался, кем был Егор Акимович до пенсии. Оказалось, работал в колхозе в Черновицкой области. Туда его привезла жена к своим родителям. А в колхозе самые высокооплачиваемые специальности – шофер и тракторист. Вот он шофером всю свою жизнь и проработал. Шиковать не шиковал. Но его семья жила не хуже других. А по некоторым параметрам даже и получше.

Так и продолжалось. То они разговаривали мирно, и. казалось, дружелюбно. То сердито сопели в молчинии, отвернувшись к стене, или уткнувшись в подушку. По утрам брились. Оба- электрическими бритвами. У Егора Акимовича – немецкая, у Дмитрия Матвеевича – отечественная. И эта мелочь стала поводом для обиды. Как-то Егор Акимович не сдержался и сказал:

-У тебя не электробритва, а трактор. Гремит на все  отделение.
Дмитрий Матвеевич и сам знал, что его электробритва давно трубует замены. Но он к ней привык и не хотел расставаться. Он обиделся на реплику соседа. Но не произнес ни слова.

Зато Егор Акимович продолжил свою тему:
- Ты купи, Дмитрий Матвеевич, иностранныю. Вот у меня аппарат: проведешь один раз  по  щеке – и гладко. Ни единой щетинки.
Горюнов сердито буркнул:

- Меня своб бритва вполне удовлетворяет.
И снова наступило молчание.

Больничные дни скучны и длинны. Пройдешь прописанные врачами процедуры и валяйся себе на кровати. На улицу с такой болезнью не рекомендуется. Гулять по коридору тоже не погуляешь. Туда-сюда снуют медсестры и нянечки. У Дмитрия Матвеевича и Егора Акимовича только и оставалось, что болтать по пустякам, да схватываться в диспутах. Но, надо отдать должное, при острых спорах оба обладали дипломатической сдержанностью. До крика и взаимных оскорблений дело никогда не доходило.

Но слух об их диспутах по отделению распространился.  И по утрам, когда заведующии отделением и одновременно лечащий врач заходил в палату, первым делом говорил:

- Ну как? Какая тема нынче дискутируется?

И этот вопрос был в самую точку. В больничной скуке и однообразии в их беседах и препирательствах время проходило быстрее. Самое удивительное было в том, что они ни разу не схлестнулись в скандале. Но Горюнову было неприятно, что его сосед по палате с откровенным негативом относился к  его Родине. При любом удобном случае он вовсю восторгался жизнью и порядками в странах Европы и пренебрежительно относился ко всему российскому.

Егору Акимовичу через два дня предстояла выписка из больницы. Еще раз расспросив Горюнова, как ему найти банк, он сходил в город, поменял там немецкие марки на российские рубли. Вернувшись в палату, Борис Акимович пересчитал деньги, уложил их в кошелек и, довольный, сказал:

- Нет, Запад есть Запад. Не то, что немытая Россия. Кто в России хоть копейку когда-нибудь заплатил своим пленникам. А немцы мне вот выплатили. Да еще как. Вот и путешествую почти по всей России.

Дмитрий Матвеевич снова готов был взорваться и выплеснуть весь свой гнев на этого зловредного старика, родившегося в России и так ее не любившего. Но он снова удержался и ровным металлическим голосом изложил свое мнение:
- Насколько я знаю историю, наша страна никогда не была агрессором. Гораздо чаще на нее нападали, чем нападала она. Так что сдавшимся нам в плен, или в него захваченным в боях, платить было не за что. Мы недругов в свою страну не звали. Немцы к нам пришли и обратили в руины почти всю европейскую часть государства. А то, что вы получили от Германии, лишь мизерная плата за порушенное и погибших наших людей. И давайте прекратим. Меня тошнит от подобных разговоров.

В палате наступила тишина. Егор Акимович вышел на улицу, где зной жег нещадно. Горюнов лег на кровать, отвернувшись к стене. В эти минуты он терпеть не мог этого самостийника русского происхождения. Больше они старались не разговаривать. Так перекидывались незначительными фразами, делая вид, что между ними нет размолвки.
         
В последний день перед выпиской Дмитрий Матвеевич лежал к стене  лицом и делал вид, что спит. Ему было совершенно непонятно такая открытая нелюбовь старика к родине. По рассказам самого Егора Акимовича, его жизнь на Украине складывалась нормальная, без больших лишений и потрясений. Дети его тоже хорошо устроились в жизни. Все получили специальности, обзавелись семьями, построили себе приличные дома. В чем же тогда обида на нашу страну? Каким боком она его задела?

И уже вечером, перед тем, как лечь спать, Дмитрий Матвеевич спросил старика:
- Егор Акимович! Мне кажется, будто у вас в жизни что-то произошло такое, что вы своей Родине не можете простить до конца своих дней. Может, откроетесь?  И на душе полегчает.

Егор Акимович беспомощно растерянно кинул взгляд на Горюнова и мягким тихим голосом, чуть ли не шепотом ответил:

-Была у меня в жизни большая беда. Тут ты совершенно прав. Я тебе уже говорил, что попал в плен. Но в этом моей вины никакой нет. Наша рота ночью была окружена немцами. Командир струсил. Сказал: сдаемся все. Так что от меня ничего не зависело. В плену у немцев был словно в аду. Об этом и рассказывать не хочу. А когда война кончилась, меня сгребли и на десять лет отправили уже в советские лагеря. Какая судьба у моих товарищей по роте, не знаю. Был у меня госпиталь. А после я в свой полк не попал.

Вот такая была у меня история. У немцев я мучился, как никому не пожелаешь, это вполне понятно. Я для них был враг. Но почему моя любимая Родина так со мною обошлась – до сих пор не пойму.

Дмитрий Матвеевич от таких воспоминаний оторопел и мгновенно вспомнил учителя истории Иван Васильевича Зюбина. Тот тоже в войну попал в плен. У него судьба оказалась милостивее. Подопрашивали, поугрожали на допросах, но в 1946 году отпустили с миром. Но сколько, бедный, перенес из-за своего плена. Учителем он был высокой квалификации. Человеком – отменнейшим. Однажды о нем был опубликован теплый очерк в районной газете. Потом группа ветеранов войны с воинственными обвинениями посетила и редакцию, и среднюю школу, где работал бедный Зюбин. Время было такое. Фронтовиков тоже судить трудно за их жестокость. Они перенесли такое, что у них на такие заморочки войны не осталось жалости.

Дмитрий Матвеевич посмотрел на своего соседа по палате другими глазами. Вспомнив своего коллегу Зюбина, он сразу поверил Егору Акимовичу. Как его судить за то, что он имеет свои претензии к Родине? Страну уже осудил весь мир за излишнюю подозрительность к своим воинам, попавшим в плен. А бывший пленник Егор Акимович пусть в своих чувствах разбирается сам. Может быть, в последние минуты своей жизни, когда стоящие у его постели люди, будут просить у него прощения, а он – у них, Егор Акимович попросит прощения у своей Родины, за свои долголетние обиды на нее.

Скрытая неприязнь соседей по палате вдруг вся испарилась. Оставшееся до выписки Егора Акимовичи время они беседовали дружелюбно. И не было ни подкусываний, ни попыток вызвать ненужный теперь спор по скользким для их разговора темам.

Странно. Но они так и не перешли на «ты». Егор Акимович всю свою жизнь относился к учителям с большим почтением. Поэтому и тут не позволил себе фамильярности. Дмитрий Матвеевич чувствовал разницу в возрасте. Ко всем, кто был гораздо старше его годами, он обращался только на «вы».
В день выписки Горюнов обратился к Егору Акимовичу:

-  Вы уж извините меня, если  скажу не так. Но мне кажется, что вас следует предупредить. Вы с негативным  разговором о нашей стране в нашем краю поосторожнее. Тут живут в основном сельские люди. При советской власти у них был достаток, работа и уверенность в завтрашнем дне. Теперь колхозы развалились, работы негде не найти. Люди злые как черти. Так что вас за ваши взгляды могут и побить под пьяную руку.

Егор Акимович обещался иметь это ввиду. Дмитрий Матвеевич отпросился у медсестры проводить соседа по палате до автобусной остановки. Они уже почти не разговаривали. Но когда подошел автобус, долго жали друг другу руки. Пока водитель не выдержал и не засигналил: пора, мол, ехать. Они обнялись. Егор Акимович вошел в автобус. Дмитрий Матвеевич долго махал вслед рукой.