«Любовь мне встретилась, а я прошёл мимо…» -
всё чаще признавался он себе, прожив без особой радости половину отпущенных человеку лет. Но удивительно, почему она, эта необычная девушка, имя даже которой он тогда не разобрал, выбрала его Костю в том товарном вагоне, теплушке, набитом студентами, ехавшими в летние каникулы на целину поработать на строительстве коровников? Многие же, особенно москвичи, торчали всё время на виду, сыпали комплиментами, эрудицией, рассказывали, балагурили, завлекая ехавших с ними девушек. А он, что тогда собой представлял? Смазливого, скромного паренька с периферии, случайно поступившего на химический факультет Московского университета. Любил ведь физику, да старший брат, аспирант химфака, уговорил. «На физфак, - говорил, - не поступишь, а на химический – конкурс меньше. У нас тоже физики полно: физическая химия, кинетика…»
Теперь, после второго курса, он, пристроившись к своему другу Толику и другим студентам, ехавшим на целину, ехал бесплатно на недельку домой, чтобы после присоединиться к студенческой агитбригаде, направленной горкомом комсомола давать концерты в Московской области.
Полдня товарняк ехал по России, проезжая часто без остановок большие станции и останавливаясь на полустанках. Из-за отсутствия окон студенты расположились у открытой двери, развлекаясь, чем могли. По рукам пошёл разбавленный спирт, посыпались анекдоты, потом стали петь студенческие песни. Тут уж Константин, любивший петь с детства, не выдержал и, «приняв на грудь» тоже присоединился к ним, да так что все сразу расступились, признавая его талант.
И тут он почувствовал на себе чей-то взгляд. Зыркнув глазами в ответ, он увидел… её. Но она не отвела глаза, а смело, не мигая, с женским вызовом глядела на него. Девушка была красивая, но не с их курса и выглядела старше его сокурсниц… Потом этот взгляд, нацеленный на него, он часто ловил на себе до самого вечера.
- Смотри, Костя, та красотка на тебя всё смотрит, - шептал ему на ухо Толик. – Везёт тебе – влюбилась наверное.
- А что же она, Толя, тогда не подходит и избегает меня?
- Стесняется… Костя. Народу-то сколько!
Между тем незаметно подступил вечер. Прозвучала команда: мужикам спать на передних нарах, девчонкам – на задних. И усталые студенты кинулись обустраиваться на ночь…
Получилось так, что ушлые москвичи и тут обошли их, заняв лучшие места, и Костя оказался с краю внизу у стены вагона. Рядом лежал Толик, который, повозившись немного, отключился и уже начинал похрапывать. Костя тоже закрыл глаза, погружаясь в сон...
Вдруг его толкнули, и он ощутил, что кто-то пытается протиснуться между ним и стеной вагона. Он уже был готов возмутиться, но чья-то рука, мягкая и тёплая, накрыла его рот. И тут его осенило – это она! Сегодняшняя незнакомка, полдня стреляющая в него своими зовущими карими глазами! Не мешкая, он сразу подвинулся и вытянулся, чтобы освободить ей место. Она тоже не стала медлить и, протиснувшись боком, прижалась к нему, и её твёрдые и круглые, как антоновские яблоки, груди упёрлись ему в грудь. Их нарастающий с каждой минутой жар и её горячее дыхание, как тлеющий пожар, передались и охватили его, но он, сдерживая себя, оставался неподвижным.
- Что же ты? - тихо выдохнула она, и её рука, нащупав его руку, потянула её на себя. Он повиновался, и тогда она, расстегнув свою кофточку, осторожно водрузила его руку на своё пылающее антоновское яблоко…
Утро пришло с резким рывком состава и ужасным гудком.
– Как зовут тебя? - прошептал Костя в ухо незнакомке. Она ответила ему, но в поднявшемся шуме он не расслышал её. Меж тем она соскользнула с нар и без шума, как кошка, исчезла в темноте.
Вагон тем временем просыпался. Начинался новый день…
Через полчаса состав остановился. «Чишма» - произнёс кто-то.
- Ну, вот я и приехал, Толя, - сказал Костя. – Жаль – не могу ехать с вами дальше. Я тебе говорил: агитбригада… должен сойти.
Состав на станции Чишма стоял десять минут. До его отхода друзья прощались на перроне.
– Смотри, – сказал Толик, - твоя… тоже вышла.
Костя обернулся. Она стояла опять в стороне и опять, не отводя взгляда, смотрела на него. Он быстро подошёл к ней.
- Ты прости меня… Я не могу ехать на целину с вами. Я должен выступать в агитбригаде.
– Понимаю… - ответила она дрогнувшим голосом. И в голосе её он почувствовал и холод, и обиду. – Тогда прощай…
- Давай в Москве встретимся, - неуверенно предложил Костя.
- Нет! – не надо… Прощай!
И она побежала и скрылась в вагоне, ни разу не обернувшись.