Такая вот жизнь, и такое кино... По дневникам 2

Светлана Князева-Осыка
                Март 1984 года
  Раннее утро. Проснулась и глянула в окно: идёт снег! Надо же, конец марта, уже трава зеленеет, цветут абрикосы и  вдруг ...снег! Стала собираться в училище, сегодня любимое «мастерство актера » с нашим педагогом Николаем Барановым. Занятия с ним - сплошное наслаждение, он молодой, талантливый режиссёр и актёр, а наша группа  четвёртого курса первая, с которой он работает  после того, как поступил на работу в наше училище. Он организовывает потрясающие массовые «капустники» из учащихся различных профессий нашего эстрадного и циркового отделений, на наши выступления «ломятся» зрители и студенты других ВУЗов. Мы нашего Колю обожаем! У меня в училище есть партнёры Сергей Файфура и Гена Ткаченко, они такие  же, как и я, трудоголики, что касается «мастерства актёра». Мы с ними приносим на занятия не один отрывок из какой-то пьесы, как было задано педагогом, а сразу пять или шесть. Я большую часть времени провожу в общежитии, где живут  ребята. Мы постоянно что-то репетируем, пьем чай с тортиком и опять репетируем. Мы переиграли уже отрывки из Чехова, Пушкина, украинских, русских и зарубежных классиков, сами придумывали интересные сценки. Сергей по профессиональной направленности клоун-мим, а Гена будущий артист  оригинального жанра, он  имитирует звуки и голоса, оба они смешные и веселые, добрые и хорошие  мои друзья. В этот раз мы отрепетировали отрывок из «Ревизора» по Гоголю и мне не терпится показать нашу работу педагогу и нашим сокурсникам. Звонок телефона:
  -Это я, Осыка. Я приехал из Вильнюса. Ты смотрела в окно?
  -Да, «сніг на зеленому листі»...
  -Пошли, погуляем?
  -Я бы с огромным удовольствием, но у меня сегодня в училище «мастерство актёра»! Я  должна быть на занятиях, не могу подвести партнёров. Мы показываем совместную работу, вчера до поздней ночи репетировали!
  -Мне тоже надо быть сегодня на студии. А давай украдём  у страны «последний снег»! Отрывок свой в другой раз покажете, ещё раз хорошенько  отрепетируете  и покажете. Я очень хочу тебя видеть, соскучился...
  -Где встречаемся?
  -Бери такси и поезжай  на Байковое кладбище, центральный вход.
   Мы ходим  по безмолвному кладбищу, тихо падает снег. Впечатление такое, что мы одни на всём белом свете. Молчим. Говорят глаза. Леонид Михайлович коснулся моей руки, и я робко пожала её:
  -А вот могила моей матери Марии Андреевны. Она умерла, когда ей было 53 года. Война, пятеро детей, контуженый муж, мой отец, лишения, тяжёлая работа; все это привело к инсульту. После инсульта ей сделали операцию на голове. Я никогда не забуду, как пришёл проведать её после операции. Захожу в палату, а там 8 коек, на которых лежат больные женщины, у всех острижены волосы. Я растерялся и всё никак не могу узнать свою маму среди этих одинаковых, как мне тогда показалось, голов. Я понимаю, что могу обидеть маму, не узнав её. Я положился на свою интуицию и пошёл вдоль кроватей, и что-то неуловимое привлекло меня в одной из женщин. Я уверенно подошёл к ней. Это действительно была она - моя мама. Я пытался говорить ей что-то подбадривающее, а она улыбнулась и коснулась рукой моего лица. Она умерла через несколько часов после моего посещения. Мы, дети, не ожидали этого. Мы все были уверены, что она поправится.
  -Вы помните войну? Вы были очень маленьким, но всё же могли что-то помнить? - спросила я.
  -Кое-что помню, конечно. Во-первых, помню голод, мне постоянно хотелось кушать. Помню страх, когда были взрывы, стрельба. Помню запах, когда горели дома. Помню объятия матери, когда она  под бомбёжками прижимала нас к себе. Эти объятья были самой надёжной защитой от всех бед. А самое раннее воспоминание, это круглый кусочек  звёздного неба в отверстии цистерны, когда мы ехали на «товарняке» по железной дороге. Мама держала меня на руках, а я долго смотрел в небо на яркие звёзды ...
  -Расскажите о своих родителях, откуда вы родом?
  -Я родился как раз накануне войны в 1940 году, здесь, в Киеве, на Соломенке. Мои родители были самыми простыми людьми: отец Михаил Евдокимович работал маляром, а мама работала на кондитерской   фабрике. Отец родом из села Боднаровка  под  Каменец-Подольском, а мама из Фастова, небольшого городка под Киевом. Мои родители познакомились в Киеве и поженились. Отец рассказывал, что село Боднаровку основал запорожский козак после расформирования Запорожской Сечи, на сегодняшний день в селе проживает несколько семей с фамилией Осыки, все являются дальними  родственниками, так что наш род уходит корнями к запорожскому козаку, получившему кличку Осыка на Сечи.
 Как только началась война, отец ушёл на фронт. Когда немцы стали бомбить Киев, мать забрала меня со старшими сёстрами  Ниной  и Ольгой  и пешком отправилась в Фастов, где жили её  родственники. По рассказам мамы и сестёр, я знаю, что мы просились на ночь к местным жителям. И не всегда нас пускали даже на порог, боялись, что мы принесём им беду, «притянем бомбу». Но были и другие, которые не только пускали в хату, но и кормили, чем могли. Однажды мы остановились у женщины, которая устроила нас на ночлег в сарае и дала буханку хлеба, но мама не стала кормить нас на ночь, а решила оставить еду на утро. Она крепко прижала хлеб к груди и уснула. Но среди ночи в сарай на ночлег попросилась ещё одна женщина с ребёнком. Утром оказалось, что она украла хлеб и сбежала. Пришлось голодными идти дальше. В Фастове мы прятались от бомбёжек в погребе, там было сыро и холодно, но больше всего мы страдали от голода. По рассказам мамы я знаю, что я там, в погребе однажды «умер». Сердобольная соседка принесла нам морковь и селедку, голод был таким сильным, что мы, дети, съели всё до последней крошечки. Мои сёстры мучились потом от страшных болей в животах, видно селёдка была «старая», а я просто «умер». Прекратилось дыхание и всё... Сколотили маленький гробик, положили меня в беленькой рубашечке туда, свечечку зажгли... Все плачут, а тут пришла одна старая бабушка, тоже всплакнула, а потом и спрашивает: - «А вы зеркало к носу прикладывали ребёночку-то? Покойнику обязательно надо зеркало приложить, чтобы заживо не похоронить». Взяли зеркальце, поднесли к носику, а оно запотело... Живой! Меня вернули к жизни, «откачали»... Вскоре начались холода. Когда мы с мамой покидали Киев, думали, что война скоро кончится, и не взяли с собой тёплых вещей. В Фастове их достать было негде. И вот мама решила сходить в Киев за тёплыми вещами. Подсчитала: - «Двое суток туда, двое обратно... Через четыре дня вернусь!» Мы, дети, остались на попечение у старой бабки. Но всё вышло не так, как предполагалось. В Киеве были немцы, мама попала под облаву, ее едва не отправили на работы в Германию; она чудом спаслась. Её не было десять дней... А в это время мы, голодные, выходили каждый день на пригорочек, откуда была видна дорога из Киева, долго смотрели и   плакали. Потом, замёрзшие и обессиленные мы возвращались в свой погреб, чтобы завтра снова идти встречать маму... Через десять дней вместо мамы пришёл ...отец. Он проезжал со своей частью через Фастов и решил проведать родственников. Он даже не предполагал, что здесь мы, его дети! Я никогда не забуду эту встречу, эти слёзы радости и горя... Отец принёс нам продукты, положенные ему как солдату. Какова же была наша радость, когда мы буквально через пару часов увидели и маму, подходившую со стороны дороги из Киева... Вся наша семья долго стояла обнявшись... В нашей семье этот день помнят, как чудо, как самый счастливый день. Как оказалось позже, этот день принёс нам ещё и братика Витю, который родился через девять месяцев. А уже после войны, когда  контуженый отец вернулся домой с фронта, появилась сестричка Надя. Нас стало пятеро у родителей. Я помню, как с отцом случались приступы из-за контузии. Он падал на пол и бился в судорогах. И мы, дети, знали, чем ему помочь, мама научила. Каждый держал ему то руку, то ногу, то ложку в рот вкладывали, чтобы он язык не прикусил. Родители тяжело работали, чтобы прокормить нас. Мама одно время работала в детском доме, доставляла хлеб туда с пекарни, носила мешки с хлебом на спине. За это ей давали  одну буханку хлеба вместо оплаты. Отец работал маляром. Однажды с детского дома мама привела девочку Маню, ее родители и все родственники погибли во время войны, она была круглой сиротой. Нас стало шестеро... Вот  такое моё было детство, Светлана! Я слишком много говорю, но ты так замечательно слушаешь! Я тебя не сильно  утомил своими воспоминаниями?
  -Ну что вы, Леонид Михайлович, мне очень интересно, вы великолепный рассказчик, у меня перед глазами возникают как кадры киноленты образы, картинки из вашего военного детства. Вам нужно снять фильм о военных годах, поделиться воспоминаниями со зрителями.
  -Мне как раз предложили две темы на выбор: снимать фильм об Александре Ульянове, брате Ленина или снимать фильм о Великой Отечественной войне. Я, конечно, выбрал сценарий о войне, хотя он слабенький, но надеюсь, что мы поработаем над ним со сценаристом Ежовым Валентином, он фронтовик, вроде бы неплохой мужик.
  Снег внезапно прекратился, из-за туч вырвалось солнце, и снег на глазах стал таять. Появились мокрые проплешины на асфальте, которые быстро увеличивались. Очарование, принесенное последним снегом, уходило. Весна брала своё!
  -А теперь можно и поработать! - сказал Осыка.
  Я приехала в училище и с удивлением узнала, что «мастерства актёра» не было из-за болезни педагога. Надо же! Леонид Михайлович, наверное, «знал»!


               
                16 апреля 1984 год

  Сегодня мой день рождения. Мы с Леонидом Михайловичем едем на катере в Прохоровку  Каневского района, где у него дача. День солнечный, чуть прохладный по-весеннему, настроение у нас восхитительное. Осыка красивый, загадочный, шутит, улыбка не сходит с лица:
  -Славные люди живут в селе Прохоровка, с юмором. Спрашиваю однажды рыбака на берегу:
  - «Риба є?»
  - «Є, у воді!» - отвечает рыбак.
  Днепр спокойный, у берегов лежит туман, на глади воды зеркально отражаются холмистые  берега, Осыка рассказывает о Каневском водохранилище, о затопленных сёлах, о жителях этих сёл, не желавших покидать свои хаты, про могилы их предков. Вскоре мы подплыли к Каневу:
  -Давай сначала посетим могилу Тараса Шевченко, я там снимал свой первый фильм «Кто вернётся-долюбит»!
  Мы лихорадочно бежим на выход с катера, трап уже убирают:
  -Стойте! Подождите! Мы здесь сойдём!
  Матрос что-то недовольно бормочет, но трап возвращается на место, и мы уже хохочем на берегу. На гору, где могила Тараса, мы поднимаемся не по длинной лестнице, по которой  поднимаются  все посетители музея Шевченко, а по дороге слева. По ней  заезжала на гору киногруппа во время съёмок «Кто вернётся-долюбит». Дорога проходит через лес. Как хорошо, легко и сладко  дышится здесь! Земля пробуждается, кое-где синеют первоцветы, на повороте дороги перед нами вдруг вспыхнула жёлтыми, радостными огоньками полянка  одуванчиков. Казалось, что пробуждённая  от зимней спячки Земля улыбается  одуванчиками Весне. Мы  свернули с дороги, стали рвать жёлтые цветы  и плести веночки. Увенчав свои головы венками, мы вернулись на дорогу и продолжили свой  путь. Вдруг, на обломанной ветке берёзы мы увидели увядший, «поседевший» венок из одуванчиков. Осыка сразу придумал сюжет для фильма:
  -Сошедшая с ума  из-за гибели  сыновей на войне старенькая мать плетёт и плетёт венки из одуванчиков и вешает  на деревьях, на кустах. « Мстит» таким образом Земле за гибель своих детей гибелью цветов...
  А вот и вершина горы, залитая солнцем! Перед нашими глазами   настоящее, захватывающее дух чудо; огромная поляна голубых первоцветов. Осыка восхищён, как и я, поворачивается ко мне, и я вижу, что цвет его глаз точь-в-точь  совпадает с цветом поляны, и сияют его глаза так же, как и поляна, залитая солнечными лучами! Моё сердце вдруг сладко защемило, нежная волна счастья заполнила всю мою сущность, и я вдруг осознала, что Осыка-это моя судьба, мой муж, мое счастье! Это был миг истины! Такие моменты невозможно описать словами, потому, что это  есть «Его Величество Чувство»! Сладкое, трепетное чувство и ещё «Откровение Свыше»! Да-да, именно  « Свыше»!!! В  этот миг мне  стало всё понятно... Я как бы взглянула на жизнь сверху, из Космоса.  Не было вопросов, не было ответов, появилось ощущение, что я просто знаю всё ...и всё... Это какая-то медитация, духовный экстаз... С Осыкой тоже что-то происходило, его глаза излучали совершенно неземной свет. «Наверное, такие глаза у ангелов, если они существуют», - подумала я. И мне захотелось прижаться к этому такому родному и любимому  человеку. Осыка, словно приняв мой «сигнал», обнял меня, и мы впервые поцеловались...
  -Меня наградили тобой! - вдруг сказал он. - Какая ты чудесная, ты чудо, большое Чудо, Чудовище!
  Я расхохоталась... Договорился... Мы с трудом расстались с голубой поляной нашего первого поцелуя, и пошли на место съёмок фильма «Кто вернётся-долюбит». Осыка уверенно вёл меня через лес и вскоре мы вышли к останкам то ли танцплощадки, то ли летнего кинотеатра. Помост  бывшего строения весь прогнил, а посередине  рухнувшей площадки «вырвалась» из земли молодая верба с распустившимися пушистыми «котиками». Вокруг этого пушистого чуда летали пчёлки, по-весеннему весело жужжали и присаживались на сладкие желтоватые вербные почки. Их радостное жужжание было в этот миг прекраснее всей музыки на свете.
  -Это знак! - сказал весело Осыка. - На разрушенном помосте новая радостная  жизнь! Кстати, сегодня же  вербное воскресенье!
  Боже, как нам было хорошо вместе: просто, радостно, гармонично, мы понимали друг  друга с полуслова! Через лес, по еле заметной тропинке мы спустились к могиле Тараса Шевченко. Недалеко от неё возвышалось красивое здание музея. Леонид Михайлович стал рассказывать мне о человеке, который через самосожжение протестовал против надругательств над украинским языком.  Я почувствовала, что эта тема очень опечалила моего дорогого человека, всколыхнуло что-то сокровенное в его душе, приоткрылась «завеса» в историю Украины, я мгновенно ощутила  его боль за нереализованные национальные идеи, надежды украинцев на Независимость Украины. Увидя мою  реакцию на его рассказы, мою искреннюю печаль, Осыка переключился:
  -У тебя же сегодня день рождения! Не будем о грустном! – он взял меня за руку и повёл  на смотровую площадку с видом  на Днепр. - А на том берегу Прохоровка, скоро следующая «Ракета», надо успеть.
  И мы побежали к речному причалу  по длинной лестнице, которая вела от могилы Шевченко на берег Днепра.
Прохоровка... Сосновый лес по обе стороны дороги  от причала к селу:
  -Дорога длинная до моей дачи. Расскажи о себе, о родителях, где родилась? Я же ничего о тебе не знаю...
  -Я родилась в Таджикистане...
  -???
  -Да! Там встретились мои родители, они были студентами: папа учился в политехническом техникуме, а мама в пединституте. Отец сам родом из Сибири, из села Алтайского края, а мама  из Воронежской области, тоже из села, кстати, украинского села, у мамы даже  девичья фамилия украинская -  Кириченко.
  -Чего их туда занесло, в Таджикистан?
  -Моя мама Мария в молодости была красавицей и мечтала стать певицей. Она действительно обладает потрясающим по красоте  голосом, у неё «серебряный» тембр голоса. Но она родилась и выросла в селе, у неё не было возможности учиться музыке, вот она и провалилась на экзаменах при поступлении в Воронежское музыкальное училище. Решила поступать в пединститут, но была не подготовлена к поступлению, а год не  захотела пропускать, поэтому поехала по объявлению о наборе в институт в Таджикистане, куда брали всех желающих, так как готовили специалистов для работы в кишлаках. А отец Александр Васильевич, круглый сирота с пяти лет. Он остался вдвоём со своим старшим братом Лёней после гибели родителей. Когда ребята выросли, то  Лёня пошёл служить в армию, его отправили в  Таджикистан. После службы  он  поступил в  Ленинабадский  политехнический техникум. Отец приехал к нему,  когда тоже    отслужил  в армии, и поступил в тот же техникум. Вот так мои родители оказались в Республике Таджикистан. Я родилась, когда мама была на втором курсе и меня в четыре месяца  отправили к бабушке Василисе на берег Тихого Дона. Совмещать учёбу и заботы о ребёнке, живя на стипендию  в общежитии было невыносимо трудно для моих родителей. У бабушки я жила до шести лет, практически не зная своих родителей, так как у них не было возможности часто  ездить издалека. Бабушка Василиса была для меня и мамой, и папой, и всеми остальными родственниками.
  -А дедушка?
  -Дедушка Миша умер уже после войны от тяжёлой болезни почек, приобретенной в окопах Великой Отечественной. Бабушка несколько лет ухаживала за «лежачим» больным. Намучилась страшно... По причине болезни мужа, моя мама у неё единственная дочка, рожденная ещё  до войны. После смерти мужа, бабушка вышла замуж за мужика Володю с тремя малолетними детьми, пожалев их, так как их мать умерла от тяжёлой болезни. Моя бабушка вырастила чужих детей, терпела их вечно пьяного отца, а после того, как дед Володя  преждевременно скончался, дети, по сути, выгнали мою бабушку из дома, так как решили продать дом и поделить между собой вырученные деньги. В этот период жизни мои родители уже переехали в Сибирь, в Кемеровскую область, город Осинники. Папа устроился на завод, а мама, отработав положенные три года в кишлаках, работала учительницей русского языка в школе. Меня родители наконец-то забрали к себе и предложили бабушке тоже переехать в Сибирь. Но они временно жили в рабочем бараке, в крошечной комнатушке и стояли в очереди на квартиру. А бабушку в это время позвал замуж в соседнее село Щучье мужик Алексей Семёнович. Он был много младше моей бабушки, и у него никогда не было детей с недавно почившей супругой. Бабушка Василиса не долго стояла перед выбором: далекая и холодная Сибирь или соседнее село с молодым и непьющим мужем. Она выбрала «быть хозяйкой» в доме деда Алексея.
  -Как же ты оказалась в Киеве? Ты долго жила в Сибири? - спросил Осыка.
  -Сибирь... Это было так давно... Морозы зимой, сугробы, в которых мы, дети, прорывали туннели железными лопатками. Тайга, куда меня однажды взял с собой отец, кедровые шишки и орешки. Мои красивые родители... Мама с высокой, искусно уложенной прической, вечно проверяющая ученические тетрадки. Отец... Я влюбилась в своего отца. Он был моим идеалом. Я его обожаю до сих пор... Высокий, красивый, добрый, мудрый, он очень внимательный и нежный: каждый вечер он чесал мне  в детстве спинку и спрашивал об успехах в школе. Я училась на " отлично"  в общеобразовательной и в музыкальной школах. Мне купили пианино ...Я была счастлива! Счастье было ощущать, что у тебя есть семья, ведь я лишена была этого долгих шесть лет! Мне было с чем сравнить. Но совсем не долго длилось моё счастье ощущения семьи, всего два года, а потом... У мамы обнаружили туберкулёз легких, ей сделали операцию, удалили часть поражённого участка лёгких и отправили на реабилитацию в Чебаркуль Челябинской области в  санаторий на долгие  два года  без права контактировать с ребенком, то есть со мной. А меня определили в детский дом.
  -А почему не к бабушке?
  -Так решил отец. Он хотел видеть меня как можно чаще. Он не мог нормально заботиться обо мне, ведь он работал на заводе в две смены, а в выходные ездил к маме. Он часто приезжал ко мне после работы. В детском доме мне завидовали, ведь там были в основном сироты и полусироты. Жизнь в детском доме была не простая. Помню, как мне остригли мои длинные, густые волосы
 из-за того, что я заразилась вшами в детдоме. До сих пор перед моим внутренним зрением стоит картинка: меня стригут наголо специальной ручной машинкой, я наклонила голову, волосы упали мне на колени, а у корней срезанных волос кишмя кишат вши.  Кошмар... После стрижки мою голову намазали какой-то вонючей мазью и замотали тряпкой. Да, не весёлые воспоминания... А вечные ссоры из-за одежды! Каждому  детдомовцу хотелось хоть чем-то отличаться от других, поэтому любая одежда, хоть чуточку отличавшаяся по фасону или цвету становилась причиной ссор и даже драк. А рыбий жир, насильно вливаемый  общей для всех алюминиевой ложкой во  рты  беззащитных детей ...Но, Слава Богу, спустя два года этот кошмар закончился.
Врачи порекомендовали маме переехать в тёплые края. Отец нашёл работу в городе Первомайске Николаевской области, на заводе «Фрегат» и мы выехали в Украину. В Первомайске родились мои братья Славик и Русланчик.  Маме  опять стало не до меня, она с головой окунулась в воспитание сыновей. Хорошо, что отец по-прежнему говорил со мной по-душам и часто брал с собой в поездки на своём мотоцикле с коляской на рыбалку, которую он обожал. Я была девочкой одарённой, с хорошими вокальными данными. Ещё в селе у бабушки Василисы я проявила свои способности к пению. Бабушка рассказывала, что ещё лёжа в колясочке, я смотрела в небо и пела часами своё «а-а-а». Когда я немного подросла и научилась говорить, то развлекала собутыльников деда Володьки исполнением  песенок, стоя  перед ними  на табуретке, как на мини-сценке. За свои выступления я  неизменно получала  мятый рубль «на конфеты». В Первомайске я стала принимать активное участие в концертах, конкурсах от музыкальной школы и Дворца Пионеров. Меня пригласили в вокально-инструментальный ансамбль солисткой. Вскоре я стала Лауреатом  областного детского вокального конкурса  в городе Николаеве.  В это время я закончила музыкальную школу с отличием и меня хотели взять в Николаевское музучилище без экзаменов на хоровое отделение, но я  отказалась. У меня появилась мечта... стать оперной певицей. И поскольку только в Киеве было вокальное отделение в музыкальном училище, я поехала поступать  в Киев. Но приняли меня временно всё же на дирижёрско-хоровое отделение. На вокальное отделение  принимали с 17 лет, а мне было только ещё 16. Мой педагог по вокалу Юровская Татьяна Александровна  забрала меня к себе домой из общежития, чтобы регулярно заниматься по итальянской системе; я пела специальные упражнения для голоса, разучивала настоящие  оперные арии, вокализы. Это было счастливое время! Я оказалась в творческой атмосфере, среди людей с хорошими  манерами, так как Юровские по происхождению  были из старинного  аристократического рода. Я читала книги в старинных кожаных переплётах из  их огромной библиотеки, подолгу беседовала с матерью моего педагога  Марией Ивановной о том, как должна вести себя хорошо воспитанная юная девушка. Мы вместе с Татьяной Александровной  придумывали фасоны оригинальных платьев, и я воплощала наши идеи в жизнь. Меня учили вкусно готовить и красиво сервировать праздничный стол. Но мечта моя стать оперной певицей так и не осуществилась. Виной всему стало заболевание горла. Мой педагог повела меня на консультацию к врачу-фониатру в консерваторию к профессору Триносу, и он вынес мне приговор: «у вас хронический субтрофический фарингит, вы не сможете петь на оперной сцене, при нагрузках  у вас будет сильно пересыхать в горле, вы профнепригодны по здоровью». Это был страшный удар для меня, я не хотела жить... Я приехала в Первомайск  с намерением навсегда похоронить себя в этом городке, но моя мама вернула меня в Киев со словами: «Все знают, что ты талантливая, певица, поезжай в Киев и... пробивайся! Мне стыдно будет  смотреть в глаза  людям, если ты останешься...». И я вернулась в Киев... Видя моё отчаяние, подруги посоветовали мне пойти по объявлению о наборе в студию пантомимы при клубе «Точэлектроприбор». Я решила, что это то, что мне надо-навсегда замолчать на сцене, ведь в пантомиме не нужен голос вообще, и я пошла ...Потом  я поступила в  эстрадно-цирковое училище, ну, а дальше вы знаете.
  -А ты не хотела стать драматической актрисой, сниматься в кино? - спросил терпеливо слушающий мой монолог Леонид Михайлович.
  -Уже в эстрадно-цирковом училище я полюбила уроки «мастерства актёра» и прошлым летом предприняла попытку  поступать в театральный институт в Москву на актёрский. В ГИТИСе я прошла два тура. Мастер, которая набирала курс актриса Козырева, спросила у меня:
  - «У вас чувствуется профессиональная подготовка, вы учитесь где-нибудь?»
 Я  не смогла ей соврать:
- «Да, эстрадно-цирковое училище в Киеве ».
- «Какой курс?» - спросила опять она.
- «Третий закончила ».
- «Ну что ж, оканчивайте училище и приезжайте к нам на следующий год, вы способная, я надеюсь, вы поступите к нам, и будете учиться».
  -А где ты жила в Москве во время поступления? Я когда-то спал на улице, когда приехал поступать во ВГИК?
  -В Москве я жила у дальних «пятая вода на киселе» родственников по маминой линии. Я приехала к ним по адресу, который мне написала в письме мама, номера телефона я не знала. Поэтому приехала без предупреждения. Открыла мне дверь старенькая бабушка. Я попыталась ей объяснить, кто я такая, но она ничего не поняла, так как была к тому же глуховата. Но впустила меня в квартиру. Я попросилась освежиться в ванной с дороги. В тот самый момент, когда я « в чём мать родила» залезла под душ, в ванную ворвалась женщина средних лет явно подвыпившая, поставила  «руки в боки» и спросила:
- «Ты кто такая?»
Я, голышом, стала объяснять ей, она вскоре сообразила и воскликнула:
- «А, Машина дочка! Поняла, купайся!»
  В однокомнатной комнатушке жила старенькая бабушка со своим сыном, который приходился законным мужем моей родственнице. Это была бездетная, сильно пьющая пара, они  изготавливали венки для кладбища, были весёлыми и считали, что жизнь у них удалась. Они несколько раз предложили мне выпить «за знакомство», но вскоре поняли, что я не составлю им компанию, и оставили меня в покое. У них была неплохая библиотечка из авторов зарубежной классики, по всей видимости, приобретённой на талоны за макулатуру. Я прочла  «Американскую трагедию» Драйзера за те несколько дней, что жила у них.
  Леонид Михайлович внимательно слушал меня, мы вошли в село, лес остался позади.
  -В «Кафе» продаются вкусные пирожки с яблоками, - сказал Осыка, - это их местная достопримечательность.
 Мы зашли в магазинчик и действительно, там продавали свежие, еще тёплые пирожки.
  -Картошку и яйца можно купить у бабы Гали, - сказал Леонид Михайлович.
 Бабушка Галя продала нам « миску» картошки и четыре яйца, а  на сдачу   вместо 50 копеек дала нам 2 копейки 1812 года.
  -Это же надо! Война с Наполеоном! 1812 год! - воскликнула я.
  -Ой, вибачте, зараз пошукаю 50 копійок, - стала  извиняться  баба Галя.
  -Что вы, не стоит, нам подходит эта монета, спасибо, - и мы со своим  «сокровищем» пошли дальше.
  -А вот и моя дача! - сказал Осыка.
  На холме стоял небольшой деревянный домик салатового цвета.
  -Я сам выбрал место для домика, договорился с председателем сельсовета за  бутылку коньяка. Но никаких документов на землю у меня нет, председатель просто сказал:- «Ставь!» Я и поставил   с рабочими. Домик я купил в разобранном виде, он называется «финский», мы собрали его за один день. А туалет я построил сам! - с нескрываемой гордостью сказал Осыка:
-Он там, у подножья холма, там даже ступеньки есть ...
  В домике была необходимая мебель, посуда и электроплита. Мы стали готовить праздничный ужин из картошки и яиц... Осыка, как фокусник, откуда-то  достал  скатерть и свечку.
  -А это мой подарок! - и перед моими глазами возникла красивая коробочка  с изображением двух голубков:
  -Франция, «Нина Риччи», - прочитала я, - духи, французские духи?
 Я о французских духах, конечно, слышала, но держала в руках впервые... Потом мы пошли смотреть закат на берег Днепра, который находился в 50 метрах от дачи. На берегу Осыка опять удивил меня, - он вынул из кармана три разноцветных шарика, надул их и опустил на воду. Мы смотрели, как шарики уплывали в сумрак ночи, закат медленно угасал и вдруг на другом берегу, возле тёмной кромки леса вспыхнули три огонька: красный, оранжевый и зелёный... Наши уплывшие шарики тоже были таких же цветов! Что это? Невероятная прекрасная случайность или чудо?
  -Наши шарики « вобрали» в себя краски заката!  «Сгустки» заката...! По-моему,  это опять какой-то знак свыше!! Пусть это останется в нашей памяти, как мистическое, чудесное происшествие! Рационально я не могу это объяснить...
 Три ярких огня горели в темноте,  всё небо  было усыпано звёздами... Осыка придумал сюжет короткометражки:
  -Утром плывут три шара необыкновенной яркости, сверкают, радуют людей. Какие-то молодчики стреляют по ним... Шары взмывают ввысь, в небо... И в небе вдруг вспыхивают три солнца, которые притягиваются друг к другу и... сливаются в одно. Солнце слепит глаза только что проснувшемуся. Это был сон...
Поездка на дачу к Осыке была как красивый сон. Возвращались в Киев на «ракете» ранним утром. Наш «Метеор» плыл в густом  тумане. У нас возникали романтические образы: «мы плывём в белой вселенной», «по туннелю сквозь пространство и время», «по млечному туманному пути», «в белом тупике, который отодвигается» и так далее... Мы наслаждались поездкой и друг другом. Отражённые в воде берега из-за тумана были похожи на скелеты удивительных чудищ, идолов... Нам стало казаться, что эти начертанные туманом знаки и  символы предназначены только  для нас, и мы должны их разгадать... Меня переполняли чувства! Состояние было такое, что если бы мне в руки дали волшебные  кисти и краски, то я  взлетела бы  в небо и засияла бы радуга моих чувств на огромном Экране-небе тысячами радуг и долго бы радовала всех добрых людей-детей!!!