Дачные гладиолусы
Подростковая драма
Действующие лица:
Валера
Монашка --Настя Монахова
Катя
Всем – 15 лет
Действие происходит в наши дни, с первого на второе сентября.
1 Вторжение
Комната Валеры.
Сзади, фронтальный план: по центру -- входная дверь, левее --стеллаж с книгами и коробками.
В боковой левой стене – дверь в другую комнату. Вдоль левой стены, от боковой двери до левого угла, на полу – матрас, застеленный одеялом, подушка.
В дальнем правом углу – компьютерный стол и компьютер. По боковой правой стене – окно с жалюзи, широкий подоконник.
В центре комнаты – стол и три стула. На столе – коробки из-под полуфабрикатов, яблоки в большой пластмассовой миске, остатки еды на бумажной тарелке, стопка бумажных тарелок и другая одноразовая посуда, на столе – початая бутыль с газировкой, под столом-- целые пластиковые бутыли с газировкой.
Валера – мощный, развитый. Валера сидит у стола, откинулся на спинку стула, руки за головой, ноги широко расставлены. Валера то ли дремлет, то ли релаксирует, то ли мечтает.
Звонок в дверь. Валера не реагирует. Опять звонок – Валера открывает глаза, но продолжает сидеть. И ещё звонок.
Валера. Да блин, достали.
Звонок настойчивый, почти непрерывный.
Да блин! О! Блин! Катя, блин! Сказала -- в девять, не раньше. По ходу (Берёт со стола мобильник.) – восемнадцать ноль-пять. Никогда не предупредишь… Деньги на счету закончились?
Встаёт.
О! Чё-то замолчала. Это не Катюха. (Громко.) Кто?
Молчание.
Валера подходит к входной двери, смотрит в глазок.
Кто? Да блин! Кто там прячется? (В сердцах распахивает дверь).
Входит Монашка, делает два нетвёрдых шага. Монашка – эффектная, ни в коем случае не ярко-крикливая, аккуратно одетая, то же касается причёски; через плечо, наискось спереди – небольшая сумочка, и наискось сзади -- сумка много больше.
Блин, совсем уже? Вали, паскуда.
Монашка (трясётся, умоляюще). Я всё объясню. Я всё объясню. Я иду мимо. Случайно иду. Абсолютно случайно. Ну совершенно.
Валера. Вали.
Монашка. Плохо… Перед глазами – темно. И подъезд… Я испугалась, что… упаду… Зашла. Вдруг поняла: твой подъезд. Поэтому… Голова. Очень болит голова! Пить! Дышать! Тяжело!
Валера. Блин, Монашка. Хорэ.
Берёт со стола коробку из-под пиццы, прислоняет к лицу Монашки, давит ей на лицо через картон, оттесняет за дверь.
Монашка (из-за двери, видны то голова, то ноги, то сумка). Ну впусти. Ну пожалуйста. Ну выручи! Голова! Кружится… Темно!
Валера медлит. Единоборство с разных сторон двери. Монашка вваливается в комнату, садится на пол у компьютерного стола, её тошнит.
Валера. Да блин. Животное.(Хватает Монашку за руку, поднимает.) Вали. Ментов вызову.
Монашка (шатается, падает, встаёт на колени, цепляется за колени Валеры, прижимается, трясётся). Валерьян! Ну Валерьянушка! Пожалуйста. Умоляю. Прости за всё, за Катюшку прости. Ну можно я тут побуду. Ну голова... Я иду… Мимо иду… А тут… плохо мне… и дышать… тяжело. А тут… твой дом…
Валера (брезгливо пинает Монашку ногами). Монахова, Монахова, вали. Ну реально замочу. Мразь. (Пинает ногами сильнее.)
Монашка лежит на полу, трясётся, воет.
Убью, замочу, укокошу!
Валера пинает ещё сильнее, в исступлении выпиновывает за дверь.
Голос Монашки (еле слышен). Темно. Дышать! Не могу дышать!
Валера. Вали. Вали. Вали. Вали.
Запирает дверь. Уходит в боковую дверь, возвращается с тряпкой, газеты берёт со стеллажа, долго-долго трёт пол. Прислушивается.
Тишина. Валера уходит с тряпкой и использованными газетами. Возвращается. Прислушивается.
Достаёт с нижних полок стеллажа коробки – кидает в дверь, в коробках -- обувь, Валера кидается в дверь обувью – всё это так и остаётся валяться. Валера рислушивается у двери.
Тишина.
Валера подходит к окну, приоткрывает жалюзи, долго стоит у окна, закрывает жалюзи.
Блин. Сука. Убью суку!
Скрежет и царапание в дверь, стоны.
Валера вздрагивает. Ходит, ходит. Ходит…. Ходит, ходит, ходит… открывает входную дверь на щёлочку,
Ну?! Вали! Чё притихла?
Валера давит на дверь—дверь открывается с трудом, потому что с внешней стороны что-то мешает. Валера выглядывает за дверь.
Дура. Не притворяйся. Да не притворяйся ты!
Валера выходит за дверь -- возня.
Голос Валеры. Блин! Передоз по ходу.
Валера поспешно затаскивает Монашку в комнату. Монашка в обмороке, сумочка тащится за ней. Сумку много больше Валера держит в руке. Валера обнюхивает Монашку, морщится, оттягивает ей веко, задирает рукава на кофте, осматривает вены, прикладывает ладонь к губам.
Валера. Дышит.
Валера нервно ходит с сумкой Монашки в руке.
(Опомнившись.) Блин! Где, где-где мобильник? Где???
Валера долго мечется, находит мобильник под компьютерным столом, набирает номер, подходит к жалюзи, открывает их, смотрит в окно внимательно.
О! Бомжара на лавке! Наблюдательный пункт занят. (Мобильнику.) Блин! Ну, скоро?!
Монашка. Валера…
Валера подходит.
Сумка. Карман. Шприц. Ох. (Затихает.)
Валера нервными суетливыми движениями копается в сумке, которую так и держал в руке, мобильник зажат между ухом и плечом.
Валера. Тряпки какие-то. Вот! Шприц. Колпачок на игле. Странный какой-то инъекц. Мутный. (В мобильник.) Герыч?
Молчание.
Да блин Монахова! (Бьёт по щекам.) Не подохнешь тут? В больничку. О! Скорая! Скорая?
Монашка. Не надо! Валера…шприц… Дай.
Валера (отбрасывает мобильник, снимает с иглы колпачок, вкладывает шприц в руку Монашки). Колись.(Отворачивается, но подглядывает.)
Монашка колет себе в живот, лежит.
Валера садится на стул, допивает из бутылки газировку. Выжидает.
Монашка (лёжа). Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать (Садится.) Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Спасибо. Сейчас уйду.
Валера. Да ладно, сиди уж. Ужо спалили!
Монашка (вздрагивает). Кто? Где?
Валера. Там (Показывает на окно.) Кто-кто… Не знаешь что ли?
Монашка. Бомжара?
Валера. Ну. Каждый год первого сентября пасётся. Ждёт, что туса возобновится. Говорил ей сегодня: «Всё, аут». А она – как всегда. Дома тесно. (Насмешливо.) Бомжара одним словом. Кто… ВИЧ?
Монашка. Где?
Валера. Шприц.
Монашка. Совсем уже?
Валера. Шучу. Диабет. Я знаю.
Монашка испуганно вздрагивает.
Я уж думал – ВИЧ. Потом думал -- на игле. Пока шприц искал, думал, вот почему такая падла. Потому что наркоманка. А смотрю – пол-шприца, у тебя шприц, как у…
Монашка вздрагивает.
Монашка (смотрит на шприц в руке, дальше в репликах обращается как бы к шприцу). Плохой сегодня день. С утра укололась, а днём… забыла.
Валера. Друг Юрик, на даче, друг – у него с шести месяцев диабет.
Монашка. Обычно, если пропускаю, ничего. Один пропуск -- ничего, потому что ещё ночной инсулин.
Валера. А Юрик сейчас не пропускает. Как часы теперь. По полшприца. А раньше тоже… вот. В обморок шлёпался, когда забывал, или когда сладкое втихаря от мамы жрал, а теперь сладкое втихаря не покупает. Повзрослел.
Монашка. Но сегодня с родителями поругалась… На нервной почве сахар резко падает. Гипергликемия.
Валера. Сейчас, если переборщила, может быть гипо. Это хуже. Это кома… вполне себе возможна. Так друг Юрик говорит.
Монашка испуганно вздрагивает.
Монашка (медленно, шприцу). Так по-любому кома возможна. И когда падает, и когда подскакивает.
Валера. А глюкометр на что?
Монашка испуганно вздрагивает.
Где твой глюкометр?
Монашка. Дома. Говорю же: дома поругалась, сбежала.
Валера. И в школе не была. Совесть-то мучает. (Зло.)А?
Монашка (шприцу). У тебя диабетики в семье?
Валера (подходит, надевает на шприц в руках у Монашки, колпачок). Говорю ж тебе. Чувак на даче. У него с шести месяцев диабет.
Валера возвращается к столу.
Блин! Я с ним летом поссорился. Пободались. Подрались. По пьяни. Я ему в челюстину врезал. Так бы позвонил, уточнил насчёт тебя. (Подозрительно.) Может ты врёшь… гонишь, как обычно, а?
Монашка. Как обычно -- бэ. ( Встаёт. Шатается.)
Валера. Да ладно. Не плачь. Пошутил. Чё? Плохо?
Монашка (испуганно). Нормально… нормально.
Валера. Вон матрас – приляг туда, ага?
Валера помогает Монашке перебраться на матрас.
Монашка. Можно я у тебя посплю… пока?
Валера подходит к окну, приоткрывает жалюзи.
Валера. Бомжара не уйдёт. Она тебя пасла?
Монашка (горячо). Нет! (Осеклась.)
Валера. С гипергликемией и заметила, что «нет»?..
Монашка. Я бродила по городу, бродила, мучилась, не разбирая дорог.
Валера (морщится). Не разбирая дорог.
Монашка. У меня так второй раз за год. Первый раз, вы меня всем классом убить хотели и теперь вот с родителями поругалась.
Валера. «Убить» --то была метафора. Гипербола. Гротеск. Преувеличение. Просто название группы вконтакте «Убить Монахову». Ну вроде как «Убить Билла».
Монашка. Я тогда, весной, зашла в первый попавшийся подъезд, и также грохнулась. Очнулась – люди вокруг меня. Спасибо им.
Валера. Ладно, ладно. Спи.
Монашка. Со своими поругалась.
Валера. Ты говорила, что поругалась…
Монашка. Я посплю и уйду.
Валера подходит к окну.
Валера . Ну, Бомжара. Ну чё пялешься? Не пущу! И не проси. Да хоть до утра на коленях стой! Не пущу.
Валера резко закрывает жалюзи. Монашка – лежит, не реагирует.
2 Непонятка
Комната Валеры в полумраке. Монашка лежит на матрасе, Валера сидит на стуле у стола. Жонглирует яблоками.
Монашка (садится, трёт спину и шею). Всё затекло… И ты всегда здесь спишь?
Валера. Иногда.
Монашка. Удобно?
Валера. Иногда.
Монашка. Проблемы с позвоночником?
Валера. Иногда.
Монашка. А ну да. У тебя ж перелом был.
Валера. В пятом классе. Пятого грудного.
Монашка. Что?
Валера. Пятого грудного позвонка. Хавчик? (Протягивает яблоко.) С дачи. Штрифель.
Монашка. Кислых нет?
Валера. Антоновка не созрела. Через две недели. Чувак с дачи все яблоки ел. (Кидает яблоки в миску, закладывает руки за голову.) У него с шести месяцев диабет… Тебе может это… Пиццу будешь?
Монашка. Нельзя.
Валера. А что можно?
Монашка. Кальмары сушёные. В пакетиках.
Валера. Такого говна не держу. Блин! Фига я с ним подрался? В челюстину – фига? Так бы… Сейчас… Позвонил… Узнал бы… Мама у него – инвалид. В кресле катается и рукой так трясёт. Папа у него в автомобилях шарит, у них на даче – подземный автосервис. Очередь к ним на диагностику. А на ремонт -- так вообще. Такой прикольный чувак, и папа прикольный. Худой как скелет. Почему – я? Почему – ко мне?
Монашка. Я же сказала – чистая случайность....
Валера. Не гони. Я один дома. Ты знала. Всегда у меня тусили.
Монашка. И даже я когда-то, помнишь? И даже до Кати, помнишь?
Валера. Запомни Монахова: ты – мразь конченая, общественность у губернатора для тебя защиты просила. «Подростковая жестокость, подростковая жестокость!» – кто по телеку орал?
Монашка. Я не орала.
Валера. Значит, я орал. В школу ты сегодня не пришла, боишься. Но тебя никто не тронет. Не бойся.
Монашка. Я и не боюсь.
Валера. Поэтому по городу шаталась со шприцом и без глюкометра?
Монашка. Я поругалась. Глухой?
Валера. Отмазы.
Монашка. По себе не суди.
Валера. Просто ты – ноль. Даже Бомжара с тобой разговаривать не станет.
Монашка. Станет.
Валера. Нет. Два года молчаливого игнора. Готовься.
Монашка. Мне по барабану.
Валера. И ты не староста больше.
Монашка. А кто?
Валера. Я.
Монашка (всхлипывает). Не ври! Татьяна Викторовна не могла! Она – на моей стороне! Все учителя – на моей стороне!
Валера. Администрация для вида на твоей стороне, для лица общественности. Из-за огласки. Они просто боятся и делают вид, что за тебя.
Монашка. Правда на моей стороне.
Валера. «Правда». Да тебя все учителя тихо ненавидят. Катюшку из-за тебя из школы выгнали. Тебя всё лето не видели…
Монашка. Да ну?
Валера. Да ну.
Монашка. Неужели?
Валера. И теперь причапала, чтоб меня перед Катей спалить. Хитрая. Разжалобила. Не скрою, тебе это удалось.
Монашка. Ну так – мир?
Валера. Ты Катю мучила! Ты её замучила! Вот мы и создали группу.
Монашка. Чё так нервно?
Валера. Ничего. Знаешь, Монахова, во всех сказках зло наказывают, во всех сказках зло обламывается. Сколько раз ты, Монахова, обломалась, начиная с седьмого класса?
Монашка. Можно подумать вы не обломались. Можно подумать -- я сама на себя группу создала.
Валера. Яблоко -- вот кислое, незрелое. (Бросает – яблоко падает на матрас.)
Монашка достаёт из сумочки блокнот, листает.
Индекс ищешь?
Монашка от испуга роняет блокнот.
Гликемический?
Монашка (не берёт яблоко. Встаёт.) Всё знаешь!
Валера. Так говорю же… Друг у меня на даче, Юрик. (Подходит к Монашке. Орёт ей на ухо.) Юрик.
Монашка (зло). А я думала – Йорик.
Валера. Умная, да? Йорик.
Монашка (невинно). Йорик. Йоркширский терьер. У меня дома.
Валера. У тебя дома? Да?!(Орёт.)Он ещё сто лет проживёт!
Монашка. Кто? Терьеры до пятнадцати лет, если не перекармливать и выгуливать. Мой-то не протянет…
Валера. Юрик с дачи. Он сто лет проживёт. Поняла? Всем назло!
(Орёт.)Чего тебе от меня надобно? Пришла и достаёшь! Мне наплевать на твой диабет! Меня это не касается. Уходи!
Монашка. Это дневник диабетика. Я веду. (Прячет в сумку).
Валера. Юрик… (Выжидательно смотрит на Монашку.)Чувак с дачи никогда с книжечкой не ходил. А мать его, (Меняет тон, растерянно.) ну инвалид, рукой трясёт… (Испуганно.) С тетрадкой, блин, на каталке ездила. Юрика выспрашивала, надоедала, галочки ставила и рукой так трясла. Переживала.
Монашка. Диабет на третьем месте в мире по смертности. Все родители переживают. Пережить боятся детей. А моим по фиг. Диабет и диабет.
Валера. От водки в миллион раз больше мрёт.
Монашка. Так диабет и от водки.
Валера подходит к окну, открывает жалюзи, смотрит в окно..
Валера (убеждённо). Вот поэтому такая статистика. Всех алкоголиков к диабетикам приписали.
Монашка. Бомжара на посту?
Валера. А то!
Монашка. А что ты завтра в классе скажешь?
Валера. Завтра – суббота.
Монашка. Думаешь, Бомжара за выходные забудет? И не надейся. Она хоть из семьи и неблагополучной.
Валера. Они – интеллигенция.
Монашка. Обнищавщая. Пьянь.
Валера. О! Банку пива вскрыла. Ну всё. Это надолго. Заснёт на лавке. И – до утра. Её тут уже знают. Не первый раз. Ментов не вызовут.
Монашка. А если мимо проходить будут?
Валера. Первого сентября мимо проходить будут? Я тебя умоляю. Бомжара мне говорит по весне: «Твоя лавка, -- говорит, – самая комфортабельная в городе. Буду тебе под окнами надоедать, буду живым напоминанием, как ты друзей бросил». Что-то типа того.
Монашка. Её в новостях в двадцать-тридцать должны передавать.
Валера. В каких новостях?
Монашка. В местных.
Валера. Бомжару по телеку показали?
Монашка. С моими цветами!
Валера. С чьими ж ещё. Везде ваши цветы. Весь город обложили.
Монашка. Городишко. Прибыли-то: первое сентября и восьмое марта. Всё!
Валера. На бедность ей пожертвовали? Вы ж ещё благотворители.
Монашка. Да ничего мы ей не давали. Я в мусорный бак букет выбросила. А она подобрала. А папа мой в дневных новостях букет увидел.
Валера. Кого?
Монашка. Гадиолусы и Бомжару.
Валера. Я Бомжару на линейке не видел… Я и на линейку-то припозднился…
Монашка. Так они её отвели наверное куда-нибудь. На красивый фон.
Валера. Кого отвели?
Монашка. Да Бомжару отвели с моими гладиолусами, которые я выбросила.
Валера. Столько цветов – в глазах пестрило.
Монашка. Пестрит от упаковок. Если бы все держали в руках просто цветы, просто без упаковок, Бомжару бы никогда по телеку не показали. Гладиолусы уже привяли снизу.
Валера. Мне вааще по фиг. Это ты специалистка. Я лучше тортик учителю куплю. Или шоколадку. Точнее бы… купил. После скандала с тобой никому ни сухаря в этой школе. О! Я видел, как в школе снимали. Интервью брали. Та же журналистка, которая по весне старалась, старалась, выслуживалась и выслуживалась, и – перестаралась.
Монашка. Да уж. Я даже предположить не могла, что люди будут нас так ненавидеть, так злорадствовать.
Валера. А ты как думала? (Идёт к стеллажу, достаёт с верхней полки газету). Заголовок: «Дочку цветочных магнатов хотят убить одноклассники!» Думала: жалеть будут? Вот если бы «Дочку обнищавших интеллигентов хотят убить одноклассники!», тогда бы все жалели. Но Бомжару и так все жалеют. (Идёт к стеллажу, аккуратно кладёт газету на место.)
Монашка. Пьянь, а её жалеют.
Валера. Ты забыла уточнить, что она, конечно, пьянь, но ещё и почти отличница.
Монашка. Я тоже – почти отличница.
Валера. Да уж молчала бы. Отличница, блин. Всё с ГДЗ сдуваешь. Вот Бомжара – молодец. У неё ни интернета, ни мобилы. Поэтому она в библиотеке.
Монашка. Скоро двадцать-тридцать? Она должна знать, ей должны были сказать. Она обязательно уйдёт.
Валера. Где? Где мобильник? (Находит на столе. Смотрит.) Сидим десять минут, ждём, пока Бомжара свалит, и уходишь.
Монашка и Валера садятся за стол с разных сторон. Говорят одновременно.
Монашка. Я ненавижу первое сентября. Ненавижу. Это никак не связано с классом. Мне по фиг на вас всех.
Валера. Блин! Суку в дом пустил. Блин! Бомжара на лавке. Всем расскажет. Руки мне никто теперь в школе не подаст.
Монашка. Зато общественность похвалит.
Валера. Ага. Губернатор. Ешь, кушай!
Монашка ковыряется в тарелке.
Валера. Чё? Хавчик не катит?
Монашка. Боюсь.
Валера. Что отравлю?
Монашка. Нет.
Валера. Правильно боишься. Отравлю.
Монашка. Зря стараешься. Нам ещё два года...
Валера. Я тебя выживу, как ты выжила Катюшку.
Монашка. Не выживала! Не выживала. Мы дружили! Дружили.
Валера. Я поэтому старостой и стал! Я поэтому и остался.
Монашка. Ну остался ты, допустим, потому что в ту школу тебя не взяли. Потому что ты тупой.
Валера. Я решил теперь как ты. Быть спокойным, рассудительным, всё аргументировать правильным языком, не орать. А злобу до поры до времени не показывать. Как ты. (Орёт). Думаешь, я трепался по весне? Я тебя реально сгною!
Монашка. Ты своему Йорику…
Валера вздрагивает.
Юрику в рожу дал, теперь страдаешь. А тоже, небось, думал, когда бил: сгною… Всё меняется. Всё забывается… Всё шатко. У людей короткая память. Люди всё забывают.
Валера. Короткая память, если их не касается. Обиды никто не забывает.
Монашка. А я – забываю. Я ни на кого не держу зла. Я всем прощаю.
Валера. А мы все – поняла: все!—зло держим! И тебя – не простим.
Монашка. Чай есть? Чаю дай… пожалуйста.
Валера. Не дам. Катюшка чай готовит. Или бабушка.
Монашка. Катя скоро придёт?
Валера. Сейчас придёт. Мама и бабушка на даче. (Орёт, трясёт пустыми бутылками.) Когда один, я «колу» пью и квас. (Кидается бутылками в дверь.)
Монашка. Я, честно, рада, Валерьян, что ты остался в нашем классе.
Валера (орёт). Не называй меня так! Я ненавижу своё имя! Ненавижу! Убирайся!
Монашка. У меня на нервной почве диабет, не с рождения, в переходном возрасте начался. Когда ты меня бросил.
Валера (думает о чём то своём). Печень, вроде, за диабет отвечает?
Монашка. Поджелудочная.
Валера. Не. Желудок не при чём. Я точно помню.
Монашка. Поджелудочная железа!
Валера. Это чё?!
Монашка. Это вот здесь.(Задирает кофту, показывает).
Валера. О! Хорэ, хорэ. Прям под сердцем. Понял. Вспомнил! Печень справа и отвечает за желтуху.
Монашка. Ты в прогимназии в меня влюбился.
Валера. Давай ещё вспомним, что в детском саду было, в ясельной группе.
Монашка. Я в детский сад не ходила. Родители работали, и я до школы на участке в Гречихине батрачила. Помню: в прогимназию еле-еле у родителей выпросилась. А там – ты.
Валера. Ещё поплачь.
Монашка. Ты меня бросил ровно два года назад… Сначала -- голова, вялость. Потом дышать тяжело, и давление упало. Потом -- боли. Потом уж обмороки. Сахар натощак сто пятьдесят, когда на обследование пришли.
Валера. Чувак с дачи толстеет. А ты год от года стройнеешь…
Монашка. Замечаешь, значит? Значит, смотришь на меня?
Валера (подходит к окну). Это… Монахова… Иди. Бомжара по ходу не уйдёт.
Монашка. Пойду. (Встает, шатается, спотыкается.) Ой!
Валера. Да блин! Не прикидывайся! Иди сядь. (Орёт.) За стол. А не на матрас. Вот здесь. Вот так.
Монашка (рыдает). Ну да. Ага. Я -- Сука. Конечно. Татьяна Викторовна грозилась отказаться от классного руководства, клялась уйти на пенсию, а -- осталась. Ещё и тебя старостой выбрала! Троечник и – староста!
Валера. Девять лет ты была – теперь – два года я. Власть надо менять.
Монашка (опирается локтями на стол, смотрит на яблоко. Обращаясь к яблоку.). Я очень неважно себя чувствую. Очень. Я -- натощак, а вколола много, ты мне не тот шприц дал.
Валера. Там был один шприц.
Монашка (удивлённо). Нет.
Валера. И ещё тряпки были. Чёрные. Второго шприца не было.
Монашка. Был.
Валера. Сумку принести?
Идёт к матрасу. Копается в большой сумке. Тем временем Монашка берёт мобильник Валеры со стола, живенько и стремительно подходит к окну, смотрит.
Нет тут второго шприца. (Оборачивается.)
Монашка (возвращается от окна еле-еле). В другой сумке, в маленькой. Пока лежала – ничего, а сейчас – опять нехорошо, совсем нехорошо… Я же натощак! Я ж ничего не ем. А инсулин работает…
Валера (возвращается к столу). Чувак с дачи всегда ест. Я не въезжаю. Ты всех ненавидишь. И тебя все ненавидят, весь класс. Ну просто готовы разорвать. А про это молчала. Ведь, если бы узнали про твой желудок…
Монашка. Поджелудочную. (Показывает на левое подреберье, кладёт руку на планку кофты.)
Валера. Руки!
Монашка убирает руку с пуговицы, прячет мобильник под стопку одноразовых тарелок.
Тебя бы многие жалеть стали. Катюха в первую очередь.
Монашка. Стали бы злорадствовать. Как после статьи. Люди всегда будут радоваться чужому несчастью – ты сам сказал.
Валера. Не. Я такого не говорил. Меня все жалели, когда я позвоночник сломал. Не очень это конечно приятно, но… приятно…. Внимание приятно…
Монашка (вкрадчиво). Приятно?
Валера. Я тогда лежал в палате, слёзы текут, я их даже вытереть не могу. Слёзы сами высыхали. Столько всего передумал. (Спохватывается). Ой! Чё-то я гоню.
Монашка. Тебя все жалели, потому что ты – мужик, мужиков все любят. В тебя все влюблены! Вся школа! Весь наш городишко! А меня все ненавидят. Потому что мы – пашем, работаем, зарабатываем. А сколько всего пережить пришлось, чтобы этого достичь?!
Монашка кладёт голову на стол. Пауза.
Валера. Знаешь, Монашка. Я не верю. Я тебе не верю. Только я тебя умоляю, не грохайся здесь. Пусть ты окочуришься. Пусть. Давай подыхай. Тут (Показывает на маленькую сумочку.) Ампулы. Но я тебе их не дам. Я их выкину. Подыхай! Пусть у меня подохнешь. Пусть. Не притворяйся! Я скажу, что ты ко мне пришла и подохла.
Пауза. Монахова не реагирует.
Да блин. Монахова!
Валера с маленькой сумочкой в руках возвращается от матраса к столу, опрокидывает Монашке на голову миску с яблоками. Монашка клонится на бок – Валера её ловит – не даёт упасть на пол. Валера аккуратно перетаскивает Монашку на матрас, копается в сумочке.
Валера( нервно). Сумочка блестящая.
Валера недоумённо рассматривает ампулы.
Блин! И который из них ночной?
Валера долго ищет мобильник повсюду, находит свой мобильник под тарелками.
Валера. Дура. В моём мобильнике что-то искала? (Звонит.) Ну пожалуйста! Ну возьми трубу! Ну возьми! Блин! Скинул. Эта шлёпается, этот скидывает. Сучьи хари. (Орёт в трубку.) Да какое тебе оставить сообщение, мудило! А я – повтор, повтор. Але…Алё! Да подожди! Да успеешь сбросить! Юрик! Помоги! Ну реально помощь нужна. Консультация. Ну вот так (Движение у горла, дальше Валера от волнения, разговаривая по мобильнику, показывает всё происходящее.)Ты меня прости. Я во всём виноват. Нет. Я. Нет. Да. Это ты меня! Всё забыли, ага. Забили. Нет, я не пил. Я не пью же. Тогда? Так раз в жизни и было тогда. Да нет. Самбо занимался. Да позвоночник я ломал, и бросил. А чё говорить-то? Челюсть срослась? Без смещения? Ну вот и славно. Вот чего звоню. Понимаешь: тут ко мне пришла одноклассница… Да не ржи ты… и в обморок шлёпнулась. Да не ржи, говорю. Да не передоз. И не токсикоз. Диабет у неё. И, по-моему, с инсулином переборщила. Да. Да не могу «скорую». Не хочу! Слухи пойдут – все дела. Уже другая одноклассница у подъезда на лавке расселась. Догадайся с трёх раз. Бомжара, угу. Ты её в новостях видел? Сейчас? Стоп! Ты здесь на даче что ли? А в школу когда? УмнО! В общем, я и смотрю: Бомжара собирать не уходиться… Не передразнивай! Уходить не собирается. И Катюха скоро придёт. Ну, девушка моя. Мне эту одноклассницу выгнать надо, а она второй раз в обморок шлёпнулась. У неё в сумочке ампулы, она в живот колет. Да, видел, как колола. Да не ржи ты. (Орёт.) Дурень. (Орёт.) Да я её не трогал, три года назад послал, больше -- всё! Да нет, говорю! Так вот она лежит, а я тебе звоню. Дышит-то дышит, но похрипывает. На голову жалуется, то есть сейчас не жалуется… жаловалась. Так колоть-то колола, я ж говорю. Потом спала. Ну час спала. Вколола – не ела. И сейчас не ела. Штрифель не стала. Да я предлагал. Ни в какую. Ради неё в магазин бежать? Она -- мразь. Я тебе рассказывал. Ну да. Монашка. Голодная.(Молчит, слушает, кивает.) Да понять-то понял, но…( Шепчет.) Боюсь к ней прикасаться. Чё: и взбодрит? Ой спасибо! Спасибо, друг! Всегда твой, Валера.
Валера бросает мобильник.
Убегает в левую дверь. Возвращается.
Валера (копается на столе, потом у компьютера). Блин! Где «бон-пари»? Где Катюшкины бон-паришки? Блин! Бабушка опять убиралась? Бабуля, бабуля… Ничего после тебя не найти! (Ползает на полу под компьютерным столом, ищет и под разбросанными коробками, и под стеллажом). Блин! Ну где же конфеты?! О! Нашёл! Бабуля! Как же ты пропустила?! Конфетка!
Валера подходит к Монашке, садится перед ней на колени, открывает рот Монашке, пихает конфету, отряхивает руки, ждёт.
Валера. Так. Сейчас ты, Монашка, должна ожить. Тогда тебе, Монашка, сладкий чай ещё делать. И – выгоню ссаными тряпками.
Монашка начинает чавкать, шевелится.
Валера. Раз, два, три, четыре, пять…Ну! Не притворяйся!
Монашка. Пить!
Валера. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. (Орёт.) Встать! Сесть! Так то. Чувак с дачи сказал, не помрёшь. А жаль.
3 Странности
Монашка пьёт чай за столом. Валера крутится на компьютерном стуле.
Валера. Хорэ выть. Юрик сказал, тебе нервничать нельзя. (Подходит к окну, приоткрывает жалюзи).Звезда экрана, мля… Юрик сейчас её в новостях видел. С ши-икарным, говорит, букетом. И табличку «Десятый она «А» держала.
Монашка. Отстойный букет. Старомодный. (Всхлипывает.)
Я хотела элементарной вещи! Порадовать Татьяну Викторовну! Родители -- ни цветочка мне не дали, ни кенийского папоротника, ни лимонелиума… Говорят: что останется, то и потащишь первого сентября А я не хочу, что останется! Я хочу красивый букет! Я же – флористка! Я – дочь цветочных бизнесменов…
Валера (смотрит и слушает рассеяно). Торгашей-монополистов.
Монашка. У нас есть конкуренты.
Валера. Дачные бабульки? Все магазины и киоски – ваши.
Монашка. Всего-то три киоска на весь город.
Валера. И один магазин.
Монашка. Ещё на кладбище – наши точки, если совсем быть точными.
Валера. Могилы что-ли?
Монашка. Ждёшь-не дождёшься?
Валера. Ну так. Диабет на третьем месте по смертности.
Монашка. Всё запоминаешь?
Валера. У меня слуховая память хорошая.
Монашка. Я знаю. Зрительная вообще – никакая.
Валера (удивлённо). Откуда ты знаешь?
Монашка. А что тут знать? У кого – зрительная хорошая, у кого- слуховая. Одно из двух.
Валера. Откуда ты знаешь, что у меня зрительная память – минус один?
Монашка, шатаясь, встаёт, идёт к матрасу, берёт большую сумку, достаёт чёрный платок, надевает на голову, достаёт хламиду – надевает. Достаёт очки – надевает.
Монашка (пищит). Пожалуйста, сирень розовая. Пожалуйста тюльпанчик московский. Пожалуйста лилия – любви изобилие. Колокольчики садовые возьмите, молодой человек! Свежая срезка! Аромат! Георгин бордовый – девушкъ к любви готовый. Хризантема – королевне, сентябринки – для картинки, астрочка-раскрасочка…
Валера. Не понял. Так это ты? Та чёрная пискля на рынке -- это ты?!
Валера подавлен, он берёт миску, ползает по полу, собирает яблоки в миску.
Монашка. Значит, видел?
Валера (испуганно поднимает голову). Эта набожная служка в цветочных рядах – ты?
Монашка. Ну да.
Валера. Ну ты даёшь! Никогда на тебя не смотрел, но голос сто раз слышал! Я ж там рыбу покупаю. Горячего копчения.
Монашка. И кефир.
Валера (испуганно). И кефир.
Монашка. Осенний вальс, мамина радость, школа нежности, школа щедрости, мадрид.
Валера. А…фигеть! Наушники снимешь, чтоб кефир купить, и этот голос противный. Школа щедрости! Я всё бесился. Особенно мадрид выбешивал.
Монашка. Я на самом тяжёлом посту. Батрачу на родителей в сезон, чтоб между бабуль своей быть. Столько знакомых вижу, но пока никто меня не узнал.
Валера (восхищённо). Так тебя невозможно узнать! Ну натуральная монашка. Натуральная ведь. В точку твоя фамилия! В десятку! Это ж всё лето ты пашешь.
Монашка. И осень. До дня учителя.
Валера. Моя бабушка у тебя корешки георгин брала и ещё что-то.
Монашка. Луковицы.
Валера. Точняк. Извини. Я теперь переживаю, что тебя ногами пинал. Сижу и мучаюсь. И переживаю, что так с тобой говорю.
Монашка. А как ты говоришь?
Валера. Ну… грубо. Достала, пшла… Я тебе вообще смерти желал, когда ты с пониженным сахаром здесь грохнулась… Я миску тебе на голову надел вот (Высыпает на себя миску с яблоками, миска на голове).
Монашка (смиренно). Я уйду в этой одежде. Бомжара увидит только цветочницу-монашку, которая торгует на рынке.
Валера. Давай так, Настя. Я тебе честно скажу. Не как Монашке с рынка, а как Насте, с которой мы когда-то дружили…
Монашка. И целовались.
Валера. Ладно. Целовались.
Монашка (хочет спросить). А…
Валера . Мне срезанные цветы напоминают разлагающиеся трупы. Они стоят в вазах и умирают. Я их, прикинь, в детстве вообще боялся.
Монашка. Фобия распространенная. Но есть же городское озеленение. Или вот – декоративный цветок в горшке, живёт месяц. А комнатный– это живой друг. Ты расстроился -- и он листья свесил, на себя твой негатив забрал. Ты в позитиве -- цветок тоже радуется, хлороформ выделяет.
Валера. Хлорофилл.
Монашка. Ну вот. Значит, ты меня понимаешь и внимательно слушаешь.
Валера. Вот ты – декоративный цветок в горшке, а Катя – она мой комнатный цветок, пойми ты!
Монашка. Катя-- цветок-вампир, она тебя приворожила. Есть цветы-хищники.
Валера (осоловело). Настюха! До свидания! Я чувствую: Катя должна прийти.
Монашка. Ну, а если у вас дома вместо цветов – йокширский терьер, то вам тогда – только бамбук в вазочку с водой. У нас дома два йорика и ни одного цветка. От цветов дома отдыхаем. Релаксируем с собаками.
Валера. Иди! Уходи! Извини.
Монашка. В туалет можно?
Валера. Неможно. Быстро! Катюша сейчас придёт.
Монашка весело уходит в левую дверь. Валера облегчённо вздыхает, снимает с головы миску, садится за компьютерный стол. Сидит.
Долгий-долгий звонок в дверь.
Голос Кати. Вал-вал-валерьян! Открой! Это я.
4 Шок
Звонок в дверь.
Голос Кати. Вал-вал-валерьян! Открой!
Валера открывает. Входит Катя.
Катя. Йо-хо! (Снимает наушники, шапку, жилетку и т.д.). Блин Валера. Это вообще. (Удивлённо смотрит на коробки и обувь перед дверью). Чё это? Психи опять твои? Чё молчишь? Чё у тебя опять всё раскидано? (Снимает обувь.) Ай! Чё за стекло?! (Поднимает ногу, смотрит на пятку в носке.) Какой-то огрызок. От ампулы? Анальгин с димедролом? Бесился?
Валера. Бесился.
Катя. Беси-ился. (Обнимает, прижимается, голова у Валеры на плече). А зачем бесился? И жалюзи закрыты вообще. (Подходит к окну, тянет за верёвки). Вот так лучше.
Валера. Нет.
Катя. Блин. Бомжара совсем спивается. Она сказала, у тебя дома – Монашка, прикинь? Она с ума, что ли, сошла? Сидит, такая важная. «Меня, -- говорит, – по телеку показали, в новостях». Говорит: «С утра на помойке клёвый букет нашёл. И шарф». Уверяла, что это ей Бог послал, за все мучения. Говорит, с первого класса о букете на первое сентября мечтала. Ей пива вообще нельзя. Её нести начинает, не замечал?
Валера. Нет.
Катя. Валерьян!
Валера (спокойно, но с угрозой). Я же просил, я сто раз просил: не называть меня Валерьяном.
Катя (очень серьёзно). Что стряслось?
Валера. Ничего.
Катя. Да господи! Ничего! У тебя лицо такое… Глаза такие.
Валера. Какие?
Катя. Напуганные.
Валера. Ты почему не позвонила?
Катя. А ты почему?
Валера. Мы же договорились.
Катя. В девять. Мы договорились – в девять. Сейчас – десять. Ты что мне не рад? Ты мне не рад?
Валера. Я тебе очень рад, ты же знаешь.
Валера прижимается к Кате, скажем так: по-мужски. Катя отстраняется, удивлённо смотрит.
Катя. У тебя что бабушка умерла? Да? И ты мне не хочешь говорить, чтоб не расстраивать?
Валера молчит растерянно. Пауза.
Валера. Хуже.
Катя. Очень серьёзно? Что-то с родителями? У папы опять нога?
Валера. Нет.
Катя. Бригадир папе денег не заплатил?
Валера. С родителями и бабушкой всё хорошо. Деньги есть. Как у тебя дела?
Катя. В новой школе?
Валера. Ну да. И вообще…
Катя. Нас там пять новеньких. В классе двадцать четыре человека. Меньше чем у нас… у вас… прикинь… Таких как Монашка вроде нет. Но ты знаешь: я теперь всех опасаюсь. Я теперь осторожно. Мало ли что у человека внутри. С виду – нормальный, а внутри? Гниль. Грязь. Чернота и блевотина.
Валера. Надо подставы дождаться, чтоб понять ху из ху. Тяжело тебе одной?
Катя. Говорю же: нас там пятеро новеньких. Ты что: меня не слушаешь? Ничего не замечаешь?
Валера. Нет.
Катя. Ну я не изменилась вообще?
Валера. Нет.
Катя. Вообще-вообще?
Валера. Н-нет.
Катя. Последняя попытка: изменилась или нет?
Валера (садится за стол, закладывает руки за голову, он находится спиной к Кате). Похудела?
Катя мотает головой.
Поправилась?
То же.
Я устал, прости. Садись Катюша, покушай.
Катя. Пицца осталась? Ой, ням-ням. О! И фришка. А где пердокетчуп?
Валера. Что?
Катя. Ну кетчуп. Забыл? Бутылка так пукает: пр—рр, пр-ррр. Пукает кетчуп.
Валера. А-аа. (Лезет под стол.) Вот.
Катя. Ну-уу. Новый. Новый -- нет. Кетчуп начинает пукать, когда остаётся полбутылки. Песенку новую спеть? Я новую придумала.
Валера кивает убито.
Катя (поёт.)
Это твой ребёнок,
жирный геолёнок,
толстый волосатый гусь!
В библиотеке школьной увидела. Журнал « Геолёнок». Такое название смешное, в нашей школе такого журнала не было. Вот, что значит школа для умных. Вот песня и сочинилась. (Поёт.)
Это твой ребёнок,
жирный геолёнок,
толстый волосатый гусь!
Прикольно, да?
Монашка (выходит из левой двери, она в обычной одежде, аккуратно складывает чёрную одежду в сумку). Нет. Не прикольно. Про свиней была лучше. (Поёт.)
Солнце всходит (хрюкает),
и заходит (хрюкает)
в нашем поросятничке тепло, хрю-хрю.
Чё? Да не парься ты, Овца. Я только на одну ночь, до утра, до шести утра.
Катя (Валере). Как на ночь? Как до шести утра? До шести у-у-утра?
Валера (с ужасом, не оборачиваясь). До шести утра-а-а? (Хватается за голову.) Катюш! Ты не думай! Ты только ничего не думай! Я тебя умоляю! Вот на коленях стою! Я тебя люблю, Катюш! Ты главное помни, что я тебя люблю.
Катя. Убью! (Кидается на Монашку, сбивает с ног, хватает за горло, орёт). Убью.
Валера (разнимает). Не надо, не трогай её, Катерина! Не трогай! Я тебя умоляю – только не трогай.
Катя. Не трогай меня! Руки убери! Отвали.
Валера (насильно обнимает, подводит Катю к стулу, сажает, встаёт перед ней на корточки, кладёт руки Кате на плечи). Не надо драться.
Катя. Не надо драться?! Не надо драться?! Не надо драться.
Валера. Ты её покалечишь, она тут грохнется в обморок, а н-нам п-потом дело подошьют. Настя поссорилась с родителями. Ей стало плохо, потому что она на инсулине. Я её впустил. Испугался, что подохнет на улице и никто даже не разглядит, чтоб труповозку вызвать.
Катя. Кто подохнет? Монашка? Издеваешься?
Валера. Да нет.
Катя. Так – «да» или – «нет»?
Валера. Выслушай меня.
Катя (трясётся). Слушаю (давит на пластиковую бутылку).
Валера. У Насти диабет.
Катя. У Насти -- диабет?
Валера. Я её честно выгонял. А у неё -- диабет.
Катя. У кого это диабет?
Валера. Я говорю: Настя уколы в живот себе колет. Грохается в обморок, если на неё орать начинаешь.
Монашка. Сахар скачет.
Катя. У кого это сахар скачет? Я не вижу, чтобы тут скакал сахар. Где он скачет? По столу? По полу? По твоим трусам… в трусах? Или в твоих?
Монашка. В твоих.
Валера. Сахар – это серьёзно. Кома и гликемический индекс. Я и уложил спать...
Катя. Спать?
Валера. Да не сейчас.
Катя. Когда? Когда ты уложил её спать и куда?
Монашка. Вот сюда.
Валера (орёт на Монашку). Да заткнись ты!
Катя. Я—заткнись? Я-- заткнись?
Валера. Блин. Я даже толком объяснить не могу. Я сам ничего не понимаю. Только ты не дерись.
Катя (закрывает ладонями уши, орёт). А-ааа!
Слышен стук.
Катя (поднимает голову, орёт на потолок, не прекращая). А-ааа!
Стучат сильнее. Валера встаёт, опускает голову, дышит хрипло и глубоко.
Монашка (сидит скрестив ноги на матрасе, считает выдохи Валеры). Раз, два, три…четыре… пять… (И т.д.)
Валера. Оторалась?
Катя (хрипло). А-аа.
Стук очень сильный.
Катя (шепчет на потолок). А-а-а.(Чуть не плачет, потом плачет). Гад. Сволочь. Гадёныш, гад! (Кидается на Валеру.)
Валера. Я тебя очень прошу!
Катя. Валерьян! Не верь ей!
Валера (орёт). Не называй меня Валерьяном! Не называй меня Валерьяном. Не называй… меня…
Катя. А кто ты есть-то? Валерьянка. Пустырник. Чертополох! (Держится за виски, Катю понесло.) Хряк, боров, кобанище, хорёк, кролик, мартовский кот, крысёнок, жеребец! Шакал!!!
Валера. Ты выслушай! Не психуй!
Катя. Да! Я – псих! Я – псих!!!
Катя встаёт, идёт к двери.
Валера. Понимаешь, Кать. Я не виноват перед тобой. Ни в чём! Клянусь!
Катя уходит, хлопает входной дверью.
Валера. Где мой мобильник? Мобильник где? Телефон?!
Валера мечется, поднимает Монашку, смотрит на матрас и под матрасом, сажает Монашку.
Монашка. Я её догоню, я всё объясню.
Валера. Догоняй! Быстро!
Монашка встаёт, делает шаг, шатается, опускается на пол.
5 Дуэль с одним секундантом
Валера -- один, ползает по полу, в куче книг со стеллажа (до этой сцены книги стояли на стеллаже), коробок и обуви что-то ищет.
Валера (бормочет, не очень связно). Всё-таки где-то должен быть мой телефон. Всё-таки так просто он не мог испариться, всё-таки у телефонов нет ног, и рук нет, и глаз нет, аккумулятор вместо сердца, пламенный мотор… Почему в компе нет интернета? Почему? Модем есть, а интернет пропал. Мне срочно надо позвонить. Слышишь ты, пропавший телефон?! Мне срочно надо с тебя позвонить. Чувак с дачи. Юрка мой лучший друг. Я ему по пьяни в челюстину саданул. Потому что я не пью. Но сейчас помирился. Мне надо позвонить и спросить. Позвонить и спросить… Очень надо.
Сильный стук в дверь.
Валера (недовольно, ворчливо). Открыто.
На одной ноге проскакивает Катя.
Чё надо?
Катя осторожно ставит вторую ногу на пол, смотрит.Валера продолжает ползать.
Делай, что хочешь, только не ори. Ты ушла, соседи прибегали.
Катя. У тебя мази нет? Я ногу повредила.
Валера (орёт). Что я вам тут? Больничка? У одной желудок, у другой нога. Я не доктор! (Орёт дико.) Я не доктор!
Из левой двери выходит Монашка, она очень мила: босиком, в расстёгнутой кофте, в майке и шортах.
Монашка. Поджелудочная.
Валера (орёт). Иди отсюда, дура! Иди!
Монашка остаётся стоять.
Катя. Это ты мне?
Валера приходит в себя, суетится вокруг Кати.
Валера. Нет! Это я Насте! И тогда – это я Насте говорил «заткнись».
Катя. Насте? С каких это пор беспалевная Монашка стала Настей?
Валера. Сядь, Кать. Вот так. Вот так. Не реви. Ну не плачь. Где нога болит? Где болит наша ножка? Где ты шлялась три часа? Три часа я тебя ждал. Потом ты психанула. И опять я тебя три часа ждал. Понимаешь. Я устал что-то. Депрессия у меня затяжная, с вечера: мобильника нет, интернет пропал– вот и сорвался. Зато, я твою бон-паришку двухнедельную нашёл. Помнишь: ты всё бон-паришками питалась?
Катя. Реально?
Валера кивает.
Настоящую, леденцовую? Клубничную или апельсиновую?
Валера кивает.
Дай мне!
Монашка. Щаз. Я её съела уже. Валера мне её сам под язык положил.
Катя (Валере). Ты её угостил моей бон-паришкой?
Валера. Ну: переутомление. Истерия, шизофрения. Не сплю я. А хочется спать.
Катя. Ты ей дал мою бон-паришку?
Монашка. И не только.
Катя. Ты-ыы?
Валера. Мобильник пропал. Ты не брала случайно?
Катя. Я-аа?
Валера. Ну… может… случайно, просто ненароком.
Катя. Я-аааа?
Монашка. Она взяла и спрятала. Я видела.
Валера. Сгинь отсюда.
Монашка продолжает стоять.
Ты пойми, Катюш. Вот чаёк. Пей. Остыл, но пей.
Катя. Кто чай заваривал?
Валера. Я…я заваривал.
Катя. Не ври. Ты не умеешь. Ты – ленивый. Ты даже носки не меняешь, если тебе под нос их не сунуть.
Валера. Клянусь! Это я сам. Впервые в жизни.
Катя. Для этой суки ? Для этой шлюшки ты заварил чай?
Валера. Н-нет… Да. Но кипяток я кипятил.
Катя. Кипяток? Обалдеть. Ковалер такой. Джентельмен. (Орёт.) Джентельмен вонючий! Ка-а-ал!
Стук. Валера и Катя смотрят на потолок.
Валера. Монахова сама пришла.
Катя. Зачем впустил?
Валера. Я думал – это ты.
Катя. Монахова – я?
Монашка. Меня из дома выгнали.
Валера. Потому что она букет выбросила в помойку.
Катя. Монахова и букет на помойку?! Да они же за десятку удавятся! Хоть и благотворители.
Монашка. Я выкинула букет в мусорный бак.
Катя. С каких это пор они цветы в мусорный бак носят? Они – жлобы! Они даже травинку сгнившую в свадебный букет вставляют. Они ни одну облетевшую розу в мусорный бак не выкинут. Оборвут подвядшие листочки, пропитают химией и продадут. Уж я-то её знаю. Их знаю. Они экономные. Ломаные цветы – в корзинки суют. А чтоб целый букет – не может такого быть! Это всё – сказки.
Валера. Тэ-вэ-новости тоже сказки?
Монашка. Ой! Как опухла ножка.
Катя. Ты новости эти видел?
Валера. Ну тебе же Бомжара сказала.
Катя. Бомжара пьяная и там -- спит. (Указывает на окно).
Валера. Юрик тоже видел Бомжару в новостях.
Монашка. С букетом, который я выкинула.
Катя. Ты с Юриком поссорился.
Валера. Я помирился.
Катя. Ах, помирился.
Валера. Ну реально помирился. Позвонил и помирился.
Катя. У тебя ж мобильник пропал. Если бы мне челюсть кто сломал, я бы никогда с этим человеком не помирилась.
Валера. По ходу ушиб сильный.
Катя. Я фонарный столб пинала. Пинала, пинала, пинала. Пока фонарь не потух. Всё из-за вас.
Монашка. Из-за нас травмировалась. И к нам же вернулась мириться. Противоречие.
Катя. Я не мириться. Я пришла разобраться. Я вернулась, чтобы тебя разоблачить. Валера! Она врёт, она всё врёт.
Валера. Давай сначала.
Катя. Давай.
Валера. Не надо никого разоблачать. Надо понять.
Катя. Что тут понимать? Я не хочу ничего понимать. Я сыта ей вот так! (Жест по шее.)
Валера. Настя ко мне пришла.
Катя. Настя?
Монашка. Случайно. Я плохо себя чувствовала. Вечером тридцать первого, нет, ночью первого, у нас остались букеты. Я обрадовалась. Ну, думаю, не розочки, так сварганю себе композишн из фиалок и георгин «Осенний вальс». Тут папа подходит, копается в ведре, достаёт самый отстойный букет. Самый отстойный букет! Самый отстойный! «На,-- говорит, -- этот снесёшь». Этот вряд ли возьмут, нижние цветы – вялые, стрелки – не распустились и кривые. А гофрированные ещё, может, с утра раскупят.
Валера (обращаясь к миске). Гофорированные?
Монашка. «Оскар» и «Зора».
Валера. Это ваши продавцы?
Катя. Это сорта гладиолусов.
Монашка. Сорт гладиолусов. Самый красный, самый обыкновенный. Классика. А я не хочу с гладиолусами. Гладиолус – для лохов. И для перваков. Я не первоклашка. А у привозных цветов – статус. Это же селекция какая. Голландия – цветочный рай! Там торги. А цветы из Кении везут, с Эквадора. Ну и упаковка. Срезка, зелень, бахрома, органза, ленты, конус, каркас…
Валера. Хорэ!
Монашка. Курица на вставке, кролик и крольчиха не метле…
Хряк. Хорэ!
Катя (встаёт, поворачивается к Монашке). К пасхе ещё… божьи коровки и ангелочек-прищепка за сорок девять.
Монашка. Это упаковка, это декор.
Катя. Упаковка -- главное у лохов.
Монашка. Внешний вид – главное.
Катя. Внешний вид обманчив.
Монашка. Все смотрят только на внешность. Твой букет – это твой статус.
Валера. Но как тогда быть с новостями? В новостях показали вялые гладиолусы.
Монашка. Местные новости, старушечьи замашки, ностальгия. Знаю я такую вкусовщину. Гладиолусы – это дачный отстой. Это -- провинция.
Валера. А кто ж мы? Мы -- провинция.
Монашка. А цветок привозной может себя показать. Я же говорю – селекция! А тут – стрелки крючками. Хочется стильного. Маленький букетик розочек! А родителям жалко. А я молчу, я знаю: папа сказал – себе дороже возражать. Первого с утра оделась, вышла.
Валера. А укол?
Монашка. Ну давай расскажу как я в тубез ходила и зубы чистила.
Валера. Д-да нет.
Монашка. Вышла, пошла и выкинула в помойку свои гладиолусы, ещё и примяла их. Знала бы, переломила бы, так на кладбище делают. Ещё шарфик мама принесла – выбирает мне поприличней секонд-хэнд, чтоб мне вещи не покупать, не тратится на меня. И отдаёт мне шарф вместо обещанной блузы. Мне этот шарф не упал. Вообще отстой. На улице в мусорку и шарф бросила, и пошла гулять, решила вообще сегодня не работать и в школу не ходить. Устроить родителям забастовку. Прихожу как бы из школы. А отец в дневных новостях букет узнал. Бомжара, видать, достала из мусора и пошла на линейку с этим букетом. Мало букет. Так и шарф напялила. Из помойки! Шарф -- это уж мама признала. Ей видишь ли перед продавцами стыдно стало: они букет узнали и шарф. Видел: у нас в салоне – экран висит.
Валера мотает головой.
Они меня вдвоём чуть не убили. Бомжара тоже хороша. Ну что за привычка: с утра по мусорным бакам лазить?
Валера. У Бомжары и отец по помойкам ходит. Я видел. Кто чё выкинет – бомжарин отец ревизию делает: с дверей петли-ручки, с электроплит – блины. Бомжара говорила, он всю квартиру им с помойки обставил. У Бомжары отец вообще-то приличный… был. Я ж говорю—интеллигент.
Монашка. Знаю. Мама его нанимала. Он на железке ещё подхалтуривает, на станции, и в депо, где товарняки. Но Бомжарин отец -- по строительным помойкам. А дочь-то -- по вонючим мусорным бакам со съестным!
Валера. Бомжарин отец нормально всё чинить умеет.
Монашка. Но вид у него непредставительный. Вот и пьёт, и бедствует. Он – человек без упаковки. И поэтому он – никто.
Валера. Однако, всё-таки -- отстойные дачные гладиолусы по телевизору рулят.
Катя. Вся эта слезливая история – разводилово. Причём тут – диабет, причём тут -- гладиолусы? У-хо-ди! Врушка!
Монашка. Ты сюда вернулась, а не я. Ты – и уходи.
Катя. Валерьян! Ё! Нет у неё никакого диабета. Неужели ты забыл, что я тебе про неё рассказывала.
Стук. Никто не обращает внимание.
Монашка. А что ты рассказывала? Очень интересно.
Валера. Про твоё тяжёлое детство.
Монашка. Первый парник папа поставил, когда я родилась. Мама выращивает цветы– на рынок ездит, продаёт. А папа со мной сидит. Подросла -- я стала за цветами ухаживать. А они – вдвоём уезжали. Хуже всего было в феврале. Надо тюльпаны доращивать, и подснежники. Мороз. Дрова по весне всегда кончались. Калорифер дома не включали. Электричество дорогое. Ночевали в парниках, чтоб не мёрзнуть, раскладушки между грядок – там обогреватели и день и ночь. Утром как-то встала – душно, жара, солнце в феврале через крышу парника печёт. Папы нет, мамы нет, чуть-чуть позже уже не очнулась бы – задохнулась бы. Испугалась. Поплакала. Жалеть-то некому. Перестала. И весь год так. Цветы… цветы.. цветы… Все пятнадцать лет. Мама себе позвоночную грыжу в сорок лет заработала. Слава богу, перед больницей в аренду вложилась. Мы тогда как раз на голландскую оптовку переключились. Это рассказывала?
Валера. Н-н-да.
Катя. Да отойди ты. Хватит ногу мучить.
Валера. Ты сама просила. Катя! Ты жаловалась на ногу. Она утром уйдёт. Мы забудем это как страшный сон!
Катя. Страшный сон? Забыл, что ты с ней в одном классе учишься?
Валера (орёт – каждый раз, когда он орёт –стук соседей – все смотрят на потолок, кроме него). Ну да, в одном классе. Ну да. Я не смог перейти с тобой. Меня не взяли!
Катя. Я тебе разве что говорю? Разве я тебя попрекаю? Я теперь думаю: может, ты специально плохо на собеседовании отвечал? У нас – всего двадцать четыре человека. А – тебя не взяли.
Валера. Ну не взяли. Я старался.
Катя. Старался, чтоб не взяли? Я сейчас думаю: может ты специально меня попросил эту группу вконтакте организовать, чтобы меня из школы погнали… Может, я тебе надоела, и ты так решил от меня избавиться. Может, это всё вообще с её подачи было. А, Монашка? Просто вы меня решили уничтожить, а?
Валера. Катя! Ты нафантазировала бред. Я тебя люблю, Катя. Я тебя очень люблю.
Катя. По ходу ты и её любишь.
Валера. Нет! Катя, нет!
Монашка. Как это нет? Ты меня всегда любил. Мы с тобой до седьмого класса гуляли. Целовались. Забыл?
Валера. Ну и что? Один раз-то и было.
Монашка. Нет. Далеко не один.
Катя. Чё те надо? Валера -- мой парень. Мало ли, что он с тобой гулял. Погулял и перестал. Валера! Я что вернулась-то?
Монашка. Да уж понятно, что ты вернулась.
Катя. Её родители наверное ищут. Сейчас в ментовку заявят, как весной. Валера! Она тебя обвинит в изнасиловании. Она за этим сюда и пришла.
Стук.
И соседи засвидетельствуют. Готовься.
Монашка (испуганно, скороговоркой). Ничего родители не ищут. Они думают, я в Гречихине. Валера! Принеси мне, пожалуйста, ещё стакан чаю. А то я неважно себя чувствую, опять голова кружится.
Валера идёт в левую дверь.
Катя. И дышать не могу, и ничего не вижу, и ничего не слышу, и принеси мне, Валерьян, слуховой аппарат и пенсне на проволочке.
Монашка. Монокль. Ага.
Катя. Ничего не видишь, ничего не слышишь. И диабет навыдумывала, чтобы парня у меня отбить.
Валера приносит чайник, разливает чай.
Монашка (подходит к окну, трогает жалюзи, смотрит в окно). Когда я была маленькая, я выходила летом ещё затемно, как вот сейчас.
Катя. Сейчас ты не выходишь, окопалась.
Монашка. Сидела между грядок и ждала, когда раскроются колокольчики…
Валера. Они это… вроде на полях.
Монашка. Садовые колокольчики. Белые! Чудо! Люди злые. Я уже тогда это поняла, когда маму с рынка бандюки гоняли… А цветы – добрые. Мне нравятся колокольчики. Они вечером закрываются, спят, а утром распахиваются навстречу солнцу. У меня болезнь из-за несчастной любви, из-за коварной соперницы. Я -- как колокольчик. У меня никогда не бывает второго укола. Каждый мой укол – это первый укол.
Катя. Ага. Значит, ты её ждал к шести, а меня к девяти?
Монашка. Люди злые, бессердечные!
Монашка возвращается к столу. Садится. Все трое сидят.
Катя. Не надейся здесь ни на что! Не прокатит.
Монашка. Ненависть, ненависть… Это разрушает, Катя. Разрушает. Но я тебя не виню.
Катя. Ещё бы.
Монашка. Я тебя жалею. Я тебе хотела только добра, только добра. Ты потом сама поймёшь, что и эта ночь -- это как вскрывшаяся язва… Это надо было вычленить хирургически.
Катя. Убить Монашку хирургическим скальпелем.
Монашка. Ты опять за старое?
Катя. Да. Но в реале.
Монашка. Угроза?
Катя. Это метафора. Я не жалею, что создала группу. Поделом тебе. Все там жаловались на тебя. Что ты кому обидное сказала. У кого туфли не те, у кого кофта не такая. У кого татушка уродская или фенечка безвкусная, кто волосы в отстойный цвет покрасил или подстригся по-уродски. Какое твоё собачье дело-то вообще?
Монашка. Я честно говорила, своё личное мнение. А ты всё переиначиваешь!
Катя. Это ты всё переиначиваешь. Чем лучше что-то у кого-то было, тем сильнее ты убеждала, что это – ужас и отстой! И всё с таким авторитетом. Глупости с важным лицом. Но это ладно. Это тебя все к классу восьмому раскусили. И тогда…
Монашка. Тогда?
Катя. Тогда ты стала жаловаться на нас учителям. Докладывать кто, что о них в сети пишет.
Монашка. Потому что нельзя в интернете обсуждать учителей! Нельзя! И директора нельзя.
Катя. Ты настучала родителям!
Монашка. А если бы на тебя такое сообщество создали, ты бы не рассказала?
Катя. На меня бы не создали. Только если ты.
Монашка. Я в вашем говноконтакте не сижу, группы создавать не умею.
Катя. Ага. Я сижу. И я стучу.
Монашка. Ты сидишь.
Валера (обнимает Катю). И я сижу. (Целует).
Катя (визжит). Не трогай меня! Не лапай! Тряпка! Тряпичный медуз! Ты с ней! Ты с этой су…мочкой блестящей. Я все года всё делала по её! Всё! Я … Сколько лет ты меня мучила своей дружбой, ты меня измучила своими «так надо», «так не надо», «идёт»-«не идёт», ты меня заколебала своими сплетнями. Я с тобой поделилась, когда Валера мне звонить стал, я тебе рассказала… И ты сразу его окрутила. (Орёт.) Охомутала! (Выжидательно смотрит на потолок – стука нет, шёпотом.) Но Валера в седьмом классе опять ко мне вернулся.
Сильный стук. Все смотрят на потолок.
Монашка. Я Валеру люблю. Валера! Я очень-очень тебя люблю. Пожалуйста, Валера! Не бросай меня!
Валера стоит перед Катей.
Валера. Кать! Ну жалко её. Всем вредила. И вот как ей всё аукнулось. Телевизионщики, которые весной сюжет про неё и нашу травлю сделали, её же и подставили. А теперь до кучи -- Бомжару с Настиным букетом показали. Жалко Настю, реально жалко.
Катя (орёт). Меня тебе не жалко? Я же тебе говорила. Она меня мучила. Всё детство мучила! Я ей всё покупала, я её жалела! Я не понимала, что она меня использует.
Монашка. Что ты мне покупала?
Катя. Я думала, точнее мои родители. Вот девочка. Пашет как папа карло. Выращивает цветы. А она всё время меня исподтишка доводила. И всех! Всем гадости говорила, всем настроение портила. А пока с тобой была – мне врала, какие ты гадости про меня говорил.
Валера. Я не говорил.(Встаёт на колени). Катя!
Катя. Она разводит на раз-два. Она же торгует на рынке. Она всех разводит. Ей приятно, когда другим плохо.
Валера. Не надо так Катя. Она работает…
Катя. Тряпка! Тряпичный медуз! (Орёт.) Амёбный цепень! Прихвостень и падла!
Стук в потолок. Валера и Катя смотрят на потолок. Монашка отчуждённо пьёт чай.
Валера. Катя! Веришь? Ну диабетчица она. Как Юрик.
Катя. Как йорик. У неё у собаки диабет. Мы вместе в ветеринарку йорика возили.
Монашка (встрепенулась). У меня два йокширских терьера. (Скороговоркой.) Ещё раз повторяю: я хотела, как лучше, чтобы в интернет не валили всякий шлак. А вы все – дебилы. Над учителями издевались. Над директором смеялись. И ещё в интернете оттягивались. Доигрались.
Катя. Правильная, да?
Монашка (Кате, насмешливо). Не знаешь уже, что наплести? Я на тебя зла не держу.
Катя. А я держу.
Катя показывает Монашке язык, строит рожу, передразнивая.
6 Разоблачение
Катя сидит за столом, катает по столу яблоки, Валера спит на матрасе (или лежит в забытьи). Катя встаёт, смотрит через жалюзи. Достаёт из кармана мобильник, смотрит.
Катя. Сел. Наушники забыла отключить. Сел.
Монахова выходит босиком, в шортах и маечке, без кофты.
Монашка. Рассвело? Мне ехать в Гречихино.
Катя. Ну и едь.
Монашка. Езжай надо говорить.
Катя. На выход.
Монашка. Маршрутки не ходят. Меня Валера отвезёт. На скутере.
Катя. А в обморок не грохнешься?
Монашка. Я тебя своими болячками не грузила никогда. А ты меня убить... (Плачет.) Мы в расчёте, Катя. Ты мне отомстила. Но я до сих пор я не понимаю за что.
Катя. Будешь в школе к Валерьяну приставать, убью в реале. Не шучу! И сегодня же в интернете напишу, про то, что здесь произошло. Чтоб весь мир узнал, какая ты…
Монашка. Тебе это всё вернётся.
Катя. Ага. И тебе.
Монашка. Ты всю жизнь проведёшь в горе, в несчастьях. Ребёнок у тебя родиться мёртвым или дауном, Валера тебя бросит… Точнее он уже бросил. Валера стопроцентно мой. Он уже мой – девяносто девять-девяносто девять десятых. И в классе всё будет по-прежнему. Против меня никто не пойдёт, все помнят, чем у тебя дело кончилось.
Катя. Меня на учёт в ОДН не поставили. В конце концов, ты себе сделала хуже. Во-первых – весь город злорадствовал, во-вторых -- у кого теперь домашку сдувать будешь?
Монашка. У Валерьяна.
Катя. Он тебе не даст. Он сам часто ошибается.
Монашка. Он мне уже дал.
Катя. В каком смысле?
Монашка. Во всех.
Катя. Во всех – что?
Монашка. Ничего. Страшная косолапая, волосатая, усатая, косая, ушастая, плоская, лысая, тупая, дебилка горбатая, с пузом, с целлюлитной жопой, тройным подбородком и в роговых очках…
Катя. Валерьян меня любит.
Монашка. Ноги--лыжи, руки разной длины, пальцы толстые короткие сосиски, ногти слоятся, зубы жёлтые, уши лопоухие. Овца!
Катя. Выматывайся, пока он спит.
Валера. Я не сплю.
Катя. Выматывайся, я сказала.
Монашка. Пусть Валера меня проводит, я сказала.
Катя. После всего этого спектакля? Он не станет тебя провожать.
Монашка. Пока тебя не было, у нас с Валерой всё БЫЛО! И он будет меня провожать. Просто ему неудобно тебя отшить!
Катя. Валера! Это правда? Скажи, что это -- неправда!
Валера. Не верь ей, Катюш! Все в классе жалеют, что ты перешла в другую школу. Давай, Настюх, проваливай. Спасибо мне говорить не надо.
Монашка. Валера! Пожалуйста, проводи! Я боюсь. Я голодна, слаба, я не знаю, как поведёт себя укол.
Валера берёт со стола яблоко, перекидывает его с ладони на ладонь. Валера ходит… Ходит. Ходит, ходит, ходит, перекидывая яблоко… И Катя, и Монашка очень внимательно на него смотрят.
Валера. Значит, ты хочешь, чтобы я тебя проводил?
Монашка. Да. Я просто боюсь, не доеду до Гречихина одна.
Валера. Значит, укол ты сделала?
Монашка. Конечно. Вот – спиртовая салфетка (показывает ладонь с маленькой белой салфеткой), вот … (Указывает себе в пах, оттягивая резинку шорт).
Валера по инерции ходит, поглядывая на Монашку, вдруг теряет яблоко, останавливается. Валера наконец принял решение.
Валера. Значит, ты хочешь со мной, как когда-то давным-давно?
Монашка. Ну вообще то да. И даже больше. Хоть мне это и неловко при Катеньке говорить, после всего, что было сегодня...
Валера. Значит, тебе неловко говорить? А вот так при Катеньке ловко?
Валера подходит, страстно обнимает Монашку. Катя стоит и смотрит обалдело, ежесекундно поправляя несуществующие очки.
Монашка. Валера! Валера!
Интимная сцена.
Катя (ошалело смотрит на целующихся Валеру и Монашку, на то как Валера пытается стащить с Монашки майку). Валерьян! Выпусти меня! Выпусти!
Монашка (на секунду отстраняясь, мяукающим голосом). Дверь открыта.
Катя. Спокойной ночи, малыши!
Катя открывает окно, стоит на подоконнике спиной к комнате, лицо закрыла ладонями, голова опущена. Интимная сцена Монашки и Валеры всё продолжается. Монашка ведёт себя всё более раскованно.
Валера отталкивает Монашку.
Валера. Катюха! Всё-таки она врала! Блин! Ну не надо прыгать! У нас первый этаж, но высокий!(Кричит счастливо.) Она врала! У неё нет диабета и не было.
Стук.
Валера смотрит на потолок. Монашка как загнанный зверь мечется по комнате, надевает шорты.
Валера. О! Какие стринги! Не надо надевать! Монашка!! Не надевай шорты! Но с шортиками тоже ничё.
Стук.
(Радостно.) Да хватит стучать! Утро уже!
Катя. Да это я стучу. По раме (Поворачивается.)
Валера подходит, подаёт Кате руку. Катя свои руки прячет за спиной.
Валера. Я не знал как ещё, Катюх. Я думал всю ночь. Я поверил в диабет. Но чувак с дачи… Чувак с дачи… У меня на даче у чувака, у Юрика, диабет. С шести месяцев. У него мама инвалид, и папа… Папу его Самоделкиным дразнят. Тут ещё у йорика диабет, у собаки – ты же сказала.
Катя. Ну да. Я же говорила: у её собаки диабет. Я тебя ненавижу. Медуз.
Монашка. Где моя сумка?
Валера. Чувак с дачи. Она говорила, что место укола спиртом протирает дезинфицирует.
Монашка. Я – сахарница! Я таблетки пью. Я сахар проверяю по десять раз на дню! Где моя сумка? Где моя сумка?
Монашка скидывает со стола яблоки, яблоки катаются по полу,
Валера. Чувак с дачи. Я тебе, Монашка, благодарен. Благодаря тебе с таким чуваком помирился. Я ему в челюстину по пьяни саданул. Я виноват был. Виноват. И извинился. Чувак с дачи… Я хотел ещё раз ночью ему позвонить, ещё раз проконсультироваться, но мобильник потерялся. Я всё думал. Всё сомневался. И вдруг сейчас, она показала… (Поднимает руку, показывает ладонь, как это делала Монашка.)
Катя. Ну да. Салфетку.
Валера. Ну да. Чувак с дачи. У него с шести месяцев диабет. У него на животе, прям -- асфальт. Кожа как у Бегемота. И синяя. С красным.
Катя. А какая кожа у бегемота?
Монашка. У какого бегемота?
Валера. Ну вот. И спиртом Юрик никогда место укола не протирал. Уколет и всё. А у неё – живот.
Монашка. Что -- живот? Классный живот. Плоский.
Валера. Отличный живот, без синяков, ну там две-три точки от лживых уколов. У неё нет диабета!
Монашка. Сумка! У меня было две сумки.
Валера (начинает искать, встряхивает матрас). Сумочка и сумища. Меня вот это «дезинфицирую» на подозрение навело. Я лежал, лежал, думал, думал, прокручивал в мозгу, прокручивал. И никак не мог понять, что не так. Ну, у собаки – диабет. Ну – у Монашки – диабет. Вполне возможно. А тут эта салфетка… Вот. На! Монашка! Сумочка нашлась. (Копается в сумочке.) И мобильник мой! Нашёлся! И клещи…(Подходит к компьютеру).Вот почему интернет пропал! Клещи! Скривила клещами вход у модема.
Катя. Она же в школе воровала. Что выклянчить не могла, то крала. И ручки, и тетради. И даже кроссовки! Я молчала. Мне было стыдно об этом заикаться даже. Я никому об этом не говорила. Я её всё детство покрывала!
Монашка (забирает клещи). Отдай! Это папины! (Идёт на Катю с клещами.) Убью тебя!
Катя(Монашке). Чё пялишься? Да обувайся ты! (Валере.) Монашка всегда врёт.
Монашка (пищит). Монахова всегда врёт, Монахова всегда врёт. (Одевается в хламиду и чёрный платок, надевает чёрные очки.)
Катя (вздрагивает). Ой!
Валера. Вот тебе и «ой!». Я сам в шоке был. Если бы не чувак с дачи, я бы повёлся.
Катя. Медуз.
Монашка (Валере). Так ты меня провожаешь?
Валера. Вали.
Монашка. Овца и валерьянка.
Катя. Дверь открыта.
Монашка уходит.
Валера. Катя!
Катя. Я сразу сказала, что врёт.
Валера. Окно! Окно закрой!
Катя. Вон! Идёт. Плетётся. И пялится. О! Бомжару пнула. О! Бомжара вскочила! Испугалась! Рукой мне машет! Валер! Надо впустить!
Валера. Я… я… очень хочу спать. Я сейчас стоя засну…
Катя. Мы с Бомжарой без тебя потусим, ага? Суббота же! Отпразднуем первое сентября.
Валера. Второе. А где твои очки? Почему ты без очков?
Катя. Ты только заметил?
Валера. Д-да.
Катя. Я линзы теперь ношу. Я же тебе говорила: ничего не замечаешь? Ты не помнишь?
Валера удивлённо мотает головой.
Валера. Я как во сне был. Она вломилась. Я её ещё выгонял. Потом переживать стал. Всё-таки девушка…
Катя. Всё-таки мы сегодня её наконец убили. Бомжар! (Валере.) Я ей код от домофона скажу?
Валера. Да говори.
Катя. Аня! Два три три ключ. Четыре три семь!
Звонок в дверь.
Валера. Ну, встречаем нашу звезду нашего экрана! (Уходит в левую дверь.)
Катя (поёт).
Солнце заходит (хрюкает.),
Солнце всходит (хрюкает.),
в нашем поросятничке светло, хрю-хрю.
Распахивает входную дверь.
Заходи, Анюта! Чаю попьём!
2014