И вот так проходили дни за днями... Уходило что-то главное или ждало где-то впереди. Или оно разворачивалось ежедневно, то панорамно, то пунктуально, то пунктирно. Осуществлялось в избытке воздуха, в сиянии солнца, в усилении ветра, в постоянно меняющемся небе, непостоянной луне, ежевечерне меняющей свой облик. Движение и изменение всего сущего говорили о том, что главное находится рядом, осуществляется вокруг и повсеместно, и ежедневно. Ему нет определения, у него нет начала и конца, оно никогда не осуществляется в законченном, завершенном виде, его нельзя констатировать. Ты либо объект либо субъект обстоятельств, причем, выбор от тебя не зависит, вернее сказать, зависит не от тебя. Вот ты полагаешь, что являешься субъектом ситуации, именно ты вышел прогуляться, зашел в магазин, вспомнив про хлеб. Но почти сразу же, чуть ли не с первого твоего шага вне дома, ты, все еще полагая, что являешься субъектом действия, становишься объектом, фоном, статистом в чужом сценарии. На тебя, выходящего из подъезда своего дома, смотрят чуть ли не с удивлением, как бы не одобряя твои действия, не вписывающиеся в задуманную мизансцену других субъектов. Возвращаясь в свой дом, поднимаясь в лифте на свой этаж в свою квартиру, оказавшись в лифте с кем-то ты чувствуешь легкое едва скрываемое недоумение попутчиков по поводу твоего участия в их чисто субъективном действии даижения к их исключительной цели. Плавно и незаметно ты из субъекта, чья воля к действию была определяляющей, превращаешься в объект, совершенно необязательный на улице, в магазине, в лифте, где многочисленные субъекты совершают только им свойственные действия, и едва терпят, а порою и не терпят твоего присутствия в пределах их активности. Сергей замечал этот феномен поведения людей, когда жил, как все в многоквартирном доме, в городском квартале, среди большого человеческого сообщества. Его всегда удивляло это перетекание из субъективного состояния в объективное и обратно. Теперь, в своем Доме Счастья он не испытывал ничего подобного. Круг его контактов ограничивался семьей в лице сына, зятя и брата, которые были настолько самодостаточны, умны и свободны, что никаким образом не могли менять статус друг друга, если даже и пересекались в своих действиях. А этого практически никогда не случалось. Вспомните, ведь даже тропинка к дому была у каждого своя. Но ведь чужие люди даже из окна своей квартиры или с участка своего дома могут с удивлением констатировать, что у соседей имеются свои собственные намерения. Здесь такого не могло быть и в помине. Чужие люди не могли видеть обитателей Дома Счастья, потому что он стоял на холме и вдали от каких-либо соседей. Женская часть семьи - дочь Сергея Матвеевича Анна, Евгения, практически его невестка, и подруга брата Николая (Николос Кейдж) Наталья, были тоже интеллигентными и адекватными людьми. Здесь каждый признавал за другим право на самоопределение и видел друг в друге личность. Все были творческими людьми, которым свойственно уважать ценности сопряженных с ними индивидуумов.
Скоро стало известно, что Анна беременна. Сергей Матвеевич, его брат Николай, сын Игорь и зять Егор, чтобы пережить это известие, отправились в "Рыбный рай" - мужской ресторан, находящийся на главной дороге, в одном из поселков под названием Мушкино Ухо. Известно, что мужчины не способны долго терпеть любое эмоциональное напряжение, будь то радость или печаль, и могут пренести переживание только используя алкоголь. Они заняли большой крепкий, возможно дубовый стол, стоящий у почти настоящего мощного ствола дерева, коих по всему периметру ресторанного зала было несколько - огромных стволов как-бы реликтовых деревьев.
- По идее, здесь должны быть яблони. Ведь это - рай. - Заметил Сергей.
- Рыбный. - Добавил Игорь.
- Да... Такие стволы могут быть только у дуба. - Обобщил Егор.
Молодой человек в красной футболке подал меню. Когда он повернулся спиной и пошел к другому столику, мужчины увидели надпись на его спине - "Ночью спим, днем стреляем, вечером танцуем". На футболке другого официанта было написано "Не яйца красят человека, а человек яйца" .
- Забавно. Ну и чем же кормят в этом раю? - Сергей потянулся к меню.
Все уставились на Егора.
- Ну что, будущий папаша? - улыбался Егору, беря меню, Николай Матвеич - кончаются твои беспечные деньки, батько, статус твой в обществе и семье меняется, чем будем заливать нашу общую радость?
Егор был доволен, никакой озабоченности по поводу перспективы отцовства не чувствовал, эйфория, любовь к Ане и уверенность в будущем, вера в свои силы, молодость и гордость, все это переполняло его счастьем.
- Нас не спросили и записали в деды. - Сергей похлопал по плечу брата.
Заказали для начала графин водки, жареного судака, салат из свежих овощей.
Официант, кторый днем стреляет, вечером танцует, поставил на стол графин с водкой, рюмки, приборы для рыбы, салат. Горячее попросил немного подождать. А они и не спешили. Их привел сюда отнюдь не голод. Событие, послужившее поводом к пирушке, радовало, но было странно, что в их домашнем сообществе не было ни одной зрелой женщины, будущей бабушки для малыша, так вот удивительно сложились обстоятельства, что взрослой, мудрой женщины не было в их семье. Самая старшая - сорокадвухлетняя "птичка" Николая еще не доросла до солидных лет и телесных габаритов, чтобы хотя бы приблизительно олицетворять собой поколение бабушек. Вот так. Сергей задумался. Марина, его жена, уехала далеко и надолго, ее старение теперь шло за недосягаемыми пределами, ей так наверное легче справляться с несправедливостью под названием "возраст", если не "старость", ее теперь никто не сможет осуждать за это. Никто из близких. Там, в Америке, старшая дочь с ее детьми, в своем американском счастье не заметит перемен в матери, в которой она очень нуждалась, у нее уже было двое детей - пяти и десяти лет- и на пдходе был третий. Не до того, чтобы вникать в возростные нюансы, да и менталитет американцев подразумевал лояльность к пожилым людям, их в обществе даже любили и носились с ними, как с писаной торбой.
Анна не успела завязнуть в переживаниях по поводу отъезда матери в Америку. Во-первых, поначалу она радовалась, что без материнского ока и участия будет строить свою семью, только что выйдя замуж за Егора. Отец в этом смысле был намного безопаснее, умея держать дистанцию. Во-вторых ее увлекала мысль о возможности в будущем посетить Америку. Конечно, было грустно и тревожно провожать маму за океан, тем более, что она чувствовала, что разлука будет долгой, может быть даже очень долгой. Но ее собственная жизнь, любовь и счастье с Егором, мужем, их собственные планы и заботы, их желание быть независимыми и самостоятельными, погружали мысли о матери в дымку над горизонтом залива памяти, куда двигался пароход прошлого, увозивший ее мать, все уменьшаясь и в конце концов исчезая.
Какая бы не была пасмурная погода, вечером "включают" солнце, перед самым его закатом. Оно, подобно вечернему торшеру, освещает часть стены дома напротив - электрическим светом желтой лампы накаливания. Это просто удивительно. Хотя понятно - солнце высвобождается из под низких темных туч, когда опускается к горизонту, и успевает посветить минут пятнадцать, пока не сядет окончательно. Лена быстро поднялась с плетеного кресла, стоявшего на веранде, где только что сидела после ужина, бросила на него книгу и натянув спортивные брюки, свитер и ветровку, затем сунув ноги в тенниски, схватила ключи от дома и вышла на улицу. Соседка вела собаку на поводке и на перекрестке они не смогли разойтись так, чтобы собака не ткнула носом в ногу Лены. У соседки было полсекунды на то, чтобы подтянуть поводок и не допустить соприкосновения влажного и грязного носа пса с ногой Лены, но она этого не сделала. Лена едва сдержалась, чтобы не наорать на женщину. Теперь на брюках красовалось грязное пятно... "Почему люди так равнодушны друг к другу? Почему так непредупредительны?" - думала Лена. Она вышла на пять минут, чтобы полюбоваться на закатное небо, но ритмичное движение, задаваемое ходьбой, не хотелось останавливать и она пошла в сторону залива, на золотую полосу заката, пролегшую под свинцовой полосой туч, и оттого эта желто-красная полоса еще больше впечатляла. Золото просвечивало сквозь красный огонь раскаленной печи, в которой уже расплавилось солнце, и, погруженное в воды залива, начинало остывать. Елена пыталась дышать полной грудью. Но только раз или два ей удавлось вздохнуть так, чтобы свежий воздух прошел в глубины организма и получался даже не вдох, а прерывистый вздох, похожий на тот, что случается, когда человек проплакавшись успокаивается и несколько раз вздыхает в знак того, что все прошло, переживание и слезы позади. Такой благодатный успокоительный вздох. В этот момент Лена ощущала свежесть вечернего морского воздуха и благодать летнего вечера. Созерцание великолепного заката, розового освещения в восточной части небосклона - зашедшее за линию горизонта солнце продолжало бросать свой великолепный уже не свет, а цвет на перистые облака - свежий воздух и аромат летних душистых трав, среди которых доминировал медовый запах клевера - все это оправдывало неказистые события прошедшего дня, где все было неправильно, все невсерьез, все бессмысленно... Лучше не думать и не анализировать ни свои, ни чужие поступки. Хотя пустить все на самотек и довериться закономерностям или каким-то неведомым правилам было страшновато, отпустить, оставить все на самоусмотоение..., этого она не могла себе позволить, всегда внутренний если не цензор, то уж критик обязательно включался и требовал подведения итогов произошедших событий, строго спрашивая с Елены. С этим пора было кончать. Хватит выставлять оценки себе и другим. Живи, да и все. Все будет хорошо. Солнце вот не спрашивает - то светит, то прячется под темными тучами целыми днями, небо сплошь серое и даже нет намека на то, что за ним есть такое мощное светило. Настоящие властители мира - солнце, луна, тучи, в общем небо. Вот полнолуние, например, забирает сон. Ни за что не уснешь, пока луна полная. Лена стояла лицом к заливу, наблюдая, как садится солнце. Силуэты сидящих на больших прибрежных валунах и стоящих на берегу тут и там групп и парочек усиливали романтический характер всего пейзажа. В этих живописно расположенных фигурах была какая-то обязательная закономерность. Вот обнявшаяся пара стоит у кромки залива и смотрит на закат, вот другая пара - она сидит на валуне, он стоит рядом. Вот две девушки расположились на большом камне, вот группа друзей - кто сидит, кто стоит - у каждого своя мизансцена. Лена всегда была одинокой фигурой в этой расстановке и она почти всегда двигалась - долго стоять на одном месте она не любила, облокотившаяся на перила женщина - это тоже не ее поза. Она всегда шла. Шла не быстро, но и не медленно, часто оборачивалась на ходу, часто вскидывла голову к небу, в общем вертела головой по сторонам, улыбалась маленьким, только маленьким детям, которые всегда с любопытством смотрели на нее и улыбались ей в ответ, что зачастую удивляло их строгих молодых мамаш. Иногда разговаривала с собачками, норовившими поздороваться с ней, пару раз урезонивала воробьев, возбужденно чирикавших поблизости. Иногда Лена обращалась с каким-нибудь глупым вопросом к гуляющим, чем заставляла людей выйти из бронированных оболочек своего субъективного эго. У нее была своя роль в спектакле под названием " Жизнь". Она была одна, но не одинока, она была счастлива, как и другие, но по-своему, ее счастье заключалось в свободе, которой она все никак не могла насытиться. Именно поэтому она никого не подпускала ближе, чем на расстояние вытянутой руки. И ужасно боялась тех, кто нарушал это ее личное пространство. Она считала таких людей чуть-ли не опасными маньяками. И как только некоторым удавалось преодолеть этот барьер?! А удавалось ведь, и эти люди становились ее друзьями или приятелями. Иногда в ущерб ей, но часто и на ее пользу. С мужчинами не то, чтобы не везло, нет, здесь дело было в чем-то другом. Похоже, что здесь играла роль некая фатальность, установленный запрет или обет или еще что-то подобное. А может быть Лена сама не утруждала себя задачей обзавестись кавалером. Хотя отсутствием интереса к противоположному полу она отнюдь не отличалась. Это была женщина, которая при своей независимости и свободе ждала активных действий от мужчины, она жаждала почувствовать от него намерения добиться ее, но при условии, что он ей нравится, а если нет, то в его задачу входило понравиться и все равно добиться ее расположения. Именно добиться ее расположения, а не добиться успеха, не добиться своего и в таком роде прочего. Но время шло, а таких старателей не находилось. При первых препятствиях и неудачах кавалеры сворачивали с пути, ведущего к ней, на путь, ведущий к другой женщине. Они эгоистично двигались по пути наименьшего сопротивления к своей цели - цели под названием "женщина". Тут ей бы и призадуматься, а что если дорожку к ней выложить мягким ковриком? Вот и все дела! Красную ковровую дорожку и двери распахнуть. А что, надо попробовать снять засовы с кованных ворот, перекинуть мост через ров, окружающий ее неприступную крепость. Превратить крепость в милый домик с палисадничком да с приоткрытой калиточкой, заходи, дорогой гость, милости просим! Что ж, мысль неплохая. Елена задумалась над этим образом. С чего начать? Забыв все предыдущие неудачи, начать сначала - открыть окна и двери настежь!