Возвращаясь к событиям не первой давности, мне бы хотелось рассказать об этой компании, но не потому что в ней производили что-то уж такое невероятное, а потому что люди в ней работали непростые.
Компания была организована лет за тридцать до моего в ней появления. Случилось так, что какая-то телефонная компания осваивала новую технологию ретрансляции сигнала, и для этого ей было необходимо создать на поверхности американской земли гигантскую сеть стальных ретрансляционных башен, а затем использовать их для своих антен.
С течением времени башни переходили из одних рук в другие. Их ремонтировали усиляли, надстраивали и устанавливали на них антены новых технологий, так как и параметры сигналов значительно поменялись.
Исторически так уж сложилось, что чертежи и рассчеты для первых башен сделал беглый русский профессор по сопромату с безхитростной фамилией Чулков. Но в те годы американцы боялись и не любили России и руских еще больше, чем сейчас. И поэтому русским приходилось подстраиваться с произношением своих зачастую длинных и трудновыговариваемых фамилий под упрощенные американские умы и языки. Не знаю уж, что сложного в фамилии Чулков, но переделали ее на звучащую как Чалкофф с ударением на первом слоге.
Разумеется, беглый профессор не нашел денег чтобы стать хозяином компании, а стал только ее компаньоном благодаря своим рассчетам.
Он-то и привел в компанию первых русских, среди которых еще не было евреев, а были скорее жидоненавистники – бывшие белые гады и фашистские недобитки, работники конц лагерей.
Формальное образование из них мало кто имел, но были они смекалистыми и учились делу довольно быстро.
Когда я начал работать в компании, в ней все еще было несколько престарелых белышей и крестоносцев, так я называл белогвардейцев и лагерную прислугу.
Один из белышей, узнав, что я из Питера и увидев мой интерес к нему, проявлял ко мне взаимную приязнь. Он показывал мне приемы работы, как принято в компании. По годам я мог бы быть ему внуком. Он был похож на полуподкошенный одуванчик, когда стоял после работы на паркинге в ожидании своей младшей сестры. Она приезжала за ним и отвозила домой.
Однажды она за ним не приехала, и он попросил меня подбросить его до дома.
Но случилось так, что наш разговор в машине требовал продолжения, и я повез его не домой, а в бар. Он рассказывал мне про Корниловский мятеж 1917 года, в котором принимал участие его отец.
Короче говоря, он оказался настоящим белышом и реально помнил отплытие из Крыма, тусовки в Стамбуле, Констанце и Берлине, а во Франции видел целые семьи людей, которые годами не распоковывали своих русских чемоданов. Там в баре я подумал, что какой же я счастливчик, что устроился на такую славную работу. Корниловского недоноска звали Фредом, а по-русски Федей.
Однажды позже я услышал, как сестра зовет его Феденька и тоже стал так звать его. Мои русские сотрудники, одного со мной времени прибытия в штаты, тоже стали в насмешку звать его так. Однажды возникла забавная ситуация: русскоговоряшие дизайнеры обсуждали с англоговорящими кто и что будет делать по какой-то определенной работе, и кто-то сказал, что один из чертежей сделает Феденька. Американцев от этого подкосило – они не знали что такое fedenka, и как оно может делать здесь чертежи.