Май выдался переменчивым, как юная ветреница. То дул ледяной ветер и небо раскалывалось от сухих грозовых раскатов, то немилосердно пекло солнце, словно взбесившаяся печка, а пересыщенный влагой воздух принуждал сердечников глотать кардиопрепараты.
Но сегодня взбалмошная погода немного сжалилась над обитателями древнего города и с самого утра улицы, площади и аллеи заливали ровные лучи спокойного весеннего солнца. Освежал легкий ветерок, он мягко трепал цветущую сирень, бело-розовые стержни каштанов и гибкие стволы тополей. Волна безумного аромата заглушала городской смог и заставляла прохожих блаженно щуриться, наслаждаясь пряным запахом мая.
Стоял тот чудесный час, когда центр города освобождается от утренних пробок и улицы отдаются во власть гуляющих с колясками мамочек, степенных пенсионеров и праздношатающихся разновозрастных граждан, бесцельно сбивающих подошвы об асфальт. Солнце продолжает свой разбег, устремляясь к зениту, запах свежемолотого кофе дразнит кормящих матерей, а короткие тени лениво шагают вслед за семенящими стариками.
Напротив троллейбусной остановки аккуратно расположился небольшой парк имени товарища Эрнста Тельмана. Выложенная бело-красной брусчаткой дорожка вела к пустому постаменту, где много лет стоял скромный бюстик немецкого антифашиста. Но времена изменились, германец попал под закон о декоммунизации и переехал в хранилище при местном музее. Самое интересное, что сам парк не переименовали, то ли руки не дошли у районных бюрократов, то ли затерялась бумажка в груде архивных документов.
Десяток выкрашенных к Пасхе скамеек, узкий газон с полустертой табличкой – «Выгул собак запрещен!», где словно в насмешку ковыляла страдающая от ожирения такса и рыл землю грустный доберман. Их хозяин – опухший мужик средних лет, нервно пил грузинскую минералку и с тоской взирал на небольшой супермаркет откуда выходили счастливые обладатели прозрачных поллитровок. Вчера он крепко перебрал, и жена выгнала его спозаранку выгулять собак. Питомцы сделали все свои собачьи дела, но идти домой не хотелось, ничего хорошего мужчину там не ждало.
На соседней скамейке скрючился в три погибели половозрелый бездельник в узких джинсах. Он бездумно пялился в дорогой телефон и вяло шевелил крепкими челюстями, гоняя по рту модную жвачку. Чуть поодаль тихонько качали коляски, не связанные между собой три молодые женщины, а возле самой остановки сидел немолодой мужчина с короткой «капитанской» бородкой и абсолютно седыми волосами.
На нем стоило остановиться подробнее. Одетый в плотный не по погоде фиолетовый плащ, из-под которого виднелся дорогой двубортный костюм, мужчина внимательно изучал целый ворох разнообразной прессы, разложенной с обоих сторон скамейки. Внимательные серые глаза не отрываясь вчитывались в темные буковки газет и резкие литеры глянцевых журналов. Не смотря на очень почтенный возраст, мужчине можно было дать и шестьдесят лет и восемьдесят, очков он не носил. Смотрелся человек странно. Обычные пенсионеры не выглядят так фешенебельно, а богатые старики редко гуляют в городских скверах.
Прогуливающий пары паренек в джинсах глядел на «деда» с недоумением, на те деньги, что старик потратил в газетном ларьке можно было запросто купить недорогой китайский смартфон и читать новости совершенно бесплатно. Человек в плаще легонько улыбался, изредка отвечая на удивленные взгляды нерадивого студента, но дела своего не прекращал. Он внимательно изучал передовицы проправительственных газет и липкие обвинения «желтых» оппозиционных листков. Рекламные брошюры новых чудо-таблеток, корейских телефонов и пригородных новостроек он решительно откладывал в сторону. Иногда он замирал над гламурным глянцем дорогих журналов, из тех что под заклеенным пластиком хранят рекламу заморского алкоголя. Тогда его глаза вспыхивали от настоящего интереса к блестящей статье и некоторое время он полностью погружался в текст, но уже через миг мужчина легонько вздыхал и переворачивал остро пахнущую страницу.
Замершее время немного взбодрилось, минутная стрелка по двинулась быстрее, а перед старенькой остановкой мягко остановился троллейбус. Желтая дверь осторожно открылась и из нее показалась молодая женщина, яростно продолжающая незаконченный спор с невидимыми из сквера оппонентами. Одной рукой она рывками вытаскивала из троллейбуса видавшую виды коляску, в которой сидел малыш двух-трех лет, другой тянула за воротник бежевой ветровки старшего сына – мальчика лет пяти.
Никто из сидящих в троллейбусе пассажиров не пытался помочь женщине, что совсем уж было не похоже на обычно добросердечных горожан столицы. Худенькое несимпатичное лицо было перекошено от недавней схватки с другими пассажирами. Тонкие пальцы нервно подрагивали, а крохотные глазки метали громы и молнии. Она напоследок взмахнула сухоньким кулачком с криво нанесенным маникюром и бросила вслед удаляющемуся троллейбусу: - Они меня учить будут детей воспитывать! Своих нарожайте сперва!
Оставив таким образом последнее слово за собой, женщина дала крепкую затрещину старшему, от чего мальчуган за секунду очутился на ворохе яркого глянца, аккурат со странным стариком.
- Стерва! – коротко бросила полненькая дама в берете, она на мгновенье даже привстала со скамейки.
- Родительских прав лишать таких надо, - поддержала толстушку ее соседка в стильном бирюзовом платье.
Теперь все в скверике смотрели на молодую женщину с осуждением, даже страдающий от похмелья мужик отвлекся от гнетущих каждого алкоголика невеселых утренних дум и глянул на виновницу с отвращением.
Последняя радостно хмыкнула и гневно раздула ноздри, готовясь к новой схватке. Но тут похожий на капитана мужчина резко обернулся и опалил странным взглядом соседей по парку. Случилось удивительное, мамочки, как по команде дружно принялись качать коляски, хотя их малыши и так безмятежно спали, страдалец надолго приложился к стеклянному горлышку, студент еще глубже наклонился к смартфону, а влюбленные, словно опомнившись припали друг к другу.
Женщина некоторое время буравила их злобным взглядом, затем со вздохом вытащила смятую пачку дрянных отечественных сигарет, затем глубоко вздохнула и принялась искать спички. Все это время оба ее сына безмолвно сидели на своих местах, один на скамейке, другой в коляске и не по-детски серьезно смотрели на мать.
- Позвольте за вами поухаживать, - мягко предложил седовласый мужчина и в его руке показалась дорогая зажигалка. Голубовато пламя рывком возникло словно из не откуда и легонько заплясало на теплом ветру.
- Зря клеишься, - грубо сказала женщина, но все-же прикурила, уж больно манил яркий огонек. – Ничего тебе не светит.
- Помилуйте, сударыня, - еще мягче сказал ее собеседник, - у меня и в мыслях такого не было, я хотел лишь услужить вам.
- Простите, - женщина вдруг почувствовала непонятную неловкость, этот старик и на нее действовал странным образом. Возможно виной тому было старорежимное произношение, которое она слышала только в древних советских фильмах про красных и белых. – Нервы ни к черту, и все это из-за этих скотов, - женщина с ненавистью ткнула в сторону уехавшего троллейбуса, затем резко указала на посетителей сквера. – Ханжи! Видите ли, нельзя детей бить! Меня тоже в детстве лупили и ничего! И вообще, это не их собачье дело!
- Как вас зовут? - мужчина подался чуть вперед и стал аккуратно складывать газеты и журналы в стопку. – Сложно говорить с человеком, не зная его имени.
- Ася, - растеряно произнесла женщина, она уже почти успокоилась и с все большим интересом смотрела на своего соседа. – Вообще-то меня зовут Настя, но сейчас это имя стало таким избитым, что совсем мне разонравилось.
- А я, - мужчина на секунду замялся, пожимая узкую ладонь с самодельным маникюром и желтыми от никотина пальцами, - называйте меня Германом, мне нравится это имя.
Ася кивнула и с удовольствием затянулась отвратительной сигаретой.
- Почему вы курите такой плохой табак? – Герман сморщился и вытащил из бокового кармана фиолетового плаща коробку французского «Житана».
- На что денег хватает, то и курю, - злорадно ответила женщина, ей доставляло удовольствие кичиться своей бедностью. – Попробуйте прожить на тысячу семьсот, что дает государство. Ну «старики» еще что-нибудь подкинут, а от биологических самцов, - Ася нервно скривилась, - и копейки не дождешься. Мать говорит, что при Союзе посадили бы их, как пить дать посадили, - она вытащила изящную сигарету из коробки и прикурила ее от окурка «Славутича».
- Возможно, что и посадили бы, - рассеяно вставил Герман, он не отрываясь рассматривая высокий каштан, усеянный бело-алыми завязями. - Только вам, милочка, от этого вряд ли была бы какая польза.
- Ну не скажите, - в тон ему сказала Ася, - получила бы, как говорят, моральное удовлетворение, зная, что эти козлы на зоне «чалятся»!
Герман оторвал свой взгляд от каштана и с жалостью посмотрел на женщину.
- Зачем вы бьете детей, Ася? – неожиданно спросил он. – Ведь вы уничтожаете их духовно и физически. Ваша мать точно также избивала тоненькую девочку с неряшливыми косичками, ставила на горох, запирала в сарае. Или вы забыли?
- А откуда… а какое… - женщина смешалась, привычной ярости не было, в душе царила ледяная пустота, а этот странный старик казалось просвечивает ее почище рентгена. – Трудно мне, - Ася неожиданно всхлипнула, такого с ней не случалось очень давно. – Денег вечно не хватает, за «коммуналку» долг сумасшедший и субсидию оформить не могу, мать детей не хочет прописывать, да и мне фотографию в паспорте менять надо… и помощи ни от кого…
- Я помогу вам, - твердо прервал ее Герман.
- Вы? – Ася удивленно посмотрела на мужчину. Сигарета догорела до фильтра, но женщина даже не заметила этого. – Но чем вы мне можете помочь, дадите денег?
- Одноразовая материальная помощь вас не спасет. Деньги быстро закончатся, а гнетущие мысли никуда не уйдут, - просто сказал Герман, сейчас он совсем не походил на мягкого старика, голос его окреп, а глаза смотрели строго. – К тому же вы скоро устроите малыша в садик и пойдете на неплохую работу, не миллионы, конечно, но на жизнь хватит. Нет, я говорю о другой помощи. Что больше всего гнетет вас? Только честно.
Ася вся задрожала, странный человек смотрел на нее очень внимательно, и она вдруг поняла, что Герман и вправду может помочь ей.
- Три желания, как в сказке?
- Одно, - отрезал мужчина, - считайте меня скаредным волшебником.
- Хорошо, - Ася улыбнулась и почувствовала, как ее сердце забилось быстрее. Такое ощущение она последний раз испытывала в детстве, когда с замиранием ожидала Рождества и разложенных под елкой подарков. – Жалко мне их, - он смахнула одинокую слезу.
- И поэтому вы бьете сыновей за малейшую провинность? – строго сказал Герман и поспешил добавить. – Нет, нет, Ася, я ни в коей мере вас не осуждаю, просто пытаюсь разобраться.
Но если странный мужчина ожидал очередной вспышки гнева, то ошибся. Ася уронила окурок дорогой сигареты и закрыла худое лицо тонкими ладонями, она плакала. Тихо, без присущих женщинам рыданий.
- Я, бывает, ночью проснусь и кажется, что нет их… и жизнь уходит из меня… Страх, как плохо мне. Прижму детей к себе и лежу так до утра… А как солнце выйдет, страх исчезает и опять в дрянь превращаюсь… Давно бы руки на себя наложила, да детей куда? Девять классов, ПТУ швейное… едва год отучилась бросила. Мишку в восемнадцать родила от этого… Не сложилось. Потом Пашка от Геника. Тут все чинно было. Свадьба, белое платье, гости… едва год прожили… Что я им могу дать?
Герман, который все это время внимательно слушал молодую женщину, при последних словах радостно потер руки и его глаза вспыхнули:
- Ясно. Вас мучает подсознательное чувство вины. Вы корите себя в том, что ничего не можете дать детям и сознание этого отравляет вам жизнь, заставляет впадать в глубокое уныние и как результат отвратительное отношение к самым дорогим для любой матери людям - вашим детям.
- А вы психолог, - криво усмехнулась Ася.
- Я? – Герман удивленно посмотрел на собеседницу. – Пожалуй, что есть немного. Но в первую очередь я волшебник, и сейчас залечу вашу рану.
- Как? – оживилась женщина, в ее глазах зажегся огонек надежды.
- Да очень просто, - Герман широко улыбнулся, - я сейчас объясню вам, что самый главный дар Михаил и Павел уже получили.
- Я поняла вас, - голос Аси поскучнел. – Сейчас вы начнете рассказывать…
- Видите того мужчину, - Герман прервал свою новую знакомую и кивком указал на владельца собак. Тот уже купил пиво в ларьке и с удовольствием похмелялся пенным напитком.
- Ну вижу.
- Зовут его Виталий, ему сорок два года, второй брак, рак печени, умрет через одиннадцать месяцев.
- Таким не шутят, - рассердилась Ася.
- Увы, - вздохнул Герман, - к сожалению, я абсолютно серьезен.
- Но откуда вы знаете?
- Я же говорил, - укоризненно покачал головой мужчина, - вы имеете честь беседовать с волшебником. Он отдал бы все, что имеет, за возможность дышать этим чудесным воздухом, подставлять лицо под ласковые ладони ветра… Ну да дело не в этом, все люди смертны, тут уж ничего не попишешь. Но умирают лишь те, кто имел счастье родится в этом прекрасном мире. Правда гибнет лишь бренная плоть … душа же никогда не умирает!
Ася, как завороженная смотрела на чудного старика и постепенно до нее доходили слова странного волшебника.
- Да, Анастасия, - Герман впервые назвал ее этим именем. – Появившись лишь на миг на Земле, человек, вернее его душа, живут вечно. Но для этого надо, чтобы женщина выносила ребенка, а затем и родила, в муках и страданиях. Это трудно, но еще труднее воспитать ребенка, научить его человеческой морали и способности самостоятельно существовать в столь сложном мире. Как вам такое? Или вы еще хотите поспорить, что так ничего и не дали сыновьям? Сколько стоит такой дар, в какой валюте его можно измерить? – он торжествующе посмотрел на застывшую Асю. – А детей вы больше бить не будете, никогда, - уже тише добавил Герман, это было не просьбой, а констатацией. – Никогда.
Женщина еще несколько минут сидела неподвижно, затем подняла глаза и увидела, что скамейка возле нее пуста. Странный незнакомец исчез, оставив после себя лишь аккуратно сложенную пачку дорогих глянцевых журналов и пахнущих краской газет. Она задохнулась от неожиданной тоски, сердце жалобно защемило, сколько несказанных вопросов в миг созрело в ее голове.
Но уже через миг Ася опомнилась. Ведь волшебник обещал ответить только на один вопрос. Он выполнил обещание. Наверное, его ждут тысячи других отчаявшихся женщин и мужчин, нуждающихся в помощи больше ее.
Она легко поднялась со скамейки, мягко улыбнулась и взяв за руки детей не спеша пошла навстречу солнцу.