Было это давно, году в 82-83 прошлого века. Жили мы в Советском Союзе и были уверены, что лучше страны нет. И, думаю, что ошибались не сильно – хорошо всё было. Страна была могучей, о гражданах заботилась, работала по планам и, как следствие, достигала высот: и в космосе, и в спорте, и, как выясняется только теперь, в политике и экономике. Образование было повсеместным и бесплатным. Кадры ковались в различных учебных заведениях исключительно на благо страны. Тяжело было себе представить, что выпускнику с дипломом негде работать. Место было всегда, хотя не всегда выпускнику хотелось ехать далеко от маминых пирожков.
Морской флот Советского Союза был не самый большой в мире (самый большой был флот Либерии), но достаточно большим, чтобы кадры для него готовились в полутора десятках училищ, выпускающих ежегодно тысячи специалистов.
Одним из значимых и далеко не самым плохим из учебных заведений было Ленинградское мореходное училище (ЛМУ), готовящее мореходов-судоводителей, радистов, хозяйственников и специалистов по работе в порту.
Как ясно всем, готовить кадры, не имея хорошо подготовленного преподавательского состава, нереально. В ЛМУ, на судоводительском отделении, этой проблемы не было – преподаватели были замечательные, бывшие капитаны, специалисты, много лет отдавшие морю. От медалей за заслуги и боевых орденов пиджаки некоторых из них были неподъемные. И, если они говорили, что «барашки» на волне появляются при 2-х балах, а шторм в 9 балов – это ж … (в смысле «не дай бог»), то им верили безоговорочно.
Учили они теории, но, что было приятно, часто вставляли в лекции собственные воспоминания, что только добавляло убедительности и закрепляло знания, т.к. вспоминали «деды» разное, от спасения после падения за борт от «встречи» с миной, когда выживал 1-2 человека из экипажа, до отношений с девушками и употребления алкоголя. Рассказы, видимо, повторялись ими неоднократно и поэтому все ключевые моменты были отшлифованы как у хорошего артиста, до автоматизма, и проникали к той точке в мозгу слушателя, которой и предназначались.
К моменту, когда нужно было сдавать экзамены, все курсанты без исключения получали достаточно знаний, чтобы иметь оценку не ниже четверки. Не было троечников, хотите верьте, хотите нет. Система была так построена, по-другому никак. Море не терпит трусов, дилетантов и неумех – так тогда учили. Если уж выпускали специалиста, то это был специалист.
Расскажу, как однажды сдавали экзамен по предмету «Управление судном» и про преподавателя Черноусова Руслана Николаевича.
Руслан Николаевич был интереснейший человек, который покорял просторы морей Дальнего Востока в 50 - 60- е, сделал карьеру, стал капитаном морского судна (капитаном дальнего плавания) годам к 27, что было нереально быстро для морехода того времени. Обычно капитанами становились к 40. Он писал учебники, руководил практиками, короче, он учил быть моряками. Высшая похвала у него была – Моряк, Морячина! Здесь есть логика. Соответственно, низшая оценка – Волосан, Волосюга. Почему так - никто не знал. Руслану Николаевичу на тот момент было 56-57 лет. Весельчак, балагур, но дело знал. Невысокого роста, некрупный по комплекции, но с крупным, иногда краснеющим носом, и с шикарной седой шевелюрой (ну просто лев). Были у него маленькие слабости, одна из которых – крепкие напитки. Так вот…
Утром, в день экзамена, группа курсантов после зарядки и завтрака, в форме № 3 (черные брюки, синяя «фланка», отглаженные воротнички-гюйсы) подошла к кабинету, в котором должен приниматься экзамен. Кабинет закрыт. Шеренга курсантов стоит, блестя начищенными ботинками и бляхами ремней, ждет. Это не обычная гражданская «бурса», никто не «кучкуется», не старается в последние минуты что-то выучить. Дисциплина! Всё изучено раньше, все понимают, что нужно только выполнить формальность – взять билет, выдать ответ и получить оценку.
9-00, дверь кабинета по-прежнему закрыта. Руслан Николаевич опаздывал.
Проходит 10 минут, 20…появляется Руслан Николаевич. Не из кабинета и не из подсобки, идет от лестницы. Опоздал и уже не доволен, пока только сам собой. Это плохой признак. И сразу становится понятно, что экзамен под угрозой – глаза в пол, лицо и, главное, нос, бледные, а чуб ровно зачесан назад, волосок к волоску. Хуже быть не могло, оба основных признака хорошего настроения находились в состоянии «очень плохо».
Строй замер, курсанты вытянулись и не дышали. Хмурый преподаватель прошел вдоль строя, не задержавшись для принятия доклада старшины о готовности группы, не поздоровавшись как положено, и взялся за ручку двери подсобки. Курсанты недоуменно зашумели, хотя даже не зашумели, а просто выдохнули и некоторые преступили с ноги на ногу. Так получился звук, который всё же заставил Руслана Николаевича скосить глаза в сторону курсантов. Взгляд был профессиональный, цепкий. Быстро оценил ровность шеренги, чистоту ботинок и стрелки брюк. Порядок. Не придраться.
И тут старшина группы Михаил сделал шаг вперед. Если бы Черноусов развернулся лицом к строю, то старшина подошел бы и доложил: «Товарищ преподаватель, группа № …, к экзамену готова». Но Черноусов, стоя в пол-оборота, скользнул по нему взглядом, слегка задержавшись на дипломате в его руках, который был, в общем-то, неуместен в подобной ситуации и сказал: «Старшина, зайди». Оба скрылись в подсобке. Группа стоит, соблюдая строй, но по команде «вольно». Михаила и Черноусова не было минут 25. И вот в коридор вылетел, по-другому не скажешь, Руслан Николаевич. Лицо красное, нос красный, чуб немного упал вбок.
-Здравствуйте, моряки!
-Здравия желаем, товарищ преподаватель.
Всё, отлегло. Протокол соблюден, вроде всё налаживается. Из подсобки появился старшина, вид взъерошенный, гюйс слегла замялся, дипломата нет, сам в легкой испарине, но улыбается. Руслан Николаевич, повернулся к нему: «Ну что, готовы к экзамену?».
-Так точно!
-Вижу-вижу, - и, открывая кабинет, добавил, – заходим по одному.
Начался экзамен. Старшина зашел первый и по указанию Черноусова сел за стол рядом с ним, вроде как член комиссии. Вся процедура экзамена выглядела так. Заходит курсант в кабинет, строго по списку в алфавитном порядке. Докладывает: «Курсант (имярек) прибыл для сдачи экзамена». Пауза. Нужно взять билет, узнать вопрос. Вопрос, ответ, оценка – всё как обычно.
Но было и так. По каким соображениям делалось это, знал только преподаватель. Черноусов смотрит на вошедшего, смотрит на старшину, смотрит в журнал, в котором находится ведомость оценок за отчетный период, снова на курсанта, затем опять на старшину. Спрашивает: «Морячина?» Михаил, слегка разморенный тем, что было в дипломате, поднимает глаза на своего товарища. И тут, видимо по скорости сосредоточенности взгляда старшины, Руслан Николаевич делал вывод: «Морячина! Пять». Или мог переспросить: «Морячина?». И потом уже, не смотря на старшину: «Четыре».
Ни разу никто не оспорил оценку за экзамен. Как бы то ни было, но до сих пор по морям и океанам ходят суда, на которых работают капитанами бывшие курсанты, которые, услышав слово «морячина», улыбнуться и вспомнят интересного человека с краснеющим лицом и падающим чубом.