У провинциальной зимы белые пушистые ресницы, белые кудри берёзовые к стопам падают, льдинки-серьги до плеч, горсти снежинок в муфточке толпятся, летать просятся. Все разные, одна на другую не похожа. Сарафан длинный-предлинный, как колокол качается, вьюгами звучит. Вот такая красавица. Зима - имя её. Можно зимушка. Ласково. Она хозяйка. Она королева. Повелевает и защищает. Сильных духом воспитывает. Суровую тишину мудрую. На игры и забавы щедра.
Лыжи папа принёс ещё в раннем детстве. Длинные, тонкие, с ремешками. Ремешками обвязывались сапожки или валенки. На косичках шапка с ушками. Пуховые рукавички, вязаный свитер с высоким горлом - и айда лесенкой в гору. Вверх - вниз. Вихрем - и в сугроб. Со снегирями и синицами. За следами заячьими, беличьими. Вдоль накрепко замерзших речушек, через поля широкие к оврагам и холмам соснового бора, тонко пахнущего подмерзшей смолой, шишками да длинными иголками.
Путешествия по холмам иногда заканчивались подбитой сосенкой и после однолыжным возвращением домой, вовсе без грусти, с виноватой улыбкой и щекастым свежим морозным настроением при несомненно растущем убеждении, что зима – лучшее время года.
Кончики пальцев долго отогревались на горячей комнатной батарее, лицо краснелось, одежда оттаивала весенней капелью. Промерзшее тело прыгало на мягкий диван, заталкивалось в угол, ноги прятались под шерстяной клетчатый плед, который сверху засыпался подушками. Мама приносила обжигающий травяной чай с клубничным вареньем и рогалики из творога с ягодной начинкой. Только испечённые, они гирляндой проваливались, даже не успев остыть. Нахлынувшее тепло ненадолго уносило в сон, к картинам виданным и невиданным.
Несколькими годами позже папа принёс другие лыжи, какие-то космонавтские, с креплениями и ботинками, которые вставлялись в эти крепления. Нога стала тверже, скорость выше. Лыжи словно бежали сами, виртуозно управляемые ботинками-скороходами. Руки разгонялись летающими качелями. Палки едва касались мерзлых сугробов. Глаза не поспевали угадывать яркие грудки птиц на деревьях. Стремительное движение с ветром наперегонки.
И была в этом такая сила желания, такая любовь к деревянным близнецам, которая преодолевала врожденную девичью хрупкость, побеждала любой страх ненужный и воспитывала волю.
Прошло время. В погоне за эмоциями, скоростью, красотой, любовь усилилась и трансформировалась в горнолыжную любовь. На высоте, в туманах, пронзительных ветрах, снегопадах.
Сквозь облака к объятиям гор и в белоснежность, где окунаешься в кристальную чистоту и осознаешь, что тела нет, мыслей нет, есть только красивая сказка гор. И лыжи.