СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ
Книга 4: "Ландыши растут не только на Земле"
Глава 14. Свет далекой звезды
Свет стоял на коленях, не чувствуя, как мелкие камешки впиваются в тело. Он мог стоять так очень долго, но его ждали другие, и прежде всего Весна. Голова, что прижималась к огромной клыкастой морде пса, поднялась; глаза невольно округлились от изумления. Совсем рядом стояла, не решаясь прервать эту встречу, любимая девушка - такая же юная и прекрасная, как в тот день, когда он прощался с ней и другими друзьями перед воротами замка барона Гардена. Он готов был уже одним движением оказаться рядом, и заключить в объятия теперь Весну, которая несмотря на годы и расстояния ждала его... Но совсем с другой стороны донесся негромкий стон: "Свет!", - и наваждение отхлынуло, оставляя горькую правду. Девушка, что с любопытством смотрела сейчас на них с Волком, была удивительно похожа на первую любовь охотника. Но это была не она!
А Весна стояла рядом с плечистым мужчиной, на голове которого криво сидела корона.
- Сын!, - понял Свет, но бросился все таки к Весне.
Его совсем короткую заминку могли заметить разве что король с матерью; но Свет, остановивший было свой порыв, понял, с каким нетерпением ждет его объятий Весна - и вот ее почти не видно в крепком кольце его рук. Весна словно не ощущала, что на охотнике сейчас кольчуга. А может, у этого волшебного доспеха были и другие, неизвестные пока Свету свойства? Может, он мог вместе с хозяином дарить женщине всю нежность, всю теплоту, что никогда не исчезала из его сердца. Даже в те минуты, когда его страстно обнимали совсем другие руки.
И вместе с тем Свет вдруг понял - эти объятия совсем не похожи на нетерпеливый порыв влюбленной женщины. Скорее так могла прижимать к собственной груди мать, дождавшаяся наконец сына. И дело тут было совсем не в возрасте - хотя сейчас этих двух людей разделяли годы; даже десятки лет. Нет - сердце подсказало охотнику, что в эти самые годы между ними встал кто-то другой. И пусть сейчас этого "кого-то" рядом нет - Весна обнимала свое прошлое, но никак не настоящее и не будущее счастье.
И он не выдержал, шепнул, задавая откровенно провокационный вопрос:
- Если можно было бы повернуть время вспять; если бы все эти годы, что разделяют наш теперь - если бы можно было их стереть и начать жизнь сначала - только со мной и маленьким сыном. Ты готова пойти на это?
В его голосе любой мог бы прочесть, что Свет вполне возможен сотворить такое чудо, и Весна вдруг застыла в его объятиях. Она замерла, словно не в силах принять такой подарок, или...
Слабый женские руки отстранили от себя охотника, и серые, такие родные глаза посмотрели на него сначала с горечью, а потом с открытой улыбкой, с таким внутренней убежденностью, что он сразу поверил в искренность единственного слова:
- Нет!
Этого было для него достаточно. В этом слове, в этих глазах он увидел череду счастливых лет, когда подрастал и мужал их общий сын, когда рождались красавицы-дочки, когда рядом всегда был любимый мужчина. И Свет понимающе улыбнулся; он тоже не был готов отказаться от своего прошлого, ни от одного дня, ни от одного мгновения в нем.
Теперь в его объятиях оказался сын. И король тоже оказался в ауре волшебства, что дарят лишь кровные узы. Он почувствовал, что герой, только что с помощью сказочных крылатых ящеров спасший его город и его страну, сейчас просит у него прощения за то, что не был рядом все эти годы, что...
- Отец! - Владимеж что было сил сжал охотника в своих объятиях, словно питаясь той чудовищной силой, что исходила от героя, - мы так ждали с мамой тебя.
Он наконец оторвался от Света и оба посмотрели на Волка, который, наверное, был здесь самым счастливым существом. Пес теперь не отходил от Света ни на шаг. И в поле - где пока оставались драконы, и потом, в замке, куда унеслась Весна с дочерью и многочисленными прислужниками - пора было готовить праздничный пир. А королю со Светом надо было решить еще не одну проблему. И прежде всего - что делать с шеренгами воинов Двухглавого, которые бездумно хлопали глазами, опираясь на толстые древки копий.
Владимеж тяжко вздохнул, не добившись от ближайшего стражника никакой реакции ни на слова, ни на увесистый удар по щеке. Голова адепта Проклятого дернулась, но и только. Даже ярости не зажглось в глазах несчастного, отмеченного печатью.
- Неужели их ждет смерть?! - воскликнул он, оглядываясь на отца, и тут же отшатнулся, едва сдержав себя от крика.
Потому что вместо Света, который ухмылялся сейчас в сторонке, перед ним красовалась огромная изумрудная голова дракона. Вожак драконьего племени не разомкнул губ; не показал своих ужасных клыков и не уронил наземь ни капли всесжигающего пламени, но король явственно расслышал в своей голове его слова:
- Есть только один путь, по которому они могут вернуться назад, к жизни.
- И этот путь...
- Этот путь - смерть Двухглавого! - сурово ответил, так же не разжимая губ, дракон, - но эта смерть повлечет за собой гибель всего сущего. Как поступить правильно, я не знаю.
- А кто знает?
Оба - человек и дракон - не сговариваясь, посмотрели на охотника. А тот улыбнулся им совершенно безмятежно:
- А что, чуть что - сразу Косой, - сразил он обоих непонятной фразой.
Свет вздохнул с практически незаметной завистью - этому миру, как и его собственному, еще только предстояло приобщиться к шедеврам земной цивилизации. Правда для этого сначала надо было спасти этот мир. Почему-то это не вызвало очередного вздоха у охотника. Он решительно вклинился между двумя предводителями своих племен, оказавшись практически под самой мордой дракона.
- Я обещал избавить вас от проклятия Двухглавого, и я сделаю это... Только завтра - договорились?
- А сегодня матушка приглашает всех к столу, - это Рогнада, прибежавшая в сопровождении двух юных охранников, заставила и Света, и короля, и даже дракона изобразить улыбку.
Охотник раньше последнего спросил, бесцеремонно похлопав по громадной морде:
- Их тоже приглашает?
Девушка рассмеялась, словно рассыпав по полю звон хрустального колокольчика:
- Нашим спасителям пир готовят прямо здесь.
Она показала рукой туда, где действительно лилась кровь - первая с начала дня. Накормить полсотни драконов было совсем непросто; сейчас один за другим падали под острыми ножами быки. Рядом уже прогорали огромные костры. Жаркие угли готовы были принять целые туши. Драконы были созданиями достаточно деликатными; их вожак не стал говорить королю, что сырое мясо гораздо полезнее для драконьего здоровья и... просто-напросто вкуснее...
Проходя под нависшей над головой стеной - там, где проем в ней перегораживали толстые железные ворота, охотник недовольно поморщился. От одного из встречавших, скромно стоящего в стороне и не размахивающего, в отличие от всех остальных, руками, ощутимо несло... В общем, все походило на то, что этот человек не успел дождаться драконов-освободителей и обделался прямо в штаны. Хотя никаких видимых признаков этого не было видно. Только вот запах... Но его можно было стерпеть, учитывая то обстоятельство, что лицо этого человека, заросшее клочковатой бородой, и украшенное очками, которых в этом мире явно еще не изобрели, Свет уже видел раньше. Видел в компе Мыльникова, шагая под знойными лучами жаркого солнца Караханы. В компе утверждалось, что этот бородач был гением своего времени, сравнимым с Леонардо да Винчи и Эйнштейном. И звали его...
- Котовский? Сергей Васильевич?
Глаза за очками закатились, словно их обладатель собрался грохнуться на мостовую без сознания. Пришлось охотнику несмотря на запах шагнуть поближе и подхватить несчастного ученого. А тот еще не успел опомниться, когда следующие слова охотника погрузили его в еще более глубокий ступор:
- Беатрикс обыскалась вас, Сергей Васильевич. Что же вы бросили даму одну, в незнакомом мире?..
Свет расхохотался и пошел дальше, вслед за королем и Волком, пообещав землянину, что совсем скоро тот окажется дома; вместе с англичанкой.
Зал, в который привели охотника после того, как он с наслаждением смыл с себя дорожные пот и грязь, был совсем маленьким. Здесь собиралась по самым знаменательным датам королевская семья. После того, как отдаст дань положению на трапезе в огромном общем зале, конечно. Но туда Свет наотрез отказался идти. Почести, которыми его собирались одарить, были ему совсем не нужны. Другое дело сидеть вот так - рядом с людьми, ближе которых у него не было никого в бесчисленных мирах, и гладить по голове Волка, прислушивавшегося к его словам. Все были сыты - яствами, от которых ломился в начале ужина стол. Но словам и чувствам не хватало места ни за столом, ни во всей комнате. Король с Весной (прежде всего она) уже рассказали долгую историю своей жизни; теперь была очередь Света. Он был, как всегда, немногословен. А многое по вполне понятным причинам пропускал. Не стал скрывать лишь того чудесного мгновения, когда стал невольным свидетелем свадьбы Весны и короля Барундии. Глаза его названной невесты, так и не ставшей женой, словно говорили сейчас в полумгле:
- Вот если бы в то мгновение мне предложили бросить все и пойти за тобой!..
Потом Свет неожиданно окаменел лицом и сказал, обращаясь в пустоту, к стене, на которой ничего не было:
- А завтра я выполню обещание, что дал драконам, и уйду из этого мира. Уйду навсегда... Если только вы не позовете меня.
- Как уйду?! - вскочили Весна с королем, а вслед за ними Рогнада, - куда?
- А как же мы, как Волк? - тихо добавила Весна.
- У вас своя жизнь, - горько улыбнулся охотник, - в которой я лишний (он поднял руку, останавливая бросившуюся было к нему королеву), а Волк... Нет больше Волка. Он дождался меня и умер.
Весна все таки бросилась вперед, и Свет теперь не препятствовал женщине, которая потеряла сейчас воплощение всей свое прежней жизни. А следом и король, и принцесса склонились над телом четвероногого друга. А Свет тянул и тянул время, давая им возможность проститься с Волком. Наконец он отодвинул и Владимежа, и заплаканную Весну и подхватил громадное тело так же легко, как когда-то давно на берегу Русинки таскал маленького щенка. Он шел, пинками открывая двери длинной анфилады, пока не вышел во мрак ночи. Звезды густо усеяли небосвод. Никакой луны у сейчас не было, но Свет уверенно шел вперед - сначала по каменным дорожкам, потом по мягкой траве, словно всю жизнь провел в этом дворце. Наконец он остановился; к изумлению короля - как раз у дерева, что засохло совсем недавно.
Охотник бережно опустил тяжелую ношу на траву, рядом со скамьей, и вытянул из за спины мечи. А потом королевской семье и толпе прислужников, что росла и росла за их спинами несмотря на глубокую ночь, пришлось отступить назад, от сплошной стены острой стали, что обрушилось на несчастный дуб. Король все таки бросился к отцу, чтобы помочь ему собрать костер, на который бережно водрузили Волка. Он лежал памятником себе, положив голову на мощные лапы, и свежий ветерок шевелил густую седую шерсть на его затылке - словно пальцы Света продолжали ласкать верного пса.
Свет именно об этом подумал, немного отступив от будущего кострища. Он действительно только что потрепал в последний раз Волка по голове, а потом, посмотрев на указательный палец, горько усмехнулся, запечатлевая эту картину перед собой навсегда в своем сердце. В тишине ночи прозвучали непонятные всем, включая самого охотника, слова, и из пальца на сухие дубовые поленья обрушилась струя пламени, сравнимая с драконьим. Огонь сразу закрыл все - и поленья, и Волка. Он разогнал тьму вокруг, а еще - заставил в мистическом страхе отступить людей. Лишь сам Свет стоял совсем рядом до конца, до того мгновенья, когда последняя искорка погасла, вернув ночи ее права. Точно так же он стоял когда-то у догоравшего дома в родной деревне, провожая глазами, полными слез, души родичей, которые исчезали в небесах вместе со светлым дымом.
Охотник достал из-за пазухи какой-то сверток, в котором Весна с изумлением узнала свой собственный платок - тот самый, который охотник унес в свое путешествие, затянувшееся почти на четыре десятка лет. Платок был мал; но пепла, что оставил после себя костер, было еще меньше. Свет собрал каждую крупинку; получившийся узелок он бережно спрятал на груди, пообещав Весне, а скорее самому себе:
- Захороню его в Русинке.
Он сказал это так буднично, вполне уже спокойным голосом, что королева втайне ужаснулась - стоявшему рядом с ними человеку действительно не было места здесь; разве что на совсем короткий срок. Его место было среди звезд, на новых планетах. Утром Весна нашла на пожарище, у которого Свет в одиночестве провел остаток ночи, сухой букетик ландышей...
Кот, он же Сергей Котовский, отчаянно трусил, хотя старался не показывать этого. Ему было привычнее совершать прыжки в безвоздушном пространстве - там он хотя бы знал, какая сила заставляет звездолет нырять в ноль-пространство, а затем выныривать из него - в невообразимой дали. А что заставляло парить в небе эти громоздкие изумрудные, бирюзовые, золотистые туши, на одну из которых ему сейчас предложили сесть.
- Без этого никак нельзя? - схватился он за рукав охотника, который уже простился с Весной - в замке, из которого королева так и не вышла.
Впрочем сейчас она наверняка подглядывала в какое-то из окошек - в этом Свет был уверен. Он даже знал в которое - в то, на третьем этаже, где за занавесью смутно темнел женский силуэт. Точно так же юная воспитанница Великого герцога Гельма когда-то выглядывала, когда не менее юный Свет выходил на свой первый поединок на турнире франских рыцарей.
- Нельзя, - сурово повернулся он к землянину, - сюда я возвращаться не буду.
Он махнул рукой в сторону окна, прощаясь, а может оставляя этим жестом здесь частицу своего сердца. В следующее мгновение огромный дракон взмыл в небо. Стая летающих ящеров сделала круг над Старградом и взяла курс к далекому острову. И вел их туда Свет. Он поставил на службу себе, и этому миру проклятье, что наложила когда-то на него знойная темнокожая амазонка. Нить, что должна была связать его с Серебряным шаром, как называли люди Первородное Яйцо драконов, действительно существовала. И сейчас ока съеживалась с каждым взмахом могучих драконьих крыльев, показывая, что до заветного острова остается все меньше и меньше пространства водной глади.
Патриарх несмотря на волнующий момент, который он приближал с каждым взмахом крыльев, был настроен очень благодушно. Может, причиной тому была обильная трапеза, которая в их кругу тоже закончилась далеко за полночь. Но чем ближе становился остров, тем меньше воспоминаний о гостеприимной столице Барундии оставались в голове дракона, а значит, и у Света, который сейчас полностью настроился на предстоящую битву. Вопрос, на который пока не было ответа, не давал им обоим покоя, какими бы уверенными они не выглядели вчера. И вопрос этот - как победить Зло так, чтобы оно не утащило с собой в бездну Добро? Ибо изначально эти две ипостаси драконьего яйца были одним целым.
- Дело даже не в этом, - вздохнул Патриарх, взмыв несколькими взмахами крыльев над стаей, - точнее не только в этом. Главное - Яйцо, лишенное разумного начала Двухголового, пойдет вразнос. Неисчислимые силы, что копило оно в том числе... от каждой загубленной жизни, высвободятся разом. Для космоса, откуда ты пришел, и куда уйдешь, это будет просто эпизодом, о котором звезды быстро забудут. А наш мир исчезнет. Исчезнет, если мы не найдем, куда девать эти силы. Ты не найдешь.
Охотник, сжав коленями толстую шею, отчего патриарх недовольно заскрипел, засмеялся, обозревая бескрайнюю синеву океана под ними:
- Я уже нашел! Нашел, куда девать силу Серебряного сердца. Кажется так называют ваше Яйцо амазонки, которым вы великодушно подгоняете племенных самцов - они же ходячие бифштексы.
В ответе Патриарха совсем не чувствовалось вины.
- И это тоже часть ритуала, без которого Яйцо не смогло бы держать в себе силы, сравнимые с рождением звезд. Потому что без них - без концентрации похоти и голода, что дают Двухголовому игры амазонок, как ты называешь жриц Проклятого, он давно бы уже издох, а вместе с ним и защита Яйца.
- А что дают ему кровь и страдания жертв, что приносят его жрецы? - помрачнел Свет, - зачем они заливают кровью целые страны?
- Надежду. Они дают Двухголовому надежду, что он сможет превзойти собственной силой свою светлую половину - Яйцо, которое люди действительно называют Серебряным сердцем.
- И сколько нужно жертв, чтобы это произошло? Если это вообще возможно?
- Возможно, - чуть помедлив ответил дракон, - как только будет принесен в жертву последний человек этого мира. Этого, как ты понимаешь, мы допустить не могли.
Впереди что-то неразборчивое крикнул другой дракон. Патриарх однако понял, потому что выдохнул, понятно для охотника:
- Остров Яйца и Двухголового!
Над этим прибежищем Добра и Зла стая сделала несколько кругов, постепенно сужая их, и опускаясь к поверхности океана. Волн в этот спокойный день почти не было, и Свет был готов спрыгнуть со спину Патриарха, как только тот заденет крылом невидимую преграду, тысячи лет охранявшей остров. Но еще на драконе, только собираясь прикоснуться к главной тайне этого мира, он успел разглядеть эту твердь, которую кто-нибудь из гениальных землян - тот же Данте - мог бы описать, как врата в рай, или ад; с какой стороны смотреть. Сам охотник предпочел смотреть глазами обычного человека; он видел сейчас голые камни, на которые лениво накатывали волны; полное отсутствие какой-нибудь жизни. Даже пары чахлых пальм, какие на земле можно встретить на любом, самом удаленном острове, тут не было.
А посреди этой тверди действительно ослепительно сиял солнечным пламенем шар, который кто-то из храбрых мореплавателей когда-то романтично назвал Серебряным сердцем. На его фоне практически не была заметна темная тень, обвивавшая Яйцо в несколько витков. Преграду, подобную той, которую охотник буквально продавил собственным телом на острове древних германцев, здесь было видно. Эта пленка, задев которую крылом, передний дракон жалобно закричал и отскочил назад, сделав немыслимый кульбит, для Света сейчас предстала огромной радугой, накрывшей весь остров. Она буквально дышала энергией. И ее было так много, что Свет, стоя на плече Патриарха, дрожащего, но стоящего в считанных сантиметрах от этой преграды, не решился прыгнуть сразу сквозь нее, не проверив сначала на прочность. У него были инструменты для такой проверки - два меча из сталенита, которые прежде не знали преград ни в мертвой, ни в живой материи. И сквозь эту живую энергию они прошли внешне очень легко, вызвав лишь сполохи, подобные северному сиянию. Теперь защитный экран покрылся радужной расцветкой столь плотно, что Свет не видел ни Яйца, ни Двухголового монстра, ни даже лезвий своих мечей. Но последние он мог осмотреть, потянув на себя рукояти, что он и сделал. Увы - кроме этих рукоятей от мечей ничего не осталось. Он не стал рисковать другим наследием предка. Напротив - снял с себя волшебную кольчугу, которая заняла свое место в дорожном мешке, рядом со шлемом. Там же сейчас был и парадный славинский костюм, и наряд парсийского героя. На эту битву - самую страшную из всех, что пришлось ему пережить, Свет вышел в том самом костюме, в котором когда-то покинул родную деревню. А из оружия у него был обычный нож, которым его отец добыл последнего в своей жизни зверя.
Вот так - налегке - он и спрыгнул со спины Патриарха, сразу отрезав от себя все прошлое. В мире, в котором он оказался, было только настоящее, был только океан энергии, который разорвал бы любое тело, не защищенное той самой пленкой. А еще - были две пары глаз, который окружили его со всех сторон, и втягивали в себя, обещая даровать будущее. Бессмертное будущее. И они преуспели бы - в любом другом случае, кроме того, что сейчас предстал перед Двухголовым. Потому что у Света такое будущее, обещанное заклятием Тагора, уже было. Проклятому нечем было прельстить душу охотника, и он в какой-то момент понял это, попытавшись со стоном отступить.
Тщетно! Впервые в этом мире, вмещавшем в себе целую вселенную, прозвучал живой человеческий голос:
- Куда?! А вот так, по честному - грудью в грудь; клыком против стального зуба - слабо?!
Двухголовый обернулся на месте; немыслимо быстро его длинное тело начало обвиваться вокруг охотника. До тех пор, пока это позволял делать сам Свет. Мягкий сапог, когда-то сшитый дядькой Радогором, прижал тонкий кончик хвоста к камню, а две руки ухватили за шеи. Третьей руки у охотника не было; достать нож было нечем. И тогда он призвал на помощь всех, кто мог поделиться с ним силой. Железные пальцы сжимались на горлах пресмыкающегося Двухглавого, не ощущая боли, что нес им истекающий из пастей яд. А перед глазами Света поочередно проходили люди, ради которых он сейчас и стоял, попирая ногами камень запретного острова. И первым среди этой длинной череды шли отец с матерью. Этот поток был бесконечным; абсолютное большинство лиц было ему незнакомо. Лишь когда среди них он увидел того самого дикаря, которому снес голову в шатре амазонок, он понял, что это идут, отбирая свою силу у двухголового и даруя ее Свету, жертвы этого жестокого мира.
Голова у этой тени была на месте, как и глаза, одним из которых он неожиданно подмигнул. И это стало переломным моментом - в буквальном смысле. Свет с почувствовал, как под руками что-то хрустнуло и Двухголовый повис тяжким грузом в его руках. Он медленно разжал сведенные до судорог ладони, но легче от этого не стало. Теперь на него обрушился мир Проклятого - так же, как когда-то очень давно память и знания чародея Узоха. В нынешнем даре, неподъемном для любого другого, не было осмысленности. Было только сгусток чувств и чаяний бесчисленного числа разумных существ, которыми питался этот страшный двухголовый монстр. И не все желания принадлежали погибшим! Двухголовый обладал даром присасываться ко всему, до чего однажды дотягивался. И теперь Свет знал, почему так не хотел оказаться в этом мире его звездный друг, Странник. Он уже был однажды здесь, вместе с инсектами; и с тех пор Двухголовый - словно гигантская пиявка - тянул и тянул из Странника жизненную энергию. Как он это делал, и как этот океан энергии мог уместиться в небольшом, ограниченном радужным пузырем пространстве, Свет не понимал, и понимать не хотел. Он знал одно - сейчас его далекий друг близок, как никогда. И он позвал его:
- Странник!
Друг отозвался на его призыв болезненным стоном; словно в его смертельно больном сердце в очередной раз кольнуло. И тут же этот стон, который длился тысячи лет, сменился ликующим воплем:
- Свет! Это ты?!
- Я, дружище, - обрадовался не меньше Странника охотник, - у меня есть для тебя подарок.
- Подарок?! Ты подарил мне имя. Что можешь ты дать еще? Знания, бессмертие, возможность бывать там, куда поведет меня мысль? Все это у меня уже есть!
- У тебя нет собственного тела! - усмехнулся охотник, - все то, что ты демонстрировал прежде, было чужим - ты улыбался чужими глазами, катал меня среди звезд на мотоцикле, сработанной из чужой плоти, а теперь - готов ли ты быть не просто сгустком энергии, а существом разумным и тварным, которое, быть может, когда-нибудь сможет не только понять, но принять в себе такие чувства, как любовь?
- Любовь.., - растерянно и чуть восторженно выдохнуло пространство, по-прежнему ограниченное радужным пузырем.
И Свет принял это как согласие. Он нагнулся над яйцом - таким маленьким, и чудовищно тяжелым. Казалось, ничто не способно поднять на руки это вместилище добра и других светлых чувств целого мира. Но охотник не думал о том, сколь непосильную ношу он собирается оторвать от камня. Он просто ухватился за теплый серебряный шар, по которому тут же побежали перламутровые разводы, прежде неподвижные, и протянул его пространству, которое сейчас заполнил собой Звездный Странник. И шар вдруг заискрил, стал расплываться по этому пространству, принимая какую-то непонятную пока форму. Он истончался с каждым мгновением, стремительно уменьшаясь сначала до размеров футбольного шара; потом снежка, которых этот мир никогда не видел; наконец он стал размером не больше наперстка и... даже острый глаз охотника не смог различить ничего там, где в последний раз сверкнула ярчайшая искорка. Зато перед Светом стоял теперь дракон - огромный, оставивший ему совсем мало места на острове. Он был прекрасен не только своей дикой грацией и мощью, но и чудесной кожей, которая вобрала в себя и серебро Яйча, и его меняющиеся постоянно разводы, и - наконец - весь радужный спектр защитной оболочки, которая вдруг лопнула и истаяла, когда Странник-дракон расправил крылья и задел ими непробиваемую прежде защиту.
Король Владимеж стоял на том самом месте, где он собирался встретить врага - не далее, как вчера утром. Теперь врага не было. То, что осталось от него, стояло сейчас длинными шеренгами неподвижных воинов. Даже отсюда, с высокой стены, Владимеж узнавал некоторых из них. Когда-то они были его подданными; кто-то ходил с ним в походы; единицы, бывшие бароны, поднимали вместе с ним кубки в честь прошлых побед.
По рядам воинов вдруг пробежала дрожь - одна на всех, словно эта толпа, совсем недавно бывшая грозным войском, сейчас стала единым организмом. А потом распалась на тысячи частей, и каждая из них - король сразу понял это - была живым человеком. Они сами еще не поняли это, а Владимеж наполнился ликованием.
- Спасибо, отец! - воскликнул он и сорвался с места, чтобы найти Весну - ту, что верила в чудо больше самого короля.
Он знал где ее искать; видел, как она после скромного завтрака ушла вместе с дочерью в парк. Там, на скамье у пожарища он их и нашел. Весна и Рогнада не сразу заметили его; не услышали его шагов, достаточно шумных - ведь король почти бежал. Какая-то сила заставила его перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться за спинами королевы и принцессы. Остановиться, чтобы не разрушить грубым вторжением еще одно чуда, что сейчас творилось на поляне. Пожарища практически не было видно. Оно все заросло какими-то растениями с широкими, тянущимися к солнцу листочками. А еще выше тянулись вверх столбунцы с зелеными пока зачатками цветов. И именно в то мгновение, когда Владимеж готов был дотронуться до плеча матери, чтобы рассказать о том, что отец уже выполнил свое обещание, что мир свободен и от Проклятого Двухголового, и, быть может, от других напастях, о которых люди не подозревали... Именно в это мгновение первый зеленый бутончик лопнул, явив миру белоснежный цветок. Потом - так показалось королю - мир взорвала целая очередь громких, и в то же время нежных щелчков - это раскрывались тысячи других цветов, накрывая вчерашнее пожарище белым ковром, а всю поляну тонким, ни с чем не сравнимым ароматом.
- Что это, мама? - прошептали губы Владимежа совсем другие слова, - что это за чудо?
- Ландыши, - тоже прошептала, не оборачиваясь, Весна, - простые ландыши, которые теперь растут и на нашей земле...
Радужная преграда не лопнула, не рассыпалась мириадами острых осколков. Она в одно мгновение впиталась в кожу огромного дракона, явив его перед сородичами. И стая невольно вспорхнула, подобно воробьям, которых спугнули неосторожным движением, и снова закружила вокруг свободного от зла острова. Теперь в общем гаме, что без всякой команды подняли все без исключения ящеры, Свет без труда читал ликование. Лишь единственную искорку непередаваемого ужаса, смешанного с еще более великим восторгом смог различить он в этом океане бушующих эмоций. Сергей Котовский по прежнему сидел сейчас на одном из драконов и орал, в отличие от крылатых победителей, в полный голос - так что его было прекрасно слышно внизу.
- Куда мы теперь? - опустил наконец голову вниз Странник.
Вся его фигура выражала сейчас нетерпение - он хотел мчаться вперед, обгоняя звезды в их бесконечном странствии. Желание покрасоваться, показаться в новом обличье так явственно проступило на драконьей морде, что Свет не выдержал, рассмеялся.
- Куда? - сначала на Землю. Надо отправить домой двух загостившихся здесь путешественников. Ну и самим навестить кое кого.
Теплая волна заполнила грудь охотника - он вспомнил о Насте Соколовой, о той, что ждет его вместе с маленьким сыном. И опять дракон вторгся в его мечтания:
- А потом?!
- Потом?.. - Свет опять засмеялся, представив себе, как будет рассказывать сыну удивительные истории о приключениях охотника из деревушки, затерянной в дремучих лесах на берегу тихой речушки, и как мальчик будет вот так же нетерпеливо теребить его за рукав: "А потом?!".
- Потом нас будут ждать другие миры, другие люди; другие битвы и новые победы. Вон там, - он резко дернул рукой вверх и два друга - человек и Звездный дракон - подняли головы, чтобы увидеть подвластное только им.
Увидеть свет, что уже летел к ним, пронзая пространство, от далекой звезды...