Бродит Дед по огромной, пустой, гулкой квартире. Мы только переехали, небогатые пожитки свалены под окном - не окно даже, настоящая стеклянная стена.
Зимой она вся покроется разводами инея,
от холода не защитит,
но мы пока этого не знаем.
Время укладывать Саньку спать, а он исчез...
Бродит Дед по темному дому - лампочку только в коридоре успели ввернуть, в комнатах густеют сумерки.
-- Где мой Зайчик? Зайка, покажись!
Нет как нет Саньки, то ли спрятался в углу, то ли прикорнул на узлах.
Бабушка на уроке в вечернем ульпане - там изучают иврит, язык вообще-то древний, но для нас новый и непривычный. А Дед записался в утренний класс - так они с Бабушкой сговорились.
-- Чтобы я у него уроки не списывала, - объясняет Бабушка.
Дед школу окончил с золотой медалью, а Бабушка - с серебряной,
они это вспоминают всякий раз, когда спорят о чем-нибудь.
-- Ну куда тебе со мной спорить, - посмеивается Дед, - ты даже тригонометрии не знаешь.
В Бабушкином незолотом аттестате четверка по тригонометрии.
И зачем, спрашивается, филологу тригонометрия?
Сговорились заниматься в разные смены, пасти по очереди трехлетнего Саньку, в садик не отдавать. Чтоб не болел, чтоб родной язык успел впечатать. Потому что если Амос Хомский неправ, то схема родного русского очень скоро сменится совершенно другой.
Что и произошло - не сразу, конечно, и не так резко, как у других эмигрантских детей.
Никто особенно не занимался с Санькой,
и привезенные из Атлантиды прописи
Санькиной твердой рукой через пару лет сложились в самолетики,
и на крыле весеннего хамсина улетели в недалекий Ливан.
Мама на работе - Америка только проснулась и ждет, чтобы Мама наловила им жуков. Так ему вчера Амитай объяснял про работу: они втроем в домике на зеленой горе пишут программы и отправляют в далекую страну Америку. А в Америке в программах заводятся жуки, большие и маленькие. Мама, Иехезкель и Амитай втроем помогают американцам: ловят жуков, американцы их почему-то очень боятся. Санька вот совсем небольшой человек, но не боится ни жуков, ни пауков, ни муравьев. Мама научила его наблюдать за муравьями, различать маленьких черных и больших рыжих. Рыжие добрые и серьезные, как Дед, лучший Санькин приятель. Черные вредные, кусачие и драчливые, Санька их недолюбливает, на их тропе ставит камешки, а рыжим помогает изо всех сил, даже немножко манной каши давеча выложил. Рыжие радовались, быстренько кашу растащили и Саньку благодарили - качали головами, махали тоненькими ручками. Санька Маме все это нарисовал. Рассказывать ему трудно, рисовать - совсем другое дело. Поставил точку, сказал - вот муравей, Мама сразу понимает.
И вот эта Мама ловит себе жуков до глубокой ночи. Эта Бабушка учит глаголы и сопряженные формы. А этот Дед ходит в темноте и думает цитату:
-- Вот вы уехали на три года по делам и набросили мне на руки голодного ребенка...
Не на три года, всего-то на четыре часа Бабушкиного ульпана.
Не голодный вовсе ребенок, а туго наштопанный малоежка,
Бабушка, пока Мама не видит, бегает за ним с ложкой.