Однажды летом я гостил у родственников в Макеевке, что рядом с Донецком. Дом у них был свой – чистый, оштукатуренный и аккуратно выбеленный. Во дворе через бетонированную площадку находилась летняя кухня, в которой жили всё тёплое время. В ней было множество маленьких комнаток с низкими потолками, невеликими окнами, свежевыкрашенными полами и побелёнными стенами. Там рядом с прихожей даже была ванна, но пользовались ли ей или нет, я не узнал.
Утром, пока моя жена с дочкой спали в доме, мы с двоюродными бабушкой и тётей сидели в летней кухне за столом прямо напротив входа и разговаривали о том, о сём. Утро было ясным, и день обещал быть по-украински жарким. Дверь была раскрыта настежь, а проём занавешен от мух лёгкой, прозрачной «кисейной» тканью.
Говорящие были озабочены тем, что соседи, скорее всего, отравили (буквально накануне) их большого любимца – кота-крысолова. Он жил у них уже много лет и справно нёс дератизационную «службу», и тут вот такое несчастье!
«Раньше, лет пять или шесть тому, – рассказывала баба Вера, – крысы нас просто одолевали – чуть ли не пешком по нам ходили. И взяли мы нашего Мурзика от великой нужды, и не пожалели ни разу. Он всех этих тварей повыловил за пару недель, – она вздохнула. – А теперь они снова налезут!»
Я сидел на стуле, поставив босые ноги на выкрашенный жёлто-коричневой эмалью дощатый пол, и глядел через дверь во двор. В прихожке стояла приятная прохлада. Полумрак, который резко контрастировал с ярким солнечным прямоугольником дверного проёма, создавал ощущение комфорта. Тревожное настроение милых хозяев не передавалось мне. Казалось, что я был далеко отсюда, от этих забот и проблем, потому что я с женой и дочкой был в отпуске.
Баба Вера тоже глядела через тюль во двор, но взгляд её был каким-то тревожным и тоскливым.
Внезапно в светлом прямоугольнике, очерченном дверным косяком, возникла ниоткуда чёрная фигурка крысы. Зловещий силуэт, сидя торчком на задних лапках, деловито оглядывался по сторонам, как будто проводя рекогносцировку.
«Брысь, зараза!» – истерическим фальцетом закричала бабушка и бросила в тварь свою тапку.
Крыса невозмутимо, спокойно, как будто возвращаясь в родные пенаты, и даже как-то грациозно пробежала внутрь помещения от двери наискосок и скрылась под ванной. Я даже попытался её остановить в этом её рейде, но босыми ногами этого делать было бесполезно и страшно.
Мгновенно всё в доме пришло в движение и порыв, направленные на то, чтобы не пустить незваную «гостью» в комнаты, в которых у неё открывался «оперативный простор» и было много мест для укрытия.
Схватив швабру, я попытался вытолкать ушастую из-под ванны в сторону входа, но она, ловко обогнув рукоять, прошмыгнула в следующее помещение.
«Там она, там!» – закричала тётя Люба, показывая рукой под кровать.
Я рухнул со шваброй в руке на пол, и (благо комната была ярко освещена солнечным светом) заметил, как голый крысиный хвост мелькнул и исчез за массивным шифоньером, стоящим у торцевой стены. Я раздосадованно сказал об этом окружающим.
Бабушка тут же заглянула в узкое пространство между боковиной шкафа и стеной: «Вот она, я её вижу!!» – закричала сразу же она.
Поглядев в том направлении, куда указывала бабуля, я рассмотрел в самом углу стены над плинтусом рядом с трубой отопления продолговатый «грот» диаметром около пяти-шести сантиметров, из которого торчал краешек крысиной спины и тот самый противный голый хвост. Недолго размышляя, я просунул в прогал рукоять своего «оружия возмездия», придавив грызуна прямо в его «логове».
«Я держу её, кажется! Надо что-то принести!» – распорядился я.
Дядя Саша, уже прибежавший «по тревоге», быстро сбегал куда-то, вернулся через минуту и протянул мне старую бамбуковую лыжную палку с острым стальным наконечником, но без опорного кольца. Я несколько сдвинул свой корпус в сторону, предоставив «поле для последнего удара» ему.
Когда «жало» проткнуло серо-коричневую мякоть, раздался истошный писк, более похожий на визжание, и всё стихло.
Повозившись немного, мы, наконец, вытащили дохлую крысу и решили сжечь её трупик на костре за оградой в качестве акта устрашения для других нежеланных «пришельцев».
Полоумная бабка, жившая по соседству в безобразно захламлённом и обитом всякими странными вещами доме, похожем на вертеп ведьмы из западных фильмов ужасов, через несколько минут после нашего «аутодафе», подняла какой-то истерический хай. Она кричала о том, что мы, мол, ворожим ей под её домом, и прочий горячечный бред.
Бабушка Вера, не без оснований, предполагала, что это именно она, сумасшедшая старуха, и отравила их крысолова, но не стала вступать в склоку. Чего с полоумной возьмёшь?!