То взлёт - то посадка

Владимир Кабачков
То взлет, то посадка, то снег, то дожди.
Сырая палатка и почты не жди.
Идет молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь - Счастливо!
Приходишь - Привет!

   Смелые люди были во все времена, и они, собравшись духом, бросали вызов стихиям: переплывали моря-океаны, взбирались на опаснейшие горные вершины, преодолевали ни кем не пройденные маршруты … .
   И среди этих дерзких желаний выделялось одно: оторваться от земли и - Лететь!
   «Отчего люди не летают как птицы?» - любопытные, упорные и отважные пытались преодолеть этот барьер, поставленный перед человеком природой. У кого-то мечта сбылась, и его имя можно прочесть в любом справочнике. А многие за свою мечту заплатили самой дорогой ценой.
   Первые покорители воздушного океана делали всё сами: строили, пилотировали, ремонтировали и усовершенствовали свои аэропланы. На своих чертежах помечали все обнаруженные особенности управления аппаратом, ненароком создавая тем самым руководство по овладению чудо-птицей.
   Со временем в угоду богатым энтузиастам «пошли с потока» мелкосерийные самолёты. Тут уж без книжки по уходу за техникой и её пилотированию было не обойтись. И чем больше появлялось самолётов, тем длиннее становился печальный список жертв воздушной стихии, тем толще становилась настольная книжка авиаторов. А со временем она разделилась на две части, называемые ныне руководствами по лётной и технической эксплуатации. Лётный состав знает свою лучше молитвенника, технари свою тоже знают, но у них есть время почитать её при возникновении вопросов.
   Когда говорят, что каждое слово в Руководстве написано кровью, это надо понимать буквально: слово за словом, параграф за параграфом впечатывались сюда с одной целью – сохранить жизни. Каждая фраза была эхом какого-нибудь события.
   «Отчего самолёты летают и не машут крыльями?» - заезженная шутка студентов-первокурсников авиационного института. Авиация давно стала обыденной отраслью народного хозяйства: проектирование и производство самолётов, равно как их лётная и техническая эксплуатация и наземное обеспечение требовали непрерывной подготовки специалистов по каждой специальности. Каждый год институты и училища выдавали «на-гора» в отрасль необходимое количество молодых специалистов. На предприятиях их встречали с распростёртыми руками и крепкими объятиями (и три года не разжимали их, дабы молодой спец не сбежал). Такое простое в то время выражение как «гарантированное трудоустройство» воспринималось нормой. А нашедшие «по блату» тёпленькое местечко прикладывали массу усилий, чтобы не залететь на распределении в какую-нибудь глухомань. Вновь прибывших приставляли к опытным кадрам - наставникам, чтобы те научили их правильно работать, предостерегли от банальных глупостей и быстрее ввели в работу. Эта действенная школа преемственности была наработана десятилетиями и практиковалась во всех отраслях до последних дней Союза. Тогда не было распространено слово «профессионал», так как случайных людей на работу с авиатехникой не брали, все были профессионалами, говорили просто - «мастерство». А оно просто так никому не давалось.

   Был обычный рейс «Ашхабад – Красноводск – Москва». До Красноводска совсем недалеко – около часа. Там дозаправка, новые пассажиры – и на Москву! Всё как обычно.
   Ночные сумерки уже покрыли внизу землю, только на западе светился узкой полоской закат. Командир лайнера-труженика Ил-18 выполнил снижение и начал заходить по глиссаде на посадку. Видимость хорошая, огни взлётно-посадочной полосы сияют словно маяк родной бухты моряку на море. Дежурные переговоры с диспетчерами, привычные действия экипажа на посадке.
   Трудно сказать, что толкнуло командира взглянуть в боковое окно. Но увиденное холодным душем обдало всего его: горел первый двигатель! Горел ярко, как факел. Снопы искр вырывались из гондолы и, облизывая крыло, срывались в темноту.
Как долго уже развивался пожар, пока он его не увидел? Ведь по приборам никаких признаков отказа не было, не сработала и сигнализация о пожаре. Об этом даже думать не было времени. Вступили в дело отученные по инструкциям действия каждого члена экипажа: «Останов первого двигателя. Закрыть пожарный кран. Зафлюгировать воздушный винт. Включить вручную первую очередь противопожарной системы…». Шаг за шагом были выполнены все необходимые операции. Взглянув на левую плоскость, командир убедился, что пожар потушен. Из-за потери мощности выключенного двигателя возник разворачивающий момент, и его предстояло компенсировать работой педалями и штурвалом. Посадочная полоса всё так же манила к себе огнями, а было ощущение, что за эти секунды, потребовавшие отдачи от экипажа всей его сноровки, знаний и умений, лайнер не приблизился к цели ни на метр. Как будто время замерло.
   Сирена, этот звуковой сигнализатор опасности, взвыла через мгновение после переключения внимания экипажа на дальнейший процесс посадки.
   «Пожар второго двигателя!» - мгновенно доложил бортмеханик, реагируя на загоревшееся табло.
   Да, в этот поздний вечер судьба испытывала лётчиков строго. Датчики выявили начинающийся пожар по скорости нарастания температуры в гондоле двигателя и превышения ею порога. Очень важно загасить зародившийся очаг быстро, не дать ему развиться. И опять череда операций: останов второго двигателя, перекрытие крана, флюгирование винта. И, поскольку первая очередь пожаротушения уже использована, вторая пускается во второй двигатель только вручную. Если что-то пойдёт не так, тушить будет уже нечем. Причины возгораний абсолютно непонятны, а значит, стоит ждать любых неприятностей. А если бы это произошло на эшелоне?
   А полоса совсем близко. Ещё две-три минуты полёта на тянущих тяжёлую машину двух двигателях правого полукрыла и будем «дома». «Дома» - это значит «на земле». Но что такое «время»? Чаще всего, в быту, его нам «вечно» не хватает, а тут и три минуты – милость Божья. Три минуты, всего сто восемьдесят секунд, растянувшихся в бесконечную череду мгновений, из которых соткана наша жизнь.

   Звонок будильника, хоть и ожидаемый, вызывал скорей ворчание, нежели желание выскочить из тёплой постели и бежать на работу. Но тут уж ничего не поделаешь: сегодня начиналась пара рабочих смен. График назывался «два через два», то есть два дня работаешь по двенадцать часов и затем двое суток выходных. Из всех опробованных – самый лучший!
   Завтрак холостяка незамысловат: горячий чай и бутерброды с тем, что оказалось в холодильнике. А снабжение в те годы развитого социализма было спартанским, изобилием люди не были угнетены. Так что содержание охлаждающей кладовочки чаще вызывало почёсывание затылка, чем терзания в составлении утреннего меню. Общежитие («общага») располагалось в сотне метров от аэровокзала – небольшого здания послевоенной постройки. До работы идти минут пять, если через перрон. Или десять минут, если идти вкруговую через автобазу. В общем, выбор всегда есть. А сегодня захотелось побыстрей.
   Утро уже вступало в свои права, хотя окончательно ещё не рассвело. А затянутое сплошной облачностью небо лишь подчёркивало тусклость утра. Чёрная краска ночи ушла в прошлое, а белая краска дня ещё не коснулась земли. Так что налицо «буйство» ста оттенков серого. Картина получалась как чёрно-белая неконтрастная фотография, как смутное воспоминание, в котором определяющим являются прожитые эмоции, а подробности событий не так уж и важны. У здания аэровокзала не спеша ходили пассажиры. Поскольку жизнь в аэропорту только собиралась просыпаться, следовал простой вывод, что гуляющая публика – застрявшие из-за непогоды по трассе. «Непогода нынче в моде. Непогода, непогода». Наверняка тесный зал вокзала забит, и те, кому не повезло, всю ночь «нарезают» круги по привокзальной площади. Будучи в частых командировках, сам оказывался в подобной ситуации, так что и удивления не было. Воспоминание, как двойник реальности, пришло само собой… .
   Совсем недавно (с высоты Истории) он после зимней сессии полетел домой, в Ашхабад. Из-за задержки рейса привычный дневной рейс превратился в ночной. Пассажиры разместились поуютней в креслах турбовинтового Ил-18 в расчёте, что за четыре с «хвостиком» часа полёта смогут и выспаться. Первое время после взлёта сон ещё не успел взять своё, но многие были готовы отдаться в его объятья. Ровный гул двигателей заполнял салон, напоминая о скорой встрече с родными. Взглянув на часы, отметил: «Где-то в районе Харькова, пора бы и вздремнуть». Взгляд вдоль тихого салона, заполненного тусклым светом, и… резкий толчок, будто самолёт перескочил через невидимый бордюр на небесной трассе.
   «Ух ты!... О!...Ну… ты!…» - с каждым новым броском в голове проносилось непроизвольное междометие. Но это не была обычная болтанка. «Воздушные ямы», как бы ни были они неприятны, воспринимались как обычное явление. Тут же была ассоциация с телегой, мчавшейся по асфальтированной дороге и внезапно попавшей на разбитый вдрызг путь. Несчётные броски вверх-вниз, влево-вправо были хаотичными, самолёт буквально вздыхал и покряхтывал от них. Уже никто не спал, все пассажиры вцепились в подлокотники кресел и напряжённо смотрели вперёд.
Загорелось табло «Не курить! Пристегнуть ремни!». Точно что-то не так!
«Неужели ЭТО именно вот так и происходит?» - нехорошие мысли всё равно просочились.
   Сколько прошло времени? Минута? Полминуты? Да никто и не ответит: время растянулось до бесконечности. Было одно желание: чтобы всё побыстрее закончилось, причём - благополучно.
   Но вот всё стихло, так же резко, как и началось. Привычный гул двигателей вновь заполнил салон. Какое-то время ушло на то, чтобы «забыть» происшедшее. Кто-то, возможно, и уснул.
   А табло «Не курить! Пристегнуть ремни!» вновь загорелось. «Но ведь ещё рано! До Ашхабада ещё более часа,» - но удивление не успело оформиться, так как уверенный и спокойный голос стюардессы возвестил, что самолёт скоро произведёт посадку в аэропорту Красноводска. А рейс-то прямой! Посадка здесь незапланированная, вынужденная.
   Вот, вроде, всё и прояснилось: при попадании в турбулентность явных отказов не произошло, но у экипажа сомнения возникли, вот он и дотянул до ближайшего «своего» (в смысле территориальной принадлежности) аэропорта. Ночной аэропорт встретил авиапутешественников тишиной. Пассажиров высадили из лайнера и вывели в аэропорт. Кто успел, устроился в зале. Кто не успел, отправился изучать привокзальную площадь да время от времени подпирать своими спинами стены вокзала. Экипаж, скорей всего, осматривал планер, консультировался с Ашхабадом. Быть может, снимали самописцы. Какие мероприятия проводились, пассажирам знать не положено, а самолёт вылетел уже в светлое время. Кто тогда смог бы предсказать, что по распределению можно попасть в аэропорт, с которым познакомился при таких обстоятельствах? И в это пасмурное утро как не скажешь: «Картинка один в один»?
   Пройдя через калитку на перроне, буквально нос к носу столкнулся с отработавшим ночную смену авиатехником.
- Привет! Как смена прошла?
- Да вот. Как видишь…, - короткий кивок в сторону.
Там, напротив здания вокзала, на стоянке дремал Ил-18. Трапа не было. Видимо, уставшие пассажиры были с этого самолёта.
- В каком смысле?
- А ты посмотри на него, - и через пару секунд прояснил: движки зафлюгированы!
Точно! Непонятая поначалу несуразность увиденного проявилась тут же: винты двигателей левой плоскости стояли в положении «по полёту», то есть для минимального сопротивления набегающему потоку воздуха.
- Вчера вечером при заходе на посадку пожар первого и второго двигателей, - опережая вопрос, пояснил техник.
   Это было ЧП. Значит, машина «арестована», за пассажирами придёт борт, и будет комиссия для расследования, причём не маленькая.
   Ну а пока надо принимать смену. Что исправно, что неисправно, какие дефекты не устранены, план полётов на день. Ну и предстоящая работа комиссии тоже как бы не рядовое событие, пусть даже в сторонке от нас.
   За работой незаметно пришло время прилёта борта за застрявшими пассажирами. Комиссия оказалась действительно большой, и тут же приступила к работе.
   «Тебя вызывает начальник АТБ. И магнитофон прихвати,» - как бы между прочим сообщил начальник смены. Начальник АТБ – это начальник авиационно-технической базы, глава всех технарей.
   Значит, кассету речевого самописца уже сняли, теперь надо устроить её прослушивание. Зайдя в кабинет, подивился обилию высоких чинов. В те годы было не то чтобы чинопочитание, а скорей доверие обладателям погон с широкими лычками в их квалификации.
   «Подключи магнитофон и оставайся здесь, будешь управлять им,» - приказ начальника – закон для подчинённого, тем более интересно самому услышать, что происходило на борту.
   Подключил, поставил кассету, подогнали её к началу событий. Началась расшифровка. Тут надо пояснить, что бортовая аппаратура с тонюсенькой стальной проволокой для магнитной записи речи – это совсем не одно и то же, что кассетный магнитофон – только речь в сжатом диапазоне звуковых частот, без всяких музыкальных изысков. Какие-то фразы были вполне понятны, а некоторые вызывали недоумение у пилотов из комиссии, налетавших много часов за свою лётную карьеру.
«Тырпырмартнодж….,» - выдавал магнитофон. Члены комиссии переглядывались между собой и просили повторить фрагмент. «Стоп» - «назад» - «воспроизведение», и всё сначала.
«О! Он сказал: «то-то и то-то»,» - выдвинул версию один из них. Ещё раз прокрутили.
«Да, пожалуй что так,» - соглашались другие. А иногда не соглашались и слушали ещё и ещё.
   Вот так, шаг за шагом, вырисовывалась картина недавних событий, описанная выше. А оператора этого чудного магнитофона в тот момент волновало одно – как бы не порвалась от этих частых «старт-стопов» проволочка, ведь при восстановлении её (связывании двойным узелком) может потеряться то, о чём пока никто не знал.
Расшифровка речевого самописца закончилась. Но это было только внешней «прорисовкой» драматической истории. Причины происшедшего пока оставались скрытыми. Специалисты по планеру и двигателям, так называемые «слоны», осматривали двигатели. Специалисты по авиационному и радиоэлектронному оборудованию, называемые «спецами» или «рэсосниками», тоже осматривали матчасть и «прозванивали» цепи.
   Местные авиаработники не касались расследования и информацию о ходе расследования получали по «народному телефону».
   Первой, причём очень быстро, пришла разгадка пожара первого двигателя. Двигатель … не горел! Эффектное в ночном небе «горение» было связано с неисправностью электрообогрева лопастей воздушного винта. «Прохудилась» изоляция нагревательного элемента на корпус лопасти, а от проходящего через неё тока началось её возгорание, что и создало видимость горящего двигателя.
А что же со вторым двигателем? Тут причину нашли не так быстро, поскольку не обнаружилось никаких признаков отказа. После многих проверок нашли паразитную связь в электрических цепях: после приведения в действие первой очереди пожаротушения сигнал-паразит заставил сработать сигнализацию пожара второго двигателя.
   Вы можете сказать: «Как всё оказалось просто!». Да, всё просто, когда находишься на земле и острый клинок «Время» не вонзается в твою плоть.
   Любой современный летательный аппарат – сложнейший механизм, в котором нет ничего лишнего, и каждый винтик, каждый проводок - на своём месте. И нет мелочей ни в чём, каждая «мелочь» подготавливает или уже тянет за собой целую череду событий, связанных и с «железом», и с человеком внутри него.
   А многострадальный Ил-18 словно обиделся на нерасторопных людей, поставивших его на длительный прикол, и «встал в позу»: когда всё же привезли двигатели на замену, он «уронил» один из них. Уронили, конечно, люди, но выглядело всё так, будто это самолёт взбрыкнулся. Потому что ничто в мире не происходит без причин. Только мы далеко не всегда пытаемся выявить из-за чего произошло то или это, а смотрим на всё поверхностно.
   Каждый отрезок Истории приносит нам не только своих вождей и полководцев, но и своих конструкторов, пилотов, техников. Мы живём среди таких же людей как мы сами, со своими недостатками и достоинствами, и не всегда понимаем, что требовать «идеалов» вокруг себя (для облегчения ими нашей жизни) просто не от кого. Жизнь видится каждому в своём свете. В итоге одни выполняют свою работу в полном осознании происходящего, другие – только с прицелом на личный денежный результат, а кто-то – по принципу «тяп-ляп, авось проскочит!». Потому и живём именно так.
   «А у нас менталитет такой!» - отмахиваются многие. Очень удобная отговорка для тех, кому хочется лучшей жизни без прикладывания своих усилий. Видимо, много ещё у нас поклонников сказки «По щучьему велению». А сказочная жизнь всё как-то не приходит.
   Часто говорят: «Изменись сам, и мир изменится с тобой». Сказать-то действительно легко, а выполнить как? Ведь человек по своей натуре эгоистичен, и изменению, как подвигу, он готов подвергнуть незначительный штрих своего наилюбимейшего «Я». Но сделать для лучшей жизни надо гораздо большее. И делать надо день за днём, без выходных и отпусков. А тут под боком лень-матушка да взлелеянные свои пороки. Куда проще сказать: «У меня и так всё прекрасно!» и пробираться дальше наощупь через завалы хлама как в собственном доме, так и в своей голове.
   А лучшая жизнь всё манит и манит к себе, как огни взлётной полосы, которой надо достичь и продолжить полёт. Люди стремятся не только к повышению комфорта, поскольку это всего лишь ублажение физического тела, но и к улучшению отношений между собой. К тому, что на самом деле определяет выражение «Жить – хорошо!». И мы, упираясь изо всех сил в нынешний день, двигаем дальше неимоверно тяжёлый маховик с названием «жизнь». С надеждой ждём, что с нашими стараниями приходящий день принесёт нам новое, достойное, лучшее. И каждое утро, смотря в домашнее окно или иллюминатор самолёта на поднимающееся из-за горизонта солнце, мы произносим: «Приходишь…? Привет!».