Я ждал Франца на остановке у реальной школы. Это было как раз ему по пути и недалеко от меня. Франц подрабатывал на нашей фирме немного денег к пенсии. Было ему уже чуть-чуть за семьдесят. А жил он в небольшой деревушке в пяти километрах от нашего города на горе.
Каждый год в нашей местности в деревнях и городках проходят праздники стрелков. Собираются взрослые дядьки, маршируют с деревянными ружьями, стреляют из настоящего ружья в нелетающую деревянную птицу, кто ее подстрелит, тот становится королем на год. Жена короля становится королевой, они набирают себе свиту... Наряжаются в соответствующие одежды. Проходит по городу или, соответственно, по деревне новая королевская пара, сменившая старую, со своими придворными, все в красочных нарядах, под музыку... празднуют смену власти, веселятся в стрелковом клубе, пиво, вино и что покрепче.. Все это продолжается несколько дней. А было такое время, когда на праздник стрелков в наш город спускались бравые ребята из этой самой деревни, с этой самой горы, где проживал сейчас Франц, чтобы просто подраться с нашими. Также поступали и наши городские – они тоже ходили почесать руки на гору на подобное мероприятие в деревне. Примирить этих бойцов никак не удавалось. И все-таки решение было найдено. Власти решили устраивать этот праздник одновременно и в деревне, и в нашем городке.
Франц подъехал на форде бежевого цвета. Светло-светло бежевого. Мужик он коренастый, чистенький, ухоженный, ну, настоящий немец. И что меня поразило в его машине, так это - ведьма, висевшая на зеркале заднего вида. По ней было видно, что она очень немолода.
- Франц, а эта тетя не мешает Вам на дорогу смотреть, а? – решил я его подколоть,
- А то заглядитесь на нее и про дорогу забудете.
- Нет, я уже к ней привык, - спокойно ответил Франц.
- Так она же еще и болтается, обзору мешает.
- Нет, нет! – улыбаясь отвечал Франц.
- И правда, старовата она для Вас! Чтобы Вы, да еще на нее заглядывались! – не отставал я от Франца.
Франц, немного помолчав, улыбаясь как-то смущенно, отвечал:
- Она, однако, моложе меня будет, ей только чуть больше сорока лет! Мы с фрау приобрели ее, в нашу первую машину. С тех пор мы сменили шесть машин, а наша ведьма сменила семь платьев. Наряды ее на солнце выгорают, поэтому моя фрау и шьет ей новые.
Я повнимательнее пригляделся к этой даме. Деревянная особа, из ветки очень хорошей породы, коль, так неплохо сохранилась под солнцем. Видны, конечно, были уже признаки ее возраста, но наряд был шикарный – очень тонкой ручной работы платье, длинный плащ, шляпа-колпак. Запутанные седые волосы ее спадали с плеч. Возможно, Франц со своей фрау знали и ее имя.
Ехать нам с Францем было недалеко, всего четыре километра в соседнюю деревню. Она, эта деревня, находилась уже на другой Земле – Земле Гессен. Мы работали с ним на небольшой семейной фирме. Фирма производила из керамики и композитных материалов детальки для медицины. Небольшое трехэтажное промышленное здание присоединялось к жилому дому посредством одноэтажного прямоугольного перехода. В этом переходе находился кабинет шефа, бухгалтерия и небольшая лаборатория. Внутри производственного здания было чисто и светло, как-никак продукцию для медицины делали. И большим контрастом к этому было отопление. В небольшой комнатке была кочегарка. Топили мы не углем, а дровами. Огнем мы разогревали теплообменник, через который вентилятор, с огромным колесом, прогонял воздух по воздуховодам. Зимой в помещении было шумновато. Франц остался в кочегарке принимать поленья через открытое окно, а я подавал ему с улицы заснеженные, промерзшие чурбаки. Потом их еще нужно было наколоть. Пока я подтаскивал чурбаки к окну, Франц уже успел растопить печь.
Франц подрабатывал на фирме садовником. Разгуляться было где. Во дворе этого строения был еще небольшой садовый домик – одноквартирное жилье с кухней и верандой, пруд с разноцветными рыбками. Сколько их было? Наверное, пару сотен. Может и больше. Мостик и еще всякие разные цветы, кусты...
- Герман, ты сегодня очень много у станка работаешь! – заботился обо мне герр Фюрст, наш шеф. Его сын тоже пару лет назад проходил подобную терапию, как и я. Герр Фюрст - хозяин и этого дома, и этого предприятия. Он заходил время от времени в производственное отделение убедиться, что все в порядке.
– Тебе так нельзя. Иди сядь, почерти.
Я работал над одним научным проектом, вернее, выполнял задание моего руководителя проекта. Придумывал и изготавливал разный инструмент, приспособления. А изготавливать все приходилось на металлорежущих станках. Здесь в Германии, если ты токарь, то ты, само собой разумеется, и фрезеровщик, и сверловщик, и шлифовщик. Одним словом, должен уметь делать все. Раз в неделю я должен был сдавать отчеты. Это было самое трудное для меня дело! Вначале для себя я писал все по-русски, а потом дома, обложившись книгами и используя виртуальный переводчик, переводил на немецкий. Шеф, порой, просто улыбался, читая мои деловые записки, а, порой, и вообще не понимал, что я там хотел такое сказать.
- Герман, у меня снова проблема. Я не могу сохранить мои файлы, – обращалась ко мне фрау Фюрст, подходя к моему рабочему месту.
Она готовила к изданию книжку со своими стихами, рассказами и рисунками. И я шел в ее кабинет к компьютеру. Кстати, одно из моих стихотворений, в ее переводе, в итоге попало в эту самую книжку.
Привел меня на эту фирму их придворный музыкант. Фрау Фюрст, Гретта, была творческим человеком. Она ходила в наш городской камерный хор, также и в литературный кружок. Писала стихи, рассказы. Писала она с юмором, весело, оптимистично. А последним ее творением был мюзикл. И назывался этот мюзикл – Hexenschuss, если перевести дословно, то это – выстрел ведьмы, а на самом деле просто радикулит или прострел. У фрау Фюрст ничего так просто не бывало, все с подколами. Гретта передвигалась по дому, после перенесенного ею инсульта, с трудом переставляя одну ногу, правая рука ее висела как плеть. Музыку, к написанным ею стихам, она сочиняла сама, проигрывая мелодию одной рукой. Записывала сочиненное в нотной тетради. А когда приходил Андрей, тот самый придворный музыкант, они вместе садились у пианино и подбирали гармонию и аранжировку. На стене у фортепиано висела видавшая виды гитара, там даже и не все струны-то были. А раньше, еще до болезни, Гретта поигрывала на ней. Тут же висели и ее рисунки.
Несколько раз в месяц собиралась вся труппа - обыкновенные жители ближайших деревень. Встречал гостей сам Людвиг и их огромная собака Рони. Гости рассаживались за большой старинный стол на старинные резные стулья. Эту мебель чета Фюрстов приобрела где-то на барахолке, наверное. Но все выглядело как в замке. Большая фаянсовая печь темно-зеленого цвета обогревала эту огромную комнату, на столе старинные канделябры, свечи, у стены напольные часы. В небольшом ответвлении комнаты стояли вдоль стен диван и кресла покрытые тканью, похожей на мешковину.
Людвиг приносил всем напитки, держа в одной руке поднос с бутылками и стаканами. Другой рукой он опирался на трость. Прихрамывая и улыбаясь, он предлагал кому воды, кому колы, кому вина. Обслужив всех, и, посидев со всей публикой некоторое время, Людвиг незаметно уходил в свои покои. У него был режим, который он соблюдал всю жизнь – отбой в 22: 00 и подъем в 6:00. А актеры, обсудив новости, начинали репетировать.
Гретта устраивала в своем доме и литературные вечера. Народ читал свои стихи, прозу, Андрей играл на фортепиано. Пару раз и меня Гретта уговорила выступить. Я исполнял свои песни под гитару. На русском, конечно. Но Гретта сделала к ним литературный перевод. Однажды я уговорил Гретту и Людвига съездить со мной в Кассель, в бардовский клуб на концерт немецкого барда. Этот бард исполнял песни Б. Окуджавы, В. Высоцкого на немецком языке в своем переводе. Гретта знала кто такой В.Высоцкий. У нее дома была кассета с его песнями.
- Нет, Герман, - сказала она мне после концерта, - Высоцкий поет все иначе. Его невозможно перепеть. Высоцкий поет душой и нервом.
По выходным чета устраивала себе автомобильные прогулки по живописным окрестностям Зауэрланда. Прекрасный Зауэрланд с его горами покрытыми лесами, с его речками и озерами.
Когда-то семья Фюрстов начинала здесь все с нуля. Людвиг разузнал, где в Германии самая дешевая земля для постройки и одним из вариантов оказалась эта небольшая деревушка. Вторым аргументом выбора стало то, что это, практически, центр Германии, а еще тут красивая природа. Они сами участвовали в строительстве и дома, и предприятия, поначалу сами и на станках работали.
Первой не стало Гретты. Дом опустел. Из него ушла душа. Людвиг еще продолжал работать один на своей уже развалившейся фирме. Он подолгу пропадал в своем кабинете за столом заваленным книгами, все изобретал какие-то светящиеся керамические плиточки для какого-то физического прибора, потом в рабочей зоне смешивал порошки, прессовал и спекал образцы.
Я возвращался домой пешком. Мимо меня по дороге республиканского значения несколько раз в обоих направлениях проехала коричневая «Вольво». Я знал эту машину. Это машина семьи Фюрстов. И когда я уже почти дошел до дома, машина остановилась около меня. В машине был герр Фюрст. Он поманил меня. Я открыл дверь машины.
- Добрый день, Герман! Садитесь, я Вас подвезу.
Я поздоровался и стал отказываться. Мол, я уже почти пришел. Но до меня дошло, что ему нужно просто общение. Что он именно поэтому и катался по городу. Ему очень одиноко. Я сел в машину. У Людвига сразу появились на глазах слезы. Он плакал и рассказывал мне как ему хорошо было с Греттой. Что он ее очень любит и что без нее...
Лучший собеседник, это - молчаливый собеседник – слушатель. Люди не всегда ждут от нас советов, им, порой, нужно просто сочувствие. Когда Людвиг немного успокоился, он завел машину и мы тронулись. Я специально проглядел свой дом, который находился всего в ста метрах. Мы проехали мимо. На светофоре повернули направо по направлению к центру города. Через какое-то время Людвиг спохватился.
- Герман, мы же проехали Ваш дом.
- Ой, и правда. А я даже и не заметил. – отвечал я ему, - Ничего, герр Фюрст, я дойду пешком. -
- Нет, нет! Я подвезу Вас. Он подвез меня к дому, развернул машину к нашей стороне улицы. Людвиг, извинялся, что отнял у меня много времени, что расстроил меня своими воспоминаниями...
– Вы приезжайте ко мне, пожалуйста! Вместе со своей фрау приезжайте!
Я бывал у него после этой нашей встречи два раза. В последний раз он уже с трудом меня узнавал, хотя и был очень приветлив. Его к тому времени уже лишили водительских прав, наверное, по возрасту и он потерял возможность бывать вне своего дома, стал невыездным.
Пять лет прожил Людвиг без Гретты. Она была намного, более чем на десять лет, младше его. А он не дожил совсем чуть-чуть до девяноста лет. Похоронили их в одном месте, в одном лесу. Да, совсем и не на кладбище. Таково было их пожелание. Есть у нас тут неподалеку такое место. С виду обыкновенный буковый лес, но в этом лесу выделена определенная зона для захоронений.
На небольшой полянке у дорожки, на приспособленном для этого пеньке, у креста, установили урну, рядом портрет. На трех грубых бревенчатых лавках разместилась часть прощающихся. Священник говорил последнее слово. Из магнитофона звучала негромко джазовая музыка. Потом мы вслед за священником пошли дальше в лес, свернули на примыкающую слева дорожку, поднялись метров пятьдесят по ней и шагнули вправо с нее, прямо в лес. Я помню это место. Там же, у того же дерева, пять лет назад была захоронена и Гретта. Зеленую желатиновую урну с прахом опустили в небольшое неглубокое отверстие в двух метрах от ствола дерева. Мы бросали в могилу цветы. Маленькие внуки Людвига принесли с собой для дедушки в корзиночке, собранные накануне с мамой в лесу красивые осенние листья, веточки с ягодками, еловые шишки, грибочки... Могилу присыпали землей. Люди говорили прощальные слова.
Все. Через пару месяцев желатин раствориться в земле и прах уже будет принадлежать ей.
Мы, бывшие работники бывшей фирмы, собрались в последний раз вместе. Нас оповестила о смерти герра Фюрста его дочь. А вот Франца, увы, на похоронах не было. Его не было и на прощании с Греттой. Он, конечно же, приехал бы на своем бежевом фордике со своей подружкой ведьмой, но он ушел раньше.