Предыдущая страница http://www.proza.ru/2017/05/27/1085
Хорошего в наступившей жизни было много. Севастопольцы охотно выходили на воскресники, хотелось поскорее сделать свой город прекрасным, и мы тоже с энтузиазмом помогали приводить в порядок школьный двор, заваленный обломками зданий. Родители работали на воскресниках в городе.
На одном из родительских собраний директор школы пожаловалась, что мало мужчин приходит на воскресники в школу. Это было объяснимо, почти все были военными, кто в море, кто на учениях.
В один из своих крайне редких выходных отец пришёл в школу, чтобы принять участие в воскреснике. Кто-то его сфотографировал. Эту фотографию, где он снят с тачкой, потом прислала домой директор школы с надписью на обратной стороне:
«Большая благодарность и признательность уважаемому тов. Врубель А.Ю. за внимание к школе. Директор шк. 3 (подпись)». Отец тогда был начальником управления вооружения и судоремонта Черноморского флота.
По радио из громкоговорителей неслись песни «Летят белокрылые чайки» в исполнении Бунчикова и Нечаева, потом чаек сменили «Перелётные птицы в осенней дали голубой», на кораблях по выходным крутили пластинки или громко включали музыкальные передачи по корабельной трансляции.
По вечерам из окон слышались песни Петра Лещенко, Клавдии Шульженко, не захочешь, а выучишь слова «Креолки». После показа кинофильма «Возраст любви» всех оттеснила Лолита Торес со своей песней «Каимбра – чудесный наш город».
На проспекте Нахимова открылся парфюмерный магазин. Проверенные марки «Тройной», «Шипр» и «Красная Москва» пополнились «Ландышем серебристым», «Белой сиренью». Женщины откуда-то добывали чулки с чёрной пяткой, это считалось шиком, а те, у кого мужья занимали большие должности, появлялись в театре с чёрно-бурой лисой на плечах.
Всё это создавало ощущение праздника. Но было и другое. Напротив Дома офицеров на фанерных щитах красовались поджигатели новой войны: Дядя Сэм, тощий и длинный в полосатых штанах, толстенький маленький Джон Булль в штанах из британского флага. Палач Тито в маршальской форме стоял около деревянного чурбака, держа огромный топор, с которого капала кровь.
Союзники в борьбе с германским фашизмом весьма оперативно превратились в лютых врагов, которые спали и видели, чтобы напасть на нашу мирную родину. Город и население принялись готовить к новой войне. В Городском холме, на котором находится центральная часть города, стали строить подземные сооружения, он теперь весь пронизан туннелями.
Под каждым домом на Большой Морской при строительстве закладывали бомбоубежище. Эти бомбоубежища соединялись между собой. Большую Морскую мы, мальчишки, проходили под землёй по этим бомбоубежищам. То, что строили военные, я оставляю в стороне, это знали те, кто жил рядом.
Севастополь вообще отличается большим числом подземных сооружений. Поскольку мы были в том возрасте, когда влечёт всё неизвестное, то побывали во многих подземельях, например, под театром имени Луначарского, а ныне церковью, в подземных ходах ещё первой Крымской войны на Малаховом кургане, и во многих других местах.
Делали факелы, намотав тряпки на палку и смочив их горючей жидкостью. Вот тогда я чувствовал себя Томом Сойером. Довольно часто проводились учения по задымлению города.
Устанавливали большие бочки с дымовой смесью и поджигали их. Для школьников это были радостные дни, потому что в школе учиться было невозможно, дым проникал повсюду, действовал на лёгкие, начинался кашель. Мы тогда шли купаться на море.
Когда я поступил в училище, то узнал, что у нас на химическом факультете даже защищали дипломные проекты по задымлению главных военно-морских баз.
В моём классе «А» все учились очень хорошо. Потом я понял, что по этому принципу и подбирали ребят в класс. Я сидел за одной партой с Толей Каушанским, нашей звездой.
Он учился блестяще, был хорошим гимнастом. Толя, как и следовало ожидать, окончил школу с золотой медалью на круглые пятёрки. Его отец был капитаном 3 ранга, заслуженным офицером. Во время войны вражеский осколок изуродовал его лицо.
Толя держался очень обособленно от остальных ребят, я бы сказал, даже высокомерно, списывать домашнее задание никогда не давал. На контрольных работах прикрывал от меня ладошкой тетрадь, чтобы я у него не списал. На море с нами никогда не ходил.
Сейчас мне кажется, что он болезненно переживал то, что у многих других ребят и девочек отцы были адмиралами, генералами, капитанами 1 ранга и полковниками. Хотя тогда нас это обстоятельство меньше всего волновало.
У него был младший брат, которого я узнал много лет спустя. У Валерия, так зовут Толиного брата, напротив, очень общительный и доброжелательный характер.
Я дружил с Володей Лобовым и Эмилем Коганом, которого все звали Миля. Милю ненавидела математичка, наша классная руководительница. Дело в том, что Эмиль был математическим гением.
Слегка гнусавя, у него что-то было с носовой перегородкой, он говорил: «Вера Николаевна, мне кажется, эту задачу можно решить проще». Бедная Вера Николаевна, которая, когда писала на доске задачу, без конца заглядывала в учебник, покрывалась краской, а Милька на доске писал другую формулу и ответ.
За нами с Толей сидели Оля Друкер и Жанна Шарая. Они тоже учились очень хорошо. Справа была парта Лены Горшковой и Люды Корбут. Обе подруги были конкурентками Толи Каушанского, учились на круглые пятёрки, но в отличие от него, всегда давали переписать домашнее задание нашей троице и другим таким же разгильдяям, которые не утруждали себя ими дома.
Насколько высоким был уровень знаний в классе, можно судить по тому, что в нашем выпуске, единственным в истории школы, было одиннадцать медалистов. Лена Горшкова, Люда Корбут, Володя Лобов, Роберт (в миру - Робка) Андреичев, Толя Каушанский, окончили школу с золотыми медалями, я и Неля Белоруковская получили серебряные медали, остальных не помню.
Оле Друкер, Миле Когану и ещё некоторым ребятам, поставили по две четвёрке, просто чтобы не дать медали, потому что и так было много шуму по поводу столь большого числа медалистов. Учёба в школе приносила, помимо знаний, радость общения со сверстниками и сверстницами.
Мы ходили в походы на Херсонес и в Алсу, ставили спектакли, устраивали маскарады, для которых сами, и с помощью наших мам, готовили маскарадные костюмы. В школе был кружок танцев, устраивались танцевальные вечера с самодеятельностью.
Запомнилось, как Лена Горшкова и Оля Друкер играли в четыре руки на пианино.
Девочки развиваются быстрее, и мы от своих школьных подруг в этом отношении отставали, они были взрослее нас.
Нашу компанию больше интересовало повеселиться на море, поиграть в баскетбол на Матросском бульваре, поозорничать, искать приключений. Володя, Миля и я дружили с замечательными девочками из соседней школы № 2, Ниной Омельяненко и Инессой Чулковой.
Мы часто вместе ходили купаться к Памятнику затопленным кораблям, на Хрусталку (мыс Хрустальный) или ездили на Учкуевку. Наши родители были хорошо знакомы по службе, поэтому мы бывали друг у друга дома в гостях. Конечно, все девочки нам очень нравились, но отношения были чисто товарищеские, дружеские, спорт отвлекал от иных мыслей.
Летом Володя, Миля и я работали в школе, красили, мыли, убирали. Остальное время проводили в пионерских лагерях в Алсу и в Родниковом. Раньше Родниковое называлось Джунджи, но татарские названия в Крыму все поменяли.
Много лет спустя, на Урале, когда я пришёл в гости к сослуживцу, его жена воскликнула: «Володя, ты меня узнаёшь?». Оказалось, что она меня вспомнила по пионерскому лагерю в Родниковом.
Крым всю свою историю был многонациональным, но этот «недостаток» быстро исправили. Национальный вопрос нас не интересовал, хотя, слушая разговоры взрослых, я знал, что из Крыма выселили не только татар, караимов, месхетинских турок, но и греков, испокон веков живших в Балаклаве, немцев, даже китайцев, неведомо как попавших в Севастополь.
Офицеров, женатых на гречанках, перевели к другому месту службы, а потом уволили. Китайцы жили на барже, которая стояла в Южной бухте.
Продолжение http://www.proza.ru/2017/05/29/1617