Ракомболь

               
               
      Из всех телепередач Елизавета Александровна, в быту, и для подруг, Лиза, Лизанька, Лизавета, больше всего любила кулинарные. Каких только экзотических блюд она насмотрелась и наслушалась, дух захватывало от одних только названий. Она запоминала их, повторяла про себя, и мысленно уносилась в далёкие страны, откуда они прилетали на экраны российских телевизоров. «Осьминог по галисийски», «Мильфилей», «Страусиная печень», «Губы акулы с ростками бамбука», «Крокодилье мясо с яйцами и сыром». Удивлялась, оказывается, не только крокодил мог сожрать человека, но и тот в отместку мог слопать крокодила. Его только нужно было правильно приготовить, ну, и, конечно, изловчиться, поймать.
      И ловили. И разделывали, как простой кусок говядины, и ещё по ходу дела, рекламировали это блюдо – пальчики оближешь. Ну да, мастера, специалисты, они появлялись на экране, как хирурги, в белых халатах, нож, как скальпель, мелькал в их умелых руках, и под ним вырастали горки препарируемых продуктов, толщиной с папиросную бумагу. Каждому блюду шеф-повар давал название, Лизанька с трудом воспринимала эти вычурные слова, стала записывать их в тетрадку, иногда запоминала, тренировала память, потому, что названия эти были головоломные, сразу и не произнесёшь – язык сломаешь.
       Лизанька воспринимала их на слух, и могла при случае щегольнуть своим знанием перед подругами или соседями, просвещала их, выдав, как бы, между прочим: «Скажите, сколько соли вы кладёте в мититей? Ах, вы не знаете, что это такое? А как вы готовите  лазанью? Даже не слышали о таком вкусном блюде? Ну, так я вам расскажу». И рассказывала. Подробно, как на уроке.
      По образованию Лизанька была педагогом, окончила когда-то педагогическое училище не то в Нижнем, не то в Высшем Волочке, но главное, что наставником она была не  по диплому, а по призванию. Фигура у неё была миниатюрная,  хрупкая, а душа широкая, вместительная, русская.
      Она преподавала в младших классах, учила первоклашек всему на свете, а главное – великому русскому языку. Особенно трудно давались ей уроки чистописания. Был у них в школе такой предмет, и Елизавета Александровна прилагала немало усилий, чтобы «грязнописание» малышей превращалось в это самое  «чистописание».
      Она видела, что благодаря её стараниям, детские каракули и кляксы на тетрадных листах в косую линейку постепенно становятся стройными, грамотными строками, искреннее чувство радости и удовлетворения охватывало её, ибо она верила, что поговорку: «Как человек думает, так и говорит, выражает свои мысли», можно дополнить другой, сходной по смыслу: «Как человек пишет, так и проявляет свой характер, свои наклонности и способности».Недаром же специальность графолог,
построенная на изучении почерка, учит определять характер автора по почерку – наклону буквы, нажиму, всяким хвостикам и завитушкам.
      Изучив почерк, графолог с большой долей вероятности ставит диагноз: «Характер «писателя» нервный, разболтанный или наоборот твёрдый, прямолинейный, уверенный». К услугам графологов прибегают даже в уголовных делах, их заключение принимают, как один из доказательных элементов.
      Не стоит удивляться, что и к словам, звучащим экрана, Лизанька относилась столь же придирчиво. И тут она была просто старательной ученицей, Лизанькой. А когда она начинала изучать этимологию слова, превращалась в серьёзного исследователя, - лингвиста, филолога Елизавету Александровну, потому что её не столько увлекали ингредиенты того или иного блюда – количество соли, перца, лаврового листа, - сколько затерянная в веках, запутанная история происхождения этого  шедевра, она добросовестно пыталась докопаться, откуда, как говорится, «ноги растут».
      Часто решение этой загадки лежало на поверхности, оно отражало простой перевод с иностранного названия компонента, входившего в состав готового к употреблению изделия. Тот же «мититей» - молдавские колбаски без оболочки -  произошёл от румынского – «маленький», а вышеупомянутая «лазанья» - имела итальянскую родословную и представляла собой макаронное изделие в форме плоского квадрата, «хот-дог» - «горячая собака», сосиска для перекуса на ходу – взросла на просторах Англии, всем известное «суши» в переводе с японского означало просто «рыба».
      А вот с блюдом, название которого невнятно рекламировал с экрана шеф-повар со сложной немецкой  фамилией Шухермахерблендер, Елизавета Александровна никак не могла справиться. Блюдо называлось «ракомболь», и ей пришлось провести целое расследование, чтобы выяснить его биографию. Ей было ясно, что слово это, непростое, сложное, состоящее, как это часто происходило, из объединения в одно целое нескольких простых слов. В слове «ракомболь» таких составляющих было два -  «раком» и «боль». Первое отдавало похабщиной, попахивало нецензурщиной, в приличном обществе его и произносить вслух было неудобно, а второе – «боль», звучало совсем «ни к селу, ни к городу», ибо, как медицинский термин, оно не имело никакого отношения к смыслу, а другое значение слова «боль» никак не просматривалось, его не к чему было приткнуть.
      Так и оставался бы этот чёртов «ракомболь» загадкой для лингвистов, но через какое-то время по телевизору выступал другой шеф-повар  с не такой закрученной в жгут фамилией, а простой француз, с простой французской фамилией – Жан Пюре – и тоже продемонстрировал ингредиент своего фирменного блюда, редко встречающийся в наших краях лук-чеснок,
который чётко назвал «рокамболь». Оказывается, вот в чём была загвоздка, вот в чём была разгадка этого сложного орфографического ребуса. Всего две
буквы, поменявшись местами, сделали погоду в стройной кулинарной концепции, ставили на место всю словесную конструкцию. Что ж, истории известны и не такие коварные случаи. Бывало, что судьбу человека решала не то, что буква, запятая, поставленная не там, где надо. Классический, всем известный, пример: «Казнить нельзя помиловать».
      Избавившись наконец от засевшей в мозгах занозы под именем «ракомболь», в приподнятом настроении,  Елизавета Александровна достала свою кошёлку и отправилась в продуктовый ларёк, где обычно закупала продукты. Названия их, как всегда, были самыми простыми, доступными широким слоям населения: хлеб, молоко, творог, сахар, соль, овсянка, две пачки макарон. Блюда из них были не такими изысканными, как у экранных мастеров кулинарии, и не потому, что Елизавета Александровна строго соблюдала диету, не потому, что боролась с лишним весом  за идеальную фигуру, природа и так не обидела её внешними данными, обидело государство, потому что на пенсию, которую за долголетний труд назначило ей оно, не разгонишься. Но память всегда приходила к ней на помощь, лишь нужно было к простому незатейливому снадобью добавить немного вкуснятины  из воображения и фантазии, и на столе появлялись изысканные блюда, и среди них, конечно же, незабываемый ракомболь.