Я, как обычно, совершал вечерний променад по Летнему Саду. Стояли прекрасные для Санкт-Петербурга погоды, а потому я с наслаждением и непростительной в дневное время беспечностью вдыхал теплый воздух. Вдруг впереди, среди зелени чарующих стен кустарников и костяного цвета мрамора статуй, показалось красное пятно. Это был молодой человек в футболке с Че Геварой, который наверняка даже не представляет, кто изображен у него на одежде. Да, Виктор Олегович, вы, несомненно, правы были в своей иронии над тем, насколько поверхностна современная постмодернистская культура, ставшая не эволюцией или переосмыслением прошлых традиций (достаточно вспомнить, например, эпоху Возрождения с её оглядкой на Античность), а служанкой массового зрителя, что, вне всякого сомнения, несколько обесценивает её. Громадный символизм мелких вкраплений обернулся китайцами, которые носят на себе нацистские орлы с надписями «BOY», и русскими, носящими американские нашивки на парках. «Мир принадлежит филистеру», - совершенно точно заметил Карл Маркс. А, как известно, филистер не хочет вникать в глубину, довольствуясь поверхностью. Он – возможно, хороший пловец, но не дайвер. Таковой, к сожалению, во многом и стала современная популярная культура. Но винить её не стоит, ведь она не живая. Винить, если это, конечно, можно, следует только человека. Мы потерялись где-то в ходе истории, как когда-то в свое время потерялся и я в этом саду. Мы не имеем за плечами ничего того, что имели люди прошлого, а именно – традиции. Единственное, что мы имеем – это стандартный алгоритм жизни, который начинается детским садом. Затем идёт школа, университет или ПТУ; работа, семья, дети; пенсия и, наконец, смерть от той или иной болезни. И все, кто выпадают из этого плана, либо люди уникальные, талантливые, творческие, либо те, кто закончит свою жизнь на задворках жизни. Выйти из этого алгоритма без отрицательных последствий сложно – мнение родственников и общества, экономическая зависимость делают свое дело. Что делать с этим - никто не знает. Наверно, потому что либо об этом не думают вовсе, либо думают поверхностно. Я подошел к фонтану. На фоне серого неба и ржавых монеток на дне слабо отражалось мое лицо. На миг мне показалось, что бассейн фонтана бесконечно глубок. Закатав рукав, я дерзко опустил руку в воду, чтобы проверить это, и тут же вынул. Вода была теплой: пережиток знойного дня. Темнело. Пора выходить.
Я жил в доме, недалеко от станции метро «Чернышевская», но сегодня я, полный раздумий, пошел совершенно в противоположном направлении и вскоре оказался у Спаса на Крови, рядом с тем самым местом, где известный народоволец убил императора Александра II. Взглянув на пёстрое великолепие псевдорусского стиля, я ужаснулся при мысли, что на месте этого храма был убит император. Нет, я не могу быть сторонником радикальных действий, поскольку верю в то, что такие потрясения больше вредят, чем действительно меняют мир к лучшему. В этом прекрасном европейском городе уже свершалась решительная попытка на практике ответить на вопрос Чернышевского. Как мы видим по сегодняшнему дню, из этого ничего не вышло. Из чего мы можем сделать пессимистичный и, возможно, поспешный вывод о том, что все эти утопии рассчитаны на таких же утопистических людей, а не на людей настоящих, кишащих на улицах больших городов. Чернышевский это и сам прекрасно понимал, о чем можно судить из его же текста. Жаль, что человек все еще в большей степени животное. Идеала ему не достичь, как не допрыгнуть до Солнца. Но кто сказал, что нам не нужно к этому стремиться?
Тем временем, я дошел до Невского проспекта. От усталости я готов был отправиться на метро, но, к сожалению для своего тела, я вдруг обнаружил, что не взял с собой ни копейки. Удивительна жизнь своей иррациональностью. Планируешь, просчитываешь все возможные варианты, а на практике выходит совершенно иное. А человеческий фактор следует учитывать… на сколько это возможно, конечно. Люди не машины, как бы это банально ни звучало, однако, не все это понимают, когда хватают десницей перо и мнят себя Богом. Человек любит ставить себя на это место: в творчестве, в науке и в политике. Иногда из-за этого начинаются беды у простых людей. Любая башня, если она Вавилонская, должна быть разрушена – таков закон, который сильные мира сего хотят обойти. И это не столько инструмент смирения гордыни или налаживания некой вселенской гармонии и порядка, сколько показатель одной простой истины – человек не может быть сравним с Богом. Свиное сердце не спасет тебя, мутноглазый, от смерти! И все твое злато обратится в прах…
При повороте на Литейный проспект я имел неосторожность столкнуться с прохожим. К сожалению, моих извинений он не услышал, так как быстро исчез. А я от удара резко поднял голову и заметил в небе что-то странное. Это оказался так называемый квадрокоптер. Прогресс не стоит на месте, а все ускоряется. Не удивлюсь, если в будущем промышленность будет развита настолько, что все необходимые товары будут настолько дешевы по себестоимости, что будут отдаваться бесплатно. В Древней Греции во время Олимпийских Игр бегуны, прежде чем передать эстафету, бежали сотни километров, а доходя и передав эстафету, умирали от изнеможения. Вполне возможно, с развитием технологий, так умрет Капитализм, отдав эстафету Коммунизму, как и завещал Маркс. Здесь важно отметить только то, что это будет происходить медленно путем эволюции, а не террором. Когда рубите дрова - не замахивайте сильно топор, ибо так можно самому себе по голове ударить. Знание третьего закона Ньютона спасет от подобного рода поступков.
На пути мне неожиданно встретился актер, играющий Ленина. Должно быть, он возвращался с работы. Я отчетливо различил Ильича в толпе – он шел на меня. Казалось, он смотрел именно на меня своими хитрыми глазами. Я представил, как он ко мне подойдет и предложит сфотографироваться, на что я решительно отвечу: «Спасибо, Владимир Ильич, не надо!» Но он не подошел, а резко свернул во двор. Точно под властью невидимого кукловода, я вдруг решил по неизвестной мне причине проследить, куда он пойдет. Так я оказался в одном из дворов-колодцев. Показались ли Томмазо Кампанелла современное граффити пошлым, бессмысленным и не эстетичным, как мне, я не знаю, но в данную секунду я вспомнил именно его. Утопия от антиутопии отличается только тем, как относится к описываемому обществу автор. Если бы данные жанры характеризовались мнениями читателей, то один бы в утопии (как её задумал автор) видел бы антиутопию, и наоборот. Мне могут возразить, сказав, мол, например, «1984» Оруэлла явно не может быть воспринят кем-либо, за исключением мазохистов, как утопия, а не антиутопия. Парировать я могу следующим: если бы описываемый Оруэллом мир существовал бы и был при этом иной автор (а лучше авторы), который бы знал про этот мир, то вполне возможно, что он передал бы ту действительность под другим углом, возможно, более правдиво, возможно, не так гротескно. Ведь творчество по своей сути архисубъективно. Жаль, что нет коллективного сознательного. Тогда было бы нам проще, но не лучше.
Я бегал глазами по измазанным непонятными письменами стенам. В наше время стало действительно сложным делом отличить то, что имеет колоссальный глубокий смысл от того, что вовсе не имеет смысла. Каким-то образом эта граница для многих людей стерлась. Среди множества непонятных символов я обнаружил свастику. Тот, кто нарисовал её, наверняка не знает, что она означает. Я боюсь, что Иван Лукьянович был прав. Этикетки и правда переклеены так, что в упаковке с надписью «аспирин» может оказаться стрихнин. Как тогда не умереть, желая излечиться?
Пришел домой совсем поздно. Бросил взгляд в зеркало и обнаружил, что потерял шляпу. Наверное, это произошло, когда я столкнулся с тем прохожим. Кому-то могло бы показаться странным, что я мог не заметить пропажу, но не мне. Уйдя глубоко в себя, я порой не замечаю окружающего мира, будто уходя под какой-то невидимый купол – «синдром Ромашова», как я назвал это явление. Так в своей жизни я шел на красный свет, чуть не попадая под машины, терял телефон, деньги и так далее. Это для меня было типично, а потому я и не расстроился из-за очередной пропажи. В прошлом мужчина не мог выйти на улицу без шляпы, так как это считалось моветоном. Теперь же мужчина не обязан носить шляпу на улице, равно как и быть мужчиной. Времена меняются – меняются нравы. Исправить их по своему желанию невозможно, но можно исправить себя. Убежденность в том, что существует некая гармония, что всё, что ни появляется в нашем мире для чего-то нужно; что каждое событие и вещь – есть часть эволюции мира, спасает меня от мысли о том, что этот мир так плох и ужасен, будто Тартар или Ад, как думают многие люди. Мир – разнообразен, и в наших руках умножить то, что мы обозначаем широким термином «добро».