2. Ты мой Сулейман!

Эльфира Ахметова
Аннотация:
Представлю мой перевод второй газели Султана Мехмеда Фатиха (и единственный на данный момент перевод этого стихотворения на русский и английский в открытом доступе).

    Султан Мехмед был талантливым и уникальным в своем роде поэтом ранней эпохи Османской Империи, но, к сожалению, оставшиеся после него поэтические творения обрели известность только в пределах Турции. За исключением нескольких неподробных исследований в прошлом веке на немецком и английском, стихам Мехмеда Завоевателя не было уделено большего внимания. Его поэмы переводились отрывочно и неточно, порою с грубым искажением смысла и неверной интерпретацией. Поэтому хочу заверить, что без надлежащего комментария сложная завуалированная восточными символизмами и метафорами поэзия будет непонятна для неспециалистов в этой теме.
      
       В османском турецком много терминов из фарси, которыми поэты пользовались ввиду литературного стандарта, согласно которому любой ученый или литератор обязан был в совершенстве знать два языка: персидский и арабский. Султан Мехмед как знаток обоих языков использовал в частности фарси, как это было принято в поэтической среде, так как Иран являлся главным образцом культурных веяний. Однако подправлю хоть и не популярное, но укрепившееся заблуждение, что Султан Мехмед сочинял стихи на персидском языке - нет, он слагал только на турецком, просто османский турецкий содержал достаточно много фарси.
       Я старалась переводить каждую строку дословно, проверяя каждое слово, каждый термин в правильном контексте, и не исказив фразы художественной рифмой, чтобы передать настроение произведения и дух его творца.

               Если глаза мои прольют слёзы1 сердечной боли2 по тебе,
               Тогда скрытая мною тайна3 станет для тебя явной4.
               
               Ты восседаешь на троне красоты, в то время как в пыли дороги я стою5.
               Как я смогу помочь себе - муравью6, когда ты - мой Сулейман7?
               
               Увидь его, эту свечу8, что плачет на собрании9,
               Ох, ты есть та самая прекрасная свеча, что освещает мои покои10!
               
               С наступленьем утра верен я тебе11, но снова несчастен от любви12
               Как только кончится день, о, ты, мой светлый месяц13!
               
               Вчера мои соперники14 рыдали от печали,
               Влюблённые страдали от несчастий, которые причинил мне ты.
               
               Мой друг, рану сердечной боли15 объяснить словами16 невозможно,
               Этот пылающий огонь17 в моей груди тебе покажет всё.
               
               Ты прекрати губить глаза и сердце Авни муками,
               Ибо пещеры моря моего18 способны подарить тебе жемчужины и самоцветы.

      
       1. Чешм-и гирьяным - буквально "мои слезы, пролитые из глаз" (;e;m - с персидского "глаза"; giry;n;m - в османском турецком означает "текущие слёзы" или "проливать слезы").
      
       2. Дерд-и дерунум - тревога моего сердца (derd - горе, страдание, печаль; der;n - внутренняя часть; то, что внутри, сердце, душа)
      
       3. Пинхан - секрет, тайна, что-то скрытое.
      
       4. Ашикяр - ясный, открытый, очевидный.
      
       5. Хак-и рехде паймаль - букв. "На дорожной земле", земля или пыль часто служат поэтическим символом безнадежности или смирения, например: "моё сердце упало вместе с ветром как дорожная пыль" или "ты, чья дорожная пыль стоит кровные деньги" (стихотворение Хафиза Ширази).
      
       6. Если дословно, то здесь поэт называет себя вторым лицом: "Как ты сможешь помочь себе, муравей, в то время как он - твой Сулейман?" Авни сравнивает себя с муравьем, а известность символизма муравья в персидской поэзии в основном объясняется одной историей в Коране (Сура 27: 17-19). Согласно легенде, крошечный муравей однажды пожаловался могущественному царю, что лошади его солдат беспокоят колонии муравьев, и Соломон внял жалобе насекомого. Это сопоставление высшей силы и величия с бесконечно малой незначительностью дало поэтам прекрасные возможности для характерных заявлений о своей собственной недостойности напротив превосходящего положения правителя или возлюбленного (см. Schimmel). В данном контексте Мехмед как монарх обращается к возлюбленному.
      
       7. Мужское имя демонстрирует тот факт, что объект его душевных переживаний не был женщиной. Мехмед описал своего возлюбленного, как Сулеймана, сравнив его с библейским Соломоном, который был хорошо известен в восточной поэзии своей красотой и мудростью.
      
       8. Шем - свеча символизирует прекрасного возлюбленного: высокого, белого, стройного и ароматного (воск смешивался с душистой амброй).
      
       9. Меджлис - здесь двойной смысл: meclis - собрание или симпозиум, встреча поэтов, пир или праздничный вечер, второй вариант перевода мечлис это опочивальни, дом или место для совета, собрания.
      
       10. Шебистан - букв. спальня, внутренние покои.
      
       11. Садык - верный, преданный, никогда не изменяющий, никогда не предающий.
      
       12. Гам-а ашкында - печаль любви.
      
       13. Мах-и табан - сияющая луна, светлый полумесяц (мах-и басе - то же значение); Табан - также мужское имя.
      
       14. Ракиб - противник, враг, любит соперников.
      
       15. Шерхи - интерпретация, объяснение (также написанное), комментарий, значение
      
       16. Хиджран - грусть сердца, эмоциональная боль, разлука
      
       17. Чекин - вспышка света, вспышка молнии, искрящийся блеск
      
       18. Бу бахри иле каным - фраза объясняется метафорами: скважина, пещера или источник - "k;n", также стало современным значением для крови; "bahr" море, означают глаза и слезы, которые предлагают спрятанную в них истинную любовь, и её Авни завуалировал под метафорой "жемчужин и драгоценных камней" (D;rr ; gevherler).
      

    Комментарий
       Эта газель является второй в сборнике стихов Cултана Мехмеда. Как ценитель изысканной поэзии я обратила внимание на этот стих в первую очередь из-за его глубокого смысла, который имеет много сторон и целый спектр эмоций и переживаний. Меня зацепили привлекательные словосочетания: "я верен", "страдания любви", "сердечная рана" и "сиянье из груди" и мне хотелось выяснить, что же хотел выразить поэт произведением в целом. Главное чувство этой поэмы, как и в большинстве поэм султана это, внутренняя боль от невыраженных чувств и вследствие этого спрятанные слёзы. Тем не менее всякий раз поэмы султана приобретают разные оттенки и не повторяются скучной вереницей однообразных выражений и стандартных клише в поэзии.
      
       Вначале стиха Мехмед пишет о том, что пытается скрыть слёзы - это похоже на него. Показывать слёзы от боли это признак душевной слабости. Суровый гази (воин) и завоеватель не станет открыто проливать слезы, как показалось бы со стороны, по "любовным пустякам". Хотя для него это отнюдь не пустяк; то, что сдерживает его - та сила, которую он называет "тайной" и удерживает его, а, как известно, берегут и прячут только то, что дорого.
      
       "Восседающий на троне красоты" очень знаменитая метафора, выражающая насколько возлюбленный прекрасен, а именно, он является "царем красоты", то есть, самым красивым из всех. Это заставляет влюбленного чувствовать себя ниже него, поверженным в пыль, брошенным на дороге как нищего, ведь нищими называли тех, кто не умел любить или тех, чья любовь была безответной. В том же случае сравнение себя с муравьем перед царем не говорит о прямых ролях лиц: владыке и ничтожестве, а проявляет чувство самодостаточности и безысходности. Мехмед, известный в истории как весьма гордый человек в данной фразе не уничижает себя, а пользуется известным выражением, как и "я, твой раб" (чувство зависимости от любви к возлюбленному). Те авторы и читатели, кто не знаком с восточной литературой могли бы решить, что стих звучит, грубо сказать как бред: причем тут муравей и царь Соломон? Знать 27 суру Корана недостаточно, важно также прочесть множество восточной поэзии. "Ты мой Сулейман" это экспрессия того, что влюбленный поэт не в силах справиться со своими переживаниями и нуждается в помощи любимого человека.
      
       Метафоры "свеча и пламя" покажутся проще: свеча это стройный красавец, его пламя - любовь и красота, но, тем не менее, и за этим лежит целое сакральное толкование. В персидских стихах можно встретить несколько вариаций: горящая лампа, факел, лучина, лампада, костер - всё это огонь, к свету и теплу которого летит мотылек, но сжигает себя, слишком приблизившись к огню. Исход может быть разным: от разочарования "ожога" до радости "погибнуть" в том пламени. Называя объект своего восхищения свечой, Мехмед дает намек на то, что он - это мотылек, который стремится в полымя красоты и готов сгореть в любви. Он любуется тем, как тот плачет (возможно, читает слезливые стихи, или поёт) на собрании или на пиру, затем он признается, что тот освещает его комнату или спальню, то есть его внутренний мир.
      
       Наступление утра говорит о светлых временах, о благостном состоянии духа, об обещающих переменах, о надежде встретиться с любимым человеком, однако закат сообщает о предстоящем расставании, ночь разделяет и скрывает всё под мрак. Единственным утешеньем становятся мысли о сияющем месяце - любимом красавце, который светит во тьме ночи отчаяния.
      
       Соперниками, в суфийской поэзии, как правило, называли собратьев по вере в одного Бога, но в мирской поэзии также стали обозначать мужчин, соревновавшихся с любовником за прекрасного возлюбленного. Учитывая, что Мехмед не входил ни в какой мистический орден и святым дервишем не являлся, а будучи султаном, вероятнее он сочинял больше мирские стихи, завуалированные под религиозные термины и фразы, которые использовались даже повсеместно в жизни. Однако это не исключает факт наличия его чисто духовных произведений посвященных вере и Богу, что также не мешало ему слагать стихи о любви и страсти.
      
       Как можно было выразить свои чувства? При своем статусе, при всем уважении и трепете людей перед его персоной это было крайне трудно. Изложить чернилами на бумаге - не хватило бы слов, не передало бы настоящих эмоций и намерений (истинно! в его стихах остается некая недоговоренность). Проблема вторая: как примет его возлюбленный? Что скажет, когда увидит его в таком состоянии? Казалось бы, к концу стиха после вышеописанных душевных страданий поэт сломается и останется отчаянным. Однако он находит силы и мягко запрещает любимому причинять ему боль: эйлеме - "ты не можешь", "ты не смеешь"; чевр - в османском турецком означает несправедливость или страдания. Авни сдается, чтобы победить, он готов показать не слёзы как слабость, а как знак любви, которая поистине является сокровищем. И наконец, ценное дарят любимым людям.
       Так кем мог быть этот таинственный Сулейман? Быть может загадка любви и не кроется где-то далеко а совсем рядом, в его фаворите евнухе Сулеймане Паше.
      
       Сулейман был родом из Боснии, попав в плен к Мехмеду он был сделан евнухом, видимо еще с раннего детства. Мехмед привлекся не только его красотой, но и его навыками и потому повышал в звании. В итоге Сулейман стал Пашой Румелии и с 1474 и оставался им до 1490 года.
      
       Стих можно рассматривать с разных сторон: можно искать ранние литературные примеры, которыми Мехмед мог вдохновиться; можно исследовать, что или кто вдохновил султана? Возможно, были случаи в жизни, или какие-то личности, которые дали толчок сложить именно такие строки. Они дают пищу на размышления о его персоне; его характере; его нраве и воспитании. Поэма становится похожей на ключ к одним из многочисленных "покоев" сложной личности султана Завоевателя.
      

    Рекомендую к прочтению:
      
       ;air Fatih Avni. ;skender Pala. 2010
       A Two-Colored Brocade: The Imagery of Persian Poetry. Annemarie Schimmel
       Sehrengiz, Urban Rituals and Deviant Sufi Mysticism in Ottoman Istanbul. B. Deniz гalis-Kural
       Hafiz, Master of Persian Poetry: A Critical Bibliography. Parvin Loloi
       Haf;z of Shiraz. Thirty Poems Translated by Peter Avery And John Heath Stubbs (1952)
       On Alt;nc; Y;zy;l Osmanli Efendisi Mu;;af; ;;l;. Mustafa bin Ahmet ;l;
       The Age of Beloveds: Love and the Beloved in Early-Modern Ottoman and European Culture and Society. Walter G. Andrews, Mehmet Kalpakli
       Ghazal as world literature II. Thomas Bauer
       Like Joseph in Beauty: Yemeni Vernacular Poetry and Arab-Jewish Symbiosis. Mark S. Wagner
       The Ocean of the Soul: Men, the World and God in the Stories of Far;d al-D;n 'A;;;r
       Studies in Honour of Clifford Edmund Bosworth, Volume II: The Sultan's Turret: Studies in Persian and Turkish Culture. Carole Hillenbrand
       The Ghaznavid and Seljuk Turks: Poetry as a Source for Iranian History. G.E. Tetley