Видимые и невидимые

Наталия Май
               
     о персонажах романа Айрис Мердок «Дикая роза»


Видят ли люди друг друга? А самих себя? Вопросы сложнейшие, именно на них пытаются ответить герои романа «Дикая роза». Мучительно вглядываясь каждый в свою собственную бездну, обозревающий мысленным взором свои тупики.  И пытаясь разглядеть подлинные (а не воображаемые)  контуры души того, кто им дорог, безразличен или антипатичен, а то и ненавистен.

Если начать с противопоставления двух героев – Рэндла Перонетта и Феликса Мичема – главная мысль прояснится. Бывают ли идеальные люди во всех отношениях (внешне, внутренне)? Нет, конечно. Идеальными могут быть куклы или роботы, выполняющие команды по инструкции. Как трудно создать положительного персонажа, чтобы он не выглядел этаким роботом! Который все «правильно» делает и говорит. И даже думает правильно. Как часто бывает, что в героях отрицательных куда больше жизни, они заслоняют своей яркостью положительных, с легкостью затмевают их. В глазах друзей, родственников, возлюбленных. Феликс Мичем – это некий образ героического примерного англичанина, влюбленного в армию и посвятившего ей свою жизнь. Айрис Мердок не была бы самой собой, если бы нарисовала этакий монумент, живой памятник.

Она иронизирует, вставляет шпильки, и вот что в итоге у нас получается: «За прошедшие годы у него в разных концах света было множество женщин. С грубостью солдата, с высокомерием саиба, он придавал мало значения этим связям, хотя по поводу прелюбодеяния как такового порой испытывал уколы совести. Феликс всю жизнь ходил в церковь и причащался, придерживаясь той бездумной, не трогающей душу христианской веры, в которой был воспитан и которая смутно связывалась в его сознании со службой отечеству и королеве. Он знал, что нехорошо спать с женщиной, на которой ты не женат, однако же почти каждому мало-мальски серьезному искушению поддавался, особенно в жарких странах. Но где-то в глубине души он хранил намерение в конце концов жениться на англичанке; и из этого-то намерения постепенно возникла его безнадежная любовь к Энн». В разговоре Феликс характеризует жизнь как следование неким правилам. Идеальное качество для военного. При этом он не умеет ладить с «нужными людьми», а потому его карьера застопорилась.

Может быть, если бы показали, как Феликс проявляет себя на службе, его образ стал бы ярче, более выпуклым. Но мы этого не видим. А как проявляет он себя вне службы? Отношения с женщинами – «высокомерие саиба». Свойственное англичанам надменное отношение к коренным жителям их колоний. Но жениться он намерен на англичанке. Феликс никогда бы не сказал, что считает англичан за первый сорт, а другие нации воспринимает иначе. Но он чувствовал именно так и так жил. Для Англии это довольно типично. Объект любви – замужняя женщина, Энн.  Которая являет собой такой же точно образец «правильности» практически во всем. Она бесцветна, пресна (внешне и внутренне) в чьих-то глазах, но не в глазах Феликса, который выдумал себе идеал. И такой же идеал видит в нем она. Но при этом ей что-то мешает «отдаться чувству»… И идеальной пары не получается. Отсутствующий муж Рэндл ощущается ею как более живой объект для любви и заботы:

«- Рэндл, Рэндл, а почему для разнообразия не поступить так, как вам самой хочется? Или разучились?
- Может быть, и разучилась, - произнесла она медленно. – Я как-то себя не вижу. Я вижу его. И никакая это не самоотверженность. Просто он слишком существует.
- А меня вы не видите?
- Вас? – сказала она. – Да. В том-то и горе».

Наполнение души человека со знаком «минус» - это тоже наполнение, иной раз ярчайшее. Рэндл со всеми своими бесчисленными недостатками ВИДИМ. Феликс – из породы невидимых, как признает сама Энн. Когда говорят о комплексах, страхах, тараканах, фобиях, как будто предполагают, что человек может быть полностью их лишен. Робот? Может быть, и лишен. Живой человек – конечно, нет. И слабый Рэндл с его явным нарциссизмом, безмерной жалостью к себе, жестокостью к тем, кого он разлюбил, желанием манипулировать окружающими, с его инфантилизмом, жаждой неограниченной свободы, неприятием никаких моральных оков, при этом наделенный огромным талантом садовода (выращивать оригинальные породы роз), художественным вкусом, проницательностью, даже не стремясь к этому, не дает Энн забыть о себе. Ей дороги все эти слабости и недостатки Рэндла – как это бывает, когда человек по-настоящему любит. Феликс ей симпатичен, приятен – но чувство к нему не разрастается до того, чтобы она решилась изменить свою жизнь. Она в буквальном смысле НЕ ВИДИТ его (изнутри).

Надо сказать, что Рэндл  с его причудливой, прихотливой, изменчивой натурой видит Энн совсем не в таком свете, в каком видит ее более простой Феликс. Энн в стереотипном восприятии Феликса была бы, пожалуй, скучна. В восприятии более оригинального во всех отношениях Рэндла она – его губительница (хотя и невольная):

«- Да. Около меня должны быть люди, у которых есть воля, которые берут, что хотят. У Энн нет воли. Она подтачивает мою энергию. Она меня размягчает.
- Если ты хочешь сказать, что Энн не эгоистка…
- Я не это хочу сказать. – Рэндл заговорил быстрее. – Это меня не интересует. Для кого-нибудь другого она, может быть, ангел с крыльями. А для меня она – разрушитель, а разрушитель – это дьявол. В ней есть какая-то примитивность, от которой все, что ни делаю, теряет смысл. Эх, не могу я объяснить.
- Если ты хочешь сказать, что она мешает тебе заниматься писательством…
- Нарочно она ничему не мешает. Мешает ее суть. И не в одном писательстве дело. Неужели ты не замечаешь, что я вяну у тебя на глазах? Неужели это не заметно всем? «Бедный Рэндл, - говорят люди, - от него почти ничего не осталось». Мне нужна форма. О, черт, как я вяну! – Он вдруг рассмеялся, повернулся лицом к Хью и отнял у него розу.
- Форма?
- Да, да, форма, структура, воля, что-то, с чем можно бы схватиться, что заставило бы меня БЫТЬ. Форма, вот как у этой розы. У Энн ее и в помине нет. Она вся бесформенная, дряблая, разлапая, как какой-то несчастный шиповник. Вот это меня и убивает. Губит мое воображение, не оставляет ни одной опоры».

Говорит-то он о ее внутреннем мире, который ему в тот момент представлялся лишенным четких очертаний, какой бы то ни было структуры, он в ней увяз как в болоте, погрузился в депрессию и искал выход из этой ситуации. Рэндл жесток к людям, к которым он теряет интерес. Такова и его любимая дочь-подросток, Миранда, в которой Феликс чувствует «дух Рэндла». Для них люди делятся на дорогих и тех, кто им безразличен. Они считают, что отсутствие любви оправдывает любую жестокость. Не люблю? Веду себя по отношению к этому человеку как угодно. Его можно растоптать, сломать, уничтожить морально, как Миранда в порыве злобы уничтожает безответно влюбленного в нее простодушного юного Пенна, назвав его скучным дураком, уродом, болваном с отвратительным австралийским выговором и замахнувшись на него ножом:

«Воображенное насилие и насилие подлинное – вещи несоизмеримые. Что-то невинное было непоправимо сломано, вспугнуто и убито. Черное пятно в глубине его мира уже расплывалось к поверхности. Он со стоном сполз на пол, уронил голову на кровать».

Но при всей своей ожесточенности, склонности коварно манипулировать людьми для достижения своих целей Миранда – безусловно, персонаж ВИДИМЫЙ. Даже не зная о ее тайной любви к Феликсу Мичему, черты ее характера отчетливо видны, все испытывают какое-то ощущение угрозы, находясь рядом с ней. И Феликса она невольно отпугивает. Между тем это – сильнейшее чувство, но Миранде, которая не хочет показывать свою слабость и уязвимость, приходится скрывать свои страдания за жесткой, беспечной и дерзкой маской. Она видит в Феликсе некую Силу, Монолит. Хотя влюблена еще по-детски, не особенно вглядываясь, воспринимая человека как желанный воображению образ.  Если бы эта Сила оказалась уязвимой, неизвестно, как Миранда бы среагировала – возможно, разочаровалась бы, поняв, что это человек во многом вполне стандартный и стереотипный. Можно осуждать эту героиню, но она интересна как характер, за развитием которого хочется наблюдать. Она с легкостью достигает того, чего хотела: отец уезжает с любовницей, мать и Феликс выясняют отношения. Миранда уже не могла выносить присутствие Феликса в жизни матери с его невысказанной любовью, ей хотелось поставить все точки над «и». Пусть окончательно выяснят все и расстанутся (этому она поспособствует, вызвав у матери чувство вины перед Рэндлом). Пусть Феликс уедет в Индию, как и собирался. Иначе жизнь ее станет невыносимой.

Надо быть очень сильным человеком, чтобы вот так отрубить все концы: «Она сидела, хмуро перебирая фотографии. Сейчас они мало что говорили ей. У нее было такое чувство, что Феликс умер, такое чувство, отчасти даже приятное, словно и она сама на время умерла. Она отупела, свяла как после экзамена. И на снимки смотрела, не видя. А потом стала не спеша их рвать. Она рвала их один за другим, не переворачивая, не разглядывая, потом стала, не читая, рвать письма и вырезки. Разорвала все в мелкие клочки. Клочки сложила в большой конверт и запечатала».

Я не оправдываю Миранду, я считаю ее интересной. Когда мы читаем книги, часто бывает, что «интересность» притягивает куда больше, чем «правильность». Но, если рассуждать абстрактно, моральные нормы существуют для всех – не только для тех, кто нам нравится. Именно то, как люди себя ведут по отношению к нелюбимым, не симпатичным – и есть лакмусовая бумажка. Показатель порядочности, чувства долга. Впрочем, ни Рэндл, ни Миранда не претендуют на положительность ни в коей мере. Они своих недостатков не скрывают. И не стремятся быть «хорошими» в чьих-то глазах.

Автор проявляет своеобразное милосердие по отношению к Энн: «Да, она жила бессознательно и, наверно, опять будет так жить, ведь это ее натура. Она не создана для того, чтобы, встретив свое счастье, узнать его, а тем более схватить. Для нее, пожалуй, не знать лучше, чем знать. Феликс никогда этого не поймет». Энн признает, что никогда НЕ ВИДЕЛА саму себя, не видела окружающих, не понимала их. И жила, не пытаясь во всем этом разобраться. Как и многие люди, которых вполне устраивает поверхностная картина мира, углубляться они не хотят. А для Айрис Мердок – это завораживающий, захватывающий процесс: познание себя, познание окружающих.

Из безусловно ВИДИМЫХ персонажей (пусть видимых и не полностью) – яркая самобытность писательницы Эммы Сэндз, которой доставляет удовольствие дирижировать окружающими, как будто они – персонажи придуманного ей романа. Милдред Финч, сестра Феликса, - женщина проницательная, целеустремленная. Их выбор объекта любви (скучноватый пресный Хью Перонетт) мог меня удивить лишь в молодости. Сейчас я понимаю, что властные женщины тянутся к безвольным мужчинам, испытывая к ним отчасти материнскую нежность:

«- Я никак не могла решить,  в те прежние дни, что это в вас – божественная простота или просто глупость?
- А теперь как думаете?
- Не знаю. Может, это божественная глупость, а бог дураков любит. Может быть, бог и сам дурак».

Кто из героев романа отчетливо видит самого себя без прикрас? Очень редко кто на это способен. Иной раз люди дают себе такие характеристики, что диву даешься. Описывают себя так, что у окружающих слов нет – настолько их мнение о человеке расходится с тем, что сам человек думает о себе.  Нужно очень много мужества, чтобы не испугаться подлинной картины того, что у человека внутри. А жаждут только лести и комплиментов слабые люди.

Эмма не боится нелестной правды – но в том-то и притягательность этого образа, что она живет по своим меркам, равнодушная к обывательским понятиям о правильном и неправильном.
 
Люди, которым оригинальности не хватает (Энн, Хью), тянутся к тем, у кого она есть (Рэндл, Эмма). Феликс – это некая середина между совсем лишенными индивидуальности и ярко неординарными человеческими особями.

Но даже Эмма при всей своей прозорливости не поняла, что подлинным дирижером событий была Миранда – еще ребенок, любимая дочь выдающегося садовода, дикая, неистовая, чей внутренний прихотливый узор был настолько сложен, что разглядеть его полностью не сумел никто из героев. Дочь Рэндла. Олицетворение Четкости, Оформленности – как его любимые розы.