Пасха тот год была практически самой поздней датой из бывающих в календаре, оттого и весна была дюже холодной: печи для обогрева большого дома топили иногда дважды в день - и это в апреле-то в Малороссии.
- Христос вокресе! - наконец-то, чудо свершилось - природа двинулась на тепло.
Наш рассказ за один из дней Светлой Седмицы начинается у пастели маленькой больной девочки Кати, которая только-только, благодаря молитвам родных, пошла на поправку. Дежурившая эту ночь возле больной дочки мама была разбужена громкими всхлипами:
-Я это. Это я, - её доня металось в каком-то сонном угаре по кровати, чем страшно испугала родительницу: "не вернулась ли опять лихоманка?"
С горем пополам растормошив и успокоив ребенка, Вера Гавриловна напоила Катю отваром из трав, что принес от местного знахаря ещё до Пасхи кто-то из дворовых, и стала читать девочке простые монотонные стихи, случайно всплывшие в памяти. Где-то далеко в комнатах пробили часы: ночь давно рушила на второй бок.
- Вот, скоро уже и светать должно, - непроизвольный возглас прервал поток чужих слов.
- Мамочка, какая сказочная луна сегодня, - со странным беспокойством заметила Катя.
Вера Гавриловна, воспитанная на бульварных романах, очень страшилась пагубного влияния луны на своих детей, которые будто нарочно частенько словно завороженные впитывали холодный лунный свет.
Вот и теперь она тут же встала и закрепила за оконный карниз тяжелую шерстяную домотканую постилку - чтобы око луны исчезло с глаз долой. И Катя, знавшая нелюбовь мамы к ночной гостье, не посмела возразить.
- Это тебя луна напугала, - прошептала Вера Гавриловна, пододвигая свой дубовый стул к изголовью кровати.
- Что ты, мамочка, она меня совсем не пугала, - запротестовала дочка.
- Как же, как же, - чтобы справиться с собственными страхами женщина тут же прошептала какую-то молитву: "куда ночь - туда сон".
- Какой сон? - удивилась Катя.
- Тот, что так испугал тебя. Ты почти кричала: это не я, это не я.
Катя по-детской привычке наморщила лобик, пытаясь вспомнить: что же она такое видела во сне. Но воспоминания не приходили. "Это не я..." - выговаривала про себя девочка: "не она..." - соглашался сон.
Утром, когда Катя открыла глаза под бой часов, мама вносила в комнату кашу и большую чашку чая из сверкающей индийской упаковки, что им прислали в подарок еще на Рождество, и которую мама припрятала специально для пасхи.
Катя смешно по-турецки расположилась под одеялом, помогла мамочке завязать на своей спине теплый овечий платок, чтобы не дать воспалению вновь захолодить тело, перекрестилась вместе с Верой Гавриловной на иконы в уголке, и тут она вспомнила:
- Это я! Мамочка, это я!
- Как ты? Что ты? - ночные страхи змейкой заползли куда-то за грудину.
- Тот сон. Ну, помнишь, ты ночь говорила про сон. Я только что опять видела этот сон! - Катя торопилась расплескать свою радость, будто боясь, что мама заставит её замолчать раньше, чем с языка сорвется самое главное. - Мамочка. Это я! Я буду царицей!
- Вот ещё! - Вера Гавриловна как-то страдальчески улыбнулась. - Глупый сон.
Девочка, которая держала в руках не праздничную деревянную кружку, от отчаянья что её не поверили, неожиданно вылила на себя дорогой индийский чай.
Мама подняла страшный переполох и долго еще, перестилая постель, отчитывала Катю.
Часы были уже следующий час, когда, наконец-то, девочка под присмотром Веры Гавриловны приступила к завтраку.
Чтобы не доставлять разочарования мамочке, Катя больше про сон не напоминала, оттого с кашей и чаем было покончено очень быстро.
- Может быть ты еще поспишь? - мама отнесла посуду, отдала распоряжения по дому и заглянула к больной.
- А если мне опять приснится тот же сон?
"Вот же упрямица", - подумала Вера Гавриловна как всегда о несносном характере своего ребенка, но в слух не понравившимся Кате шепотом, словно прошипела, сказала другое:
- Он больше не приснится.
- Царь?
- Какой ещё царь?
- Тот, который выберет меня в жены, - ничуть не смущаясь взрослости своего решения, заверила Катя.
"Луна", - как припечатал внутренний голос Веру.
"Царица", - отозвался он эхом в Кате.
"Мы угадали", - монахи-затворники с веселым торжеством далеко от дома Кати закрыли какую-то неподъемную книгу.