Нашей медсестре Анечке Шпильман в начале восьмидесятых было под тридцать, на несколько лет меньше, чем мне. Она отличалась довольно увесистыми формами, включая высокую, рвущуюся на волю, грудь и довольно выразительные бёдра. На лице запомнились пухлые губы и глаза, в случае волнения вылезающие из орбит. Последняя особенность меня даже завораживала, раньше мне не приходилось видеть такую игру природы. Анечку, как и доктора Сидорова, волновали деньги и сексуальные отношения. Молодые мужики из наших постояльцев, то есть больных, посмеиваясь, рассказывали, что Анечка набрасывается на них, как тигрица. На меня Анечка тоже предпринимала попытки наброситься, но я побаиваюсь агрессивных в сексе женщин. Моих сил и темперамента на них не достаёт. Кроме того, Анечка вызывала у меня оторопь своими, выпрыгивающими из засады, формами. Уразумев, что секса ей со мной не видать, Анечка решила со мной дружить. С этим я поделать ничего не мог и мы вели долгие разговоры на дежурстве. Иной раз я с трудом удерживал свои глаза, чтобы они не вылезли поближе к бровям, в точности как это происходило временами у Анечки.
Анечка была замужем и жаловалась мне, что жалеет и уважает мужа, но с собой ничего поделать не может. Однажды она даже предприняла эксперимент, кажется в Ялте, решила проверить как дорого она стоит в глазах мужчин, и на время отдыха (где при этом находился горемычный муж, не знаю) сделалась проституткой. Я конечно спросил: «Ну и как?», этого от меня ждала рассказчица. Анечка удовлетворённо констатировала, что её цена росла по мере накопления опыта и оказалась, по Анечкиным понятиям, очень даже удовлетворительной. Я, естественно, сдержался и не стал уточнять цифры, и так у меня уже от неловкости глаза ёрзали в орбитах. Но впоследствии Анечка удивила меня ещё больше разговором, никакого отношения к сексу и деньгам не имевшим.
Преподаватель йоги ей объяснил, что если она из мести хочет нанести астральный удар, то она должна выждать и не делать этого по горячим следам. Когда объект успокоится и потеряет бдительность, вот тогда и надо бить. Я не нашёл ничего лучшего, как с умным видом, вызывающим смутное впечатление моей многоопытности в данном вопросе, объяснить Анечке, что если объект защищён, то она может получить возвратный удар, вдвое превышающий по силе первоначальный. Анечка задумалась и на этом мы перешли на другую тему. Однако, в голове у меня разговор этот застрял основательно. Ничего себе, думал я, вроде бы нормальная девочка, ну на букву «б», с кем не бывает, но чтобы такое? Или она совсем не понимает что несёт? Или совесть уже окончательно упразднили? Я к ней начал даже присматриваться с опаской. Через некоторое время я пришёл к успокоительному выводу, что она попросту дура.
Прошло ещё несколько лет и я ушёл из нашего тубдиспансера, но Анечка уволилась ещё раньше. Она сказала мне, что уезжает с мужем в Израиль. Детей у неё кстати не было. Я потерял её из виду, но через несколько лет узнал от знакомого, случайно оказавшегося с её мужем в одном ульпане, что у Анечки вскоре после приезда обнаружили рак груди, сделали операцию, потом лечили, но не вылечили и чувствует она себя всё хуже, очень постарела.
В Израиле замечательная медицина, в совке она бы давно погибла. Больше я никаких сведений об Анечке не имею. Но иногда, вспоминая давний разговор, закрадывается мысль: а не явилась ли её болезнь результатом возвратного удара? Говорила-то она мне тогда про астральную месть очень даже серьёзно.