Крест животворящий

Татьяна Вересова
С раннего утра сражался Марк Моисеевич за честь белого халата, отделения и клиники в целом. Иного пути у него не было…

У пострадавшего молодого парня оказались до жути скандальные родственники. И даже, если входить в положение и подключать психологические знания, все равно, иначе, как невоспитанностью такое поведение не назовешь.

Помимо криков, угроз и оскорблений, мамаша, брызгая слюной, орала в телефон о бездействии и проволочках, о безграмотности и безответственности. Начались звонки из администрации,  Мэрии и Министерства. У персонала опускались руки и скрипели зубы. Мигрень накрыла отделение реанимации. Разъяснения и уговоры не помогали.

Наконец, эта, невероятного темперамента, женщина, проговорив напоследок новые изощренные угрозы, отправилась жаловаться в очередную контролирующую организацию.

Марк Моисеевич вздохнул ей вслед и вернулся в ординаторскую. Он принялся пристраивать парня в клинику, где его могли бы быстро и максимально успешно прооперировать. Но когда он называл фамилию пациента, коллеги решительно отказывали в помощи. Небезызвестная нам уже дама, побывала у них при других ситуациях и ее обращение с персоналом помнили все.

Марк Моисеевич уговаривал, просил:

- Я же не за себя прошу, парень же не виноват, что у него такие родственники. Их же не выбирают, сами при раздаче достаются. Да и в коме он, повлиять никак не может. Ребята, у нас же нет ваших ресурсов. Помогите, братцы?

Марк Моисеевич пользовался всеобщим уважением, поэтому вскоре ему удалось договориться о переводе молодого человека в другую клинику.

Устало он откинулся на стул и надавил пальцами глаза. Потом закрыл лицо ладонями и растер щеки. Выдохнул.

В дверь тихонько постучали.

- Войдите, тихо проговорил Марк и принял собранный вид.

Вошел Владимир Васильевич. Пожилой, заслуженный хирург.

- Марк, нам бы соперировать. Дашь человечка? Боже, да на тебе лица нет! Что случилось, мальчик?

- Да, рутина, переживем, Владимир Васильевич. Опять сумасшедшие родственники. Вместо того чтобы помогать, бьют по рукам и голове, - Марк грустно улыбнулся, - Что у вас?

- Перитонит, что же еще у нас может быть? - ответил врач, - Не хочешь сам пойти, Марк? Я тебе одну историю поведал бы.

- Да, хорошо. Подавайте.

Когда руки были намыты, врачи одеты, а пациент накрыт стерильными простынями и сладко спал. Владимир Васильевич взял скальпель, сделал разрез и начал повествование.

Помню, в бытность свою ординатором, дежурил с Иннокентием Савельевичем. Он, как водится, к полуночи уже был недвижим, и мне пришлось брать всю ответственность на себя.

И вот часу в третьем привозят даму с болями. Она истерит, ругается. Я вокруг нее как павлин. Опыту у меня в таких делах еще не было… Уговаривал - уговаривал, без толку. Шумит, руками машет  и требует телефон. Что делать, повел в ординаторскую.
Села грузно на диван. По-хозяйски так села. Лапищей телефон придвинула к себе и стала звонить. Дозвонилась и понеслось, такого наговорила в трубку, мне дурно стало.

Я так понимаю, выслушали ее и говорят: «Дай трубочку доктору»...

Дааа… отчитали меня малого, словно штаны прилюдно сняли и выпороли. Блею, как ягненок, зеленею, краснею. Безмолвно кладу трубку и выхожу из кабинета. Вышел и понимаю, что не дышу и вдохнуть не могу, так меня подкосила беспардонная выходка.

Раздышался, успокоил нерв и пошел Савелича будить.

Надо отдать ему должное уразумел он все почти сразу.

Возвращаемся мы с ним в отделение. Навстречу Машенька, медсестричка, вся в слезах.

«Я, Иннокентий Савельевич, заявление об уходе написала, Вам на стол положила. Передадите заведующему завтра?»

Савелич мигом встрепенулся. Обнимает Машеньку. Извлекает из недр халата чистейший накрахмаленный носовой платок. Утирает ей слезки и говорит: «Поспешила, крошка. Ну, ничего, ничего, мы все уладим. Утро- то оно вечера мудренее...»

С девушки, словно всю боль сразу забрал. Успокоилась. Расцвела. Вернулась к работе.

Невероятный человечище был… Широчайшей души… Болезнь насквозь видел, почище МРТ…

Так вот… Подходим мы ближе к отделению, а там вопли. Дверь в ординаторскую нараспашку. Ходячие пациенты высыпали в коридор. Все напуганы. Савелич спокойно всех собрал и по палатам развел, угомонил, успокоил.  Проверил порядок и спокойствие. Вслушался в наступившую тишину, которую нарушали только хриплые женские выкрики. Ободрил сестер. И только потом подошел к бушующей даме.

Легко коснулся ее плеча и спрашивает тихо так, умиротворенно: « Что случилось, сударыня?»

Ясное дело, что в ответ ему вместе со слюной понеслись неприличные слова и оскорбления. Орала эта хабалка, что она  ему никакая не сударыня, сами мы то бишь господа. Мы же все поголовно изверги и садисты, безграмотные, неквалифицированные, выученные незнамо кем и где. Вместо того чтобы ее тяжко больную лечить, где -  то шляемся. В общем, будет она на нас жаловаться и добьется - таки нашего увольнения.
 
Иннокентий Савельевич ей: «Ваше право, милая. Только после. Пойдёмте ка я вас посмотрю».

Бабища, надо сказать, онемела, но лишь на несколько минут. Пока Савелич ее осматривал.

Только он сказал, что хирургической патологии нет и, что, скорее всего, это дамские возрастные особенности, крик начался пуще прежнего.

Савелич снял очки. Протер их, водрузил на свой мясистый нос и говорит.

- Могу предложить Вам проехать в одну очень хорошую клинику. Рекомендации вам дам и сопровождение. Желаете?

Она желала не очень, но отступать ей было некуда. Иннокентий Савельевич уже звонил на скорую и просил машину. 

Там эту женщину, так сказать, тоже знали. Поэтому, все хотели избавиться поскорее от возможных неприятностей.

Савелич, пока ждали транспорт, как мог ухаживал за ней. Брал ласково за руку, рассказывал, уговаривал, обещал. Ни на единую секунду не дрогнув лицом и не поменяв высоты тембра и интонации голоса.

Ребята приехали быстро, но уводили ее из отделения еще минут сорок. Она все время возвращалась и кричала, кричала, кричала. Напоследок она вопила, что мы хотим от нее избавиться, что было правдой. Что она нам это с рук не спустит. Что мы мечтаем угробить ее и оставить детей сиротами, без матери и средств к существованию.

 Савелич печально смотрел ей вслед. Потом, с порывом, поднял руку, перекрестил женщину в спину и сказал:

- Ступай с богом. Спаси тебя Господь и сохрани!»

Отвернулся, заложил руки за спину и, не оборачиваясь, ушел к себе в кабинет.

Постепенно до нас стали доходить сведения, что многим клиникам и персоналу досталось от этой фурии. Фамилию ее знали все. Да… на слуху была ...

Спустя три месяца во время дежурства заходит в ординаторскую Машенька и рассказывает. Помните такую -  то и такую. Так померла! Раз и все!

Савелич крякнул. Снял очки. Потер переносицу. Вернул очки на место и прошептал.
 
-Вот ведь, что крест животворящий делает. Не должна была и трех недель протянуть…
Врачи закончили операцию в молчании и восхищении.

В коридоре же снова шли боевые действия.

Все кары мира были обещаны клинике, руководству и персоналу. Все преступления признаны мировыми судами и наказание мирское неизбежно, а божественное провидение найдет нас, где бы не были.

Бригада для перевозки уже прибыла, парня готовили к транспортировке. Все молчали в недоумении и смятении.

Когда увозили парня,  скандалистка шла рядом с каталкой и вопила. Владимир  Васильевич, шаркая, приблизился к Марку Моисеевичу и прошептал.

- Ты перекрести ее, Марк. Перекрести. И все. Пусть едет с богом. А в какую сторону Господь сам решит.




26.05.2017