Глава 29
– Сегодня пятнадцатое октября, – сказала Лида. – Тебе это ни о чём не говорит?
Они недавно приехали домой, и после ужина она устроилась с книгой на диване в гостиной. Муж сидел тут же и что-то писал в тетради на журнальном столике.
– Полгода со дня взрыва? – отозвался он. – Сегодня на совещании мы подводили итоги.
– Ну и как? – спросила она. – Не думают тебя турнуть и поставить кого-нибудь помоложе?
– Попалась неинтересная книга? – поинтересовался Алексей. – Подожди, сейчас закончу и уделю тебе внимание.
– Кстати, по поводу книги, – сказала жена. – Ты у нас весь в делах и заботах, поэтому мог не заметить. За эти полгода не написано ни одной нормальной книги и нет новых фильмов. Показывают заснятое раньше. Вы не разогнали киностудии, а заодно и Союз писателей?
– Что ты подразумеваешь под нормальными книгами? – спросил Алексей, закрывая тетрадь. – Я давно не читал ничего художественного.
– Сейчас всем тяжело, – сказала Лида. – Материально большинство живёт не намного хуже, чем раньше, но всё-таки люди лишились не только лета и солнца, но и свободы передвижения, да и вообще не могут себе позволить делать многое из того, что было доступно совсем недавно. Все понимают, что с природой не поспоришь, и не винят вас в этих бедах, наоборот, вам благодарны, но это понимание не делает их счастливей, а тут ещё упадок творчества. А ведь людям нужно не только работать, им нужно отдыхать! Я имею в виду не отдых в кровати, а развлечения. А у нас из всех развлечений остался один телевизор, по которому крутят старые фильмы и концерты. Ну и библиотеки, в которых чем дальше, тем труднее найти что-нибудь новое и по-настоящему интересное. Обратился бы ты, что ли, к творческой интеллигенции. Для чего мы их кормим? Сейчас нужно выпускать больше комедий и книги, которые будут читать ночи напролёт, а у нас тихо, как на поминках. Или кто-то считает, что если где-то в мире умирают люди, то и нам неприлично смеяться? По-моему, это глупо. Мы им помогаем, но сами-то живём нормальной жизнью! Или нам и любовь отменить? Она ведь тоже приносит радость.
– Займусь, – пообещал он. – Раньше было не до развлечений, теперь уже стало полегче. Долго ли только протянется затишье?
– А чего ты ждёшь? – спросила Лида.
– Как чего? – удивился Алексей. – Последней волны беженцев. Американцы закончились во всех смыслах, теперь скоро побегут те европейцы, которые доедят продуктовые запасы и смогут до нас добраться. Мы приняли всего тридцать два миллиона, думаю, что придёт ещё столько же, и приём растянется на больший срок, так что устраивать людей будет легче.
– А что слышно в мире? – поинтересовалась Лида. – В выпусках новостей всё говорится только по Союзу, где что построили, да о погоде, которая не меняется. Их уже почти никто не смотрит.
– Так мы сами мало знаем, – начал оправдываться Алексей. – С Китаем так и не выяснили, почему они не полезли на наши границы. А ведь там не могли погибнуть все сразу. Индийское правительство, видимо, потеряло контроль над ситуацией. Мы так и не смогли с ними связаться.
– А с Австралией?
– Связались. Знаешь, что они ответили?
– Откуда мне знать? – ответила жена. – Я не работаю в министерстве иностранных дел, а в секретариате женщины болтают о своих мужьях, а не на служебные темы.
– Они посоветовали нам больше заниматься своими делами и меньше лезть в чужие. Мы ответили, что они нам и на фиг не нужны, так что больше не побеспокоим. Ты должна знать о том, что бразильцы скоро запустят первый реактор. Излучатели мы им поставили ещё на три. Думаю, что они сохранят четверть населения, если не начнутся войны с соседями, у которых дела намного хуже. Кубинцы собирали в США продовольствие, пока не закончилась навигация. Сейчас в океане полно льда, а у американского побережья километровый припай. Но им вроде должно хватить. С Канадой связи нет. Наверное, у канадцев уцелело несколько общин, а центрального правительства нет. Их с одной стороны долбанул вулкан, да ещё сверху побрызгало кислотой, а с другой навалились льды. По арабам и Израилю глухо. Никто не отвечает, а приборы отмечали толчки, характерные для взрыва ядерных боеприпасов средней мощности. Да и без войн в этом регионе не было больших запасов продовольствия. В Юго-Восточной Азии не отвечает ни один из наших информаторов, а в Чёрную Африку никого не посылали. На нашей территории ещё осталось несколько посольств, но и у них нет никакой связи со своими. В Европе всё плохо. Подвела их хвалёная демократия. Немцы должны выжить, а поляки уцелеют, если небольшая группа во главе с правительством запрётся где-нибудь в крепком месте и пошлет всех остальных... далеко. В других странах сохранятся небольшие группы людей, наложившие лапу на продовольствие и захватившие электростанции. Остальные, которые не перемрут, скоро окажутся на наших границах. Мы к этому готовы. Опыт приобрели, уже прибывших беженцев расселили и пристроили к делу и увеличили энергетические мощности и производство продовольствия. Вот тебе и все новости. Как только закончим с беженцами, министерство иностранных дел вообще упраздним. Что тебя ещё интересует, погода? Снегопады пошли на убыль, но мы всё равно переводим весь транспорт на воздушный. Сначала грузовой, потом пассажирский, а когда окончится зима, начнём в большом числе выпускать и личный. Возможности для этого есть.
– Вы собираетесь вскрывать запасы продовольствия в мерзлоте? – спросила Лида. – Там много самых разных продуктов, а мы, когда закончатся овощи, сядем на кашу с мясом.
– Мы пока израсходовали меньше трети текущих запасов, – возразил Алексей. – Потерпите немного. Однообразие – это не голод. Продовольствие будем перебрасывать воздухом, а грузовые «Ковчеги» только начали сходить с конвейера.
Разговор прервал сигнал вызова по коммуникатору.
– Что случилось, Алексей Павлович? – спросил он министра иностранных дел. – Вы не звоните ко мне домой по пустякам.
– В очередной раз побеспокоили американцы, Алексей Николаевич, – сказал министр. – По правительственному каналу позвонил один из заместителей командира Стратегического командования Вооружённых сил США генерал Зак Александер. Во время катастрофы он оказался на КП объединенного космического командования в Шайенне, потому и уцелел.
– И он хочет сдаться именно мне?
– Он не информировал меня о своих намерениях, – улыбнулся Алексей Павлович. – Переключать на ваш канал?
– Давайте, – вздохнул Алексей. – Только подождите минуты три, пока я поменяю халат на что-нибудь более презентабельное. Переключите по сигналу готовности.
Он переоделся и повернул комм так, чтобы Лиде был виден экран, но она сама не попала в объектив камеры. Генерал Александер оказался мужчиной лет пятидесяти, с грубыми чертами лица и густыми, обильно усыпанными сединой волосами. На связь он вышел, надев не мундир, а цивильный костюм.
– Рад вас приветствовать, ваше превосходительство! – сказал он Алексею, коротко кивнув. – Надеюсь, я не сильно оторвал вас от дел?
– Здравствуйте, генерал, – поздоровался Самохин. – Вы оторвали меня от отдыха. Я ждал вашего звонка месяца через три-четыре. По нашим расчётам, у вас ещё должны оставаться продукты. Что-то случилось? Что вы на меня так смотрите? Удивлены? А к кому вам звонить, как не к нам? Смешно, ей богу! Американские военные, которых готовили в качестве наших противников, ищут у нас же помощи и поддержки. Вы не первый, генерал. Весь ваш Седьмой флот уже четыре месяца стоит во Владивостоке. Точнее, бывший ваш, теперь он уже наш. Хорошо, что адмирал Виллард увёл Шестой флот не к нам, а в Австралию! Ладно, выкладывайте, что у вас.
– А как к вам попал Седьмой флот? – спросил Александер.
– Его сдал адмирал Крейг. Была альтернатива – плыть в Австралию, но он оказался умным человеком. У вас, в отличие от него, никакой альтернативы нет. Я ответил на ваш вопрос? Тогда ответьте и вы на мой.
– Продукты у нас есть, хоть и немного, – сказал Александер. – Я подождал бы два месяца, чтобы не обмануть ваших ожиданий, но заканчивается продовольствие у расчётов шахтных пусковых установок. Я не могу вывезти их своими силами и не знаю, как себя поведут эти люди перед лицом смерти. Большинство неполадок, вызванных извержением, мы ликвидировали...
– Можете не продолжать. Знаете, почему вы ещё живы? Нет? Тогда я вам расскажу. Мы так и думали, что вы займётесь ремонтом и сможете восстановить до половины установок. Кое-кто предлагал стереть с лица Земли вашу гору, а заодно и все шахты с ракетами. Потратить немного уже ненужных нам ракет и обеспечить себе полную безопасность.
– Тогда почему?
– По нескольким причинам. Выпущенные в нас ракеты нетрудно было бы уничтожить, да и не верил я в то, что вы решитесь на такую самоубийственную глупость. Поэтому не хотелось начинать первыми и ещё больше загаживать этот мир, которому и без того немало досталось. Я был уверен, что вы с нами свяжетесь, так и вышло.
– И что вы мне ответите?
– Сколько у вас людей?
– У нас около четырёх с половиной тысяч человек, из которых на командном пункте тысяча двести. Остальных нужно собирать с большой территории, а у меня нет для этого средств.
– Я думал, что у вас их намного больше, – удивился Алексей.
– Много шахт оказались разрушенными, – объяснил Александер, – а кое-где люди пытались спастись самостоятельно.
– К вам вышлют пять десантных машин, – сказал Алексей. – Лететь они будут часов десять-пятнадцать, в зависимости от ветра. Вас заберут за один раз. Учтите, что командный пункт должен быть разрушен. А перед сбором ваших людей прикажите им отключить все системы и максимально затруднить к ним доступ посторонним. Ваша гора заминирована или нам нужно везти всё необходимое для подрыва с собой?
– У нас предусмотрена ликвидация объекта, – ответил Александер, – но я запущу её только после того, как вы соберёте всех людей. Сигнал можно подать и дистанционно. Что вы можете нам обещать?
– То же, что и всем остальным, – жизнь! – сказал Алексей. – И не где-то в изоляции, а в нормальном человеческом обществе. Только имейте в виду, что сначала пройдёте тесты и вас осмотрят медики. Мы должны знать, что собой представляют ваши люди. Может быть, они давно свихнулись от одиночества и лишений. Не бойтесь, мы не бросим и таких. Если не получится с лечением, поселим отдельно. Учитывая важность того, что вы нам оставляете, вам пойдут на уступки.
– Когда за нами вылетят?
– Завтра часов в девять утра по Москве. И имейте в виду, что вам не удастся захватить машины: в них будут десантники. К тому же побережье сковано льдом, так что вы не сможете воспользоваться кораблями, а «Ковчеги» не дотянут от США до Австралии. Говорю для того, чтобы знали и не строили несбыточных планов. Кроме того, ничего хорошего вас там не ждёт.
– Мы не нарушим слово и надеемся, что так же поступите и вы, – сказал Александер. – Мы подготовим всё, что нужно, и будем ждать.
В кабинет командующего Белорусским военным округом генерал-полковника Можайко быстрым шагом вошёл начальник разведывательного управления полковник Сотник.
– Началось, Сергей Фёдорович, – доложил он. – Поляки устроили свару.
– Садитесь, Иван Фёдорович, – сказал Можайко. – Выкладывайте всё, что известно.
– Весь сегодняшний день мы регистрировали активный радиообмен на армейских частотах. Естественно, всё кодированное, но передачи велись с польской территории. Уже два дня нет ни одного беженца, а до этого хоть и немного, но шли. Час назад к нам перебежал один из польских пограничников. Сообщил, что в Лодзи и в районе Варшавы идут бои с применением бронетехники и реактивной артиллерии. Парень умный и сразу понял, чем это пахнет, поэтому рванул к нам и готов на всё, только бы оставили. Я отдал приказ запустить «Невидимки». Только что передали, что мы потеряли два аппарата из трёх. Оставшийся показал передвижение танковой колонны и многочисленные пожары в городе Остроленка.
– Сбивают по тепловому следу? – спросил генерал.
– Да, это единственное слабое место «Невидимок», особенно в холодный сезон. Мы вернули уцелевший разведчик, поскольку в дальнейшем наблюдении нет смысла. Пока идёт бойня, беженцев можно не ждать, поэтому я распорядился, чтобы эвакуировали весь персонал обоих пунктов их приёма, а пограничников отвели в укрытия. Будут наблюдать с помощью техники.
– Ну что же, это было ожидаемо, – сказал генерал. – В их положении можно было либо попытаться выжить всем, либо спасти немногих. Они выбрали второй вариант. Теперь спорят, кому попасть в число выживших. Как бы только в этих разборках не зашли слишком далеко. Но мы в любом случае остаёмся в стороне. Переведём войска округа в повышенную боеготовность и подождём, чем у них закончится. А в Москву я сейчас доложу.
– Что творится в Польше? – спросила Лида. – В новостях говорили только о том, что шли бои. Уже прошла неделя, и нет ни одного нового сообщения.
– Я распорядился больше не передавать такую информацию, – хмуро сказал Алексей. – Там ничего не закончилось. Судя по немногим отрывочным сведениям, между собой делят ресурсы группировки президента Грабинского и министра обороны Заневского. При этом и те и другие уничтожают как беженцев, так и собственное население. Вряд ли они придут к соглашению, поэтому через две недели поляков почти не останется.
– А что случилось? Ты ведь говорил, что у них было много продовольствия и ГДР обещала помочь с БВК.
– Паскудная человеческая природа! – высказался муж. – У нас ведь были свои люди среди польского руководства. Свои не в том смысле, что мы через них как-то влияли на ситуацию, просто нас достаточно подробно информировали обо всём, что происходит в верхах. С такими соседями это полезно. Понятно, что единоначалие в критических ситуациях выгоднее дебатов и голосования, но только тогда, когда наверху достойный человек, который знает, как спасти своих людей, и к этому стремится.
– Такой, как ты.
– Да, такой как я, – согласился Алексей, – а их Грабинский на эту роль не подходит. И Заневский, который тоже возжелал власти, ничуть не лучше его. И теперь они дружно разрушают города и перемалывают в боях армию, без которой не удастся удержать власть. А в пригородах стоят реакторы, которые ничем не защищены. Жалко мне поляков. Способный и красивый народ, но уж больно спесивый и неуживчивый. И скоро его не останется. И если бы только они были такие. Между Боливией и Бразилией уже идёт полномасштабная война. Скажи, есть ли у руководства Боливии мозги? Ведь ясно, что они в случае победы не приобретут ничего, кроме развалин. В чём смысл? Не получается спастись у нас, так не фиг и вам?
– Я не слышала об этом в новостях.
– Я же сказал, что этот негатив решили не давать. И так в нашей жизни мало поводов для веселья, не стоит омрачать её ещё больше. Сама же говорила, что не снимают комедии. Я недавно поймал министра культуры и пытал с пристрастием. Оказывается, никто не давит на киностудии, они сами не хотят их снимать. Не тот сейчас настрой у людей, так что придётся вам пока удовлетвориться старыми фильмами. Ничего, через полтора года увидим солнце, и настроение будет совсем другим.
– Американцев не привезли?
– Завтра должны прилететь, – сказал Алексей. – Пока всех собрали... К тому же мы на каждой пусковой установке заварили двери в шахты и в аппаратную. Это сейчас там никого нет, а потом? А у нас не скоро дойдут руки до американского наследства. В США работы на много лет, а нам нужно в первую очередь заниматься Европой. Единственное, что сделаем, – это базы на побережье, чтобы отгонять любителей халявы. И дело даже не в том, что утащат с территории США что-нибудь полезное, там много очень опасных объектов. Это не только атомное или химическое оружие, но и работавшие на министерство обороны биологические центры, которых было больше тридцати, и многое другое.
– Забрали себе остатки американской нации, а потом заберём и всё, что от неё осталось?
– А почему бы и нет, малыш? В Австралию уплыло не больше ста тысяч американцев, а у нас их миллионы. К чему возиться с добычей золота, если его можно просто взять? Часть их наследства придёт в негодность, но останется немало полезного. А нам ещё всё там чистить. Очередную порцию лавы Йеллоустон соберёт через десятки или сотни тысяч лет, так что материк, несомненно, заселят. Это только кажется, что земли очень много. Снимем ограничения на рождаемость, и через двести лет людей опять станет много. И они уже не будут гибнуть в войнах: не позволим мы никому воевать.
Беженцы появились только спустя два месяца. Как и ожидали, ими оказались поляки. По их рассказам можно было представить масштабы катастрофы, вызванной междоусобицей. Города центральной части Польши превратились в руины, погибло почти всё их население. На границе с ГДР и на побережье боев не было, но это никого не спасло. Вся электроэнергия вырабатывалась реакторами, расположенными в Варшаве, Лодзи и Врославе, которые были разрушены в ходе боев. Мало того что была уничтожена большая часть продовольствия, страна осталась без света и тепла. Был ещё реактор в Быдгоще, но в этом городе окопались уцелевшие сторонники президента Грабинского, которые поставляли электроэнергию только в соседние районы в обмен на продукты. А температура упала в отдельных местах до сорока градусов. Поляки терпели, пока не стало невмоготу, а потом надевали на себя всю тёплую одежду, брали остатки еды и брели на восток. Машины были у многих, но накопители в них давно разрядились. Из сорока пяти миллионов населения, бывшего в Польше до катастрофы, к границе вышло немногим больше миллиона, но и из этого числа после тестирования была отсеяна треть. Многие так и погибли в своих домах. Почти все принятые были с обморожениями и сильно истощены, поэтому их первым делом отправляли на лечение.
– Если эта сволочь выживет, будем судить и расстреляем! – сказал Алексей жене о польском президенте. – Такое нельзя прощать. Я считаю, что нужны две меры наказания за совершённые преступления: для правителей и для всех остальных. И первая должна быть гораздо суровее. К сожалению, сплошь и рядом бывает наоборот.
– Как отметим Новый год? – спросила Лида. – Панихидой или всё-таки отпразднуем? Ах, отпразднуем! Тогда к празднику нужно готовиться. Ты запас конфеты?
– Из сладкого, кроме сахара, в больших объёмах запасли шоколад, халву, изюм и финики, ну и сгущённое молоко. Может быть, есть что-то ещё, надо сделать запрос.
– Вот и сделай, а заодно подумай, что можно раскупорить из наших загашников к праздничному столу. Подарки детям – это хорошо, но нужно чем-то порадовать и взрослых. Ёлку в Кремле будем делать?
– Нужно сделать и ёлку, и праздничный концерт, – подумав, ответил Алексей. – Сегодня же озадачу этим кого следует. За оставшиеся десять дней должны успеть. Всё, что нужно, можно найти на складах. Вы не питались после катастрофы конфетами и шампанским. На один раз наскребём и на подарки, и на столы. На складах должны быть даже елочные игрушки, так что раздадим тем, у кого их нет. И ёлки можно рубить без ограничения, всё равно мелочь не выживет. Хочешь взяться за организацию праздника?
– За десять дней? Без чрезвычайных полномочий не возьмусь! – засмеялась Лида. – Иначе завалю!
– Уже можно входить? – спросил девушек Сергей. – Долго вы будете не пускать больного человека?
– Заходи, больной! – сказала сестра. – У нас всё готово! Как она тебе?
– Здорово! – искренне сказал он, осматривая небольшую, украшенную игрушками и дождиком елку. – Вы молодцы.
– А то! – подбоченившись, сказала Ольга. – Мы с Джейн самые лучшие!
– Кто бы спорил, – засмеялся он. – А это презент для самых лучших. Три праздничных пайка! Это наша Вечная выжала из Комитета по продовольствию. Живём?
– Ух ты! – Ольга с восхищением перебирала высыпанные братом на стол консервы. – Лосось, шпроты, печёнка! Лидия молодец, не зря её все любят. А это что?
– А это, девочки, шампанское! – торжественно сказал Сергей, водружая на стол бутылку. – На работе обещали выдать по паре огурцов и зеленый лук! А тебе, как несовершеннолетней, положены сладости. Только ты не увидишь их раньше праздника.
– А Джейн?
– Джейн уже семнадцать и она закончила школу, поэтому её заявление удовлетворили. Иди сюда, поцелую в щёчку. Теперь ты совершеннолетняя!
Девушка подошла к Сергею, обвила его шею руками и поцеловала в губы.
– Так его, сестрёнка! – одобрила Ольга. – А то от него самого не дождёшься. Когда свадьба-то?
– Я готова хоть завтра! – сказала Джейн, которая уже довольно чисто говорила по-русски. – Только я пока не получила от него предложения. Может, предложить самой? Как думаешь? Или откажет?
– Такой откажешь! – смущённо сказал Сергей. – Американки все такие?
– Я такая одна! – засмеялась Джейн. – А для тебя одна-единственная. И я тоже тебя люблю! А из-за твоей скромности вынуждена проявлять настойчивость. Ты меня спас? Теперь женись!
– Ладно, вы здесь договаривайтесь, а я пока схожу к себе, – сказала Ольга и тактично вышла, оставив приоткрытой дверь в свою комнату.
– Ты действительно хочешь стать моей женой? – спросил Сергей. – Не пошутила?
– Разве этим шутят? – обиделась девушка. – Может, ты меня не любишь?
– Я тебя люблю! – ответил он. – Просто ты выглядишь такой молодой, что до тебя страшно дотронуться. Ты такая маленькая, а я...
– Ничего, – обрадованно сказала Джейн, – я знаю, как это лечится. И подруги рассказывали, и в сети кое-что смотрела. Если боишься меня тронуть, придётся и в этом проявлять инициативу. И я не буду ждать свадьбы, это всё условности! Подумаешь, отметка в чипе! Главное, что мы любим друг друга! И таблетки мне принимать не нужно. Так что сегодня я к тебе приду, у тебя кровать побольше моей. И хватит смущаться, я уже совершеннолетняя!
– Да я не против, если ты сама этого хочешь, – сказал он, обняв девушку. – Брак можно зарегистрировать в любом терминале хоть сейчас. Ты права, это формальность. Но свадьбу мы с тобой сыграем. И учти, совершеннолетняя, что теперь ты обязана выбрать себе работу. После праздника я узнаю, что есть для такой малышки. Кажется, были места в ясли нашего дома. Хочешь возиться с малышами?
– Я хочу возиться со своим малышом! – прошептала она, прижимаясь к Сергею. – От тебя! А пока его нет, пусть будут чужие.
– Я не вижу смысла в вашем дальнейшем пребывании в Центре, – сказал генералу Александеру куратор. – Вы сносно говорите по-русски, поэтому прощайтесь с друзьями, забирайте свои вещи, и я отправлю вас на аэродром.
– Вы разбросаете нас по разным местам? – спросил он.
– Вам уже говорили, – напомнил куратор. – Не будет никаких землячеств. Вас распределят по нескольким городам и расселят в дома для иммигрантов.
– И чем они отличаются от остальных?
– Меньшей комфортностью проживания. Мы не в силах сразу дать иммигрантам полноценные, с нашей точки зрения, квартиры. Со временем вас будут переселять. Дома расположены не изолированно, а рядом с обычными, и селят вас в них так, чтобы жили ближе к будущему месту работы. Вам дали право не работать, но я советую не замыкаться в своём горе! У большинства иммигрантов погибли родные и близкие, сейчас горечь потерь – это обыденное явление. В работе и общении с людьми намного легче всё пережить и начать жизнь сначала.
– В них живут американцы?
– И американцы, и европейцы, и кубинцы, и наши граждане, которых вывезли с Дальнего Востока. Там сейчас очень неприятно жить из-за ветров и морозов, так что пусть уж лучше терпят некоторые неудобства здесь. Вам дадут однокомнатную квартиру, а двухкомнатную – только в случае женитьбы. Не нужно так горько улыбаться. Вы не старик, женщин у нас больше, чем мужчин, а время не только отнимает у нас годы, оно ещё и лечит боль потерь.
– И куда меня повезут?
– Куйбышев. Есть такой большой город на Волге.
Зака отвезли в аэропорт и посадили в уменьшенную копию тех монстров, которыми их эвакуировали из Колорадо. Полёт занял час. После приземления его встретил работник иммиграционной службы, который отвёз в город и показал большой шестиэтажный дом.
– Здесь вы и будете жить. Это центральная часть города. В доме есть лифты, но у вас второй этаж, так что проще пользоваться лестницей. Пойдёмте, поселю в квартиру, познакомлю с заведующей этажом и покажу столовую и всё остальное.
Квартира понравилась. После рассказа куратора он ожидал увидеть что-то убогое, а не просторную комнату, полностью обставленную приличной мебелью. Была ещё небольшая кухня, но Зак не собирался ею пользоваться. Совмещённый санузел имел всё необходимое, а освещение было ярче того, к какому он привык. На нём вообще не экономили ни в помещениях, ни на улицах. Весь город был так ярко освещён, что в любом месте можно было читать мелкий текст. Понятно, что этим пытались хоть как-то компенсировать отсутствие солнца.
Зак убрал в ящик стола ненужный фонарь, разложил свои немногочисленные пожитки и, как советовал принимающий, сделал заказ на бытовую технику. Делать было нечего, и он сходил за постельным бельём к молодой девушке, которая заведовала этажом и носила до боли знакомое имя – Мария. К счастью, внешне она не походила на его старшую дочь. Ужин в столовой показал, что кормят здесь так же, как в Центре: вкусно, достаточно, но не очень разнообразно. Одно время он занимался войсковым снабжением, в том числе и продовольствием, и хорошо представлял, какое чудовищное количество продуктов нужно запасти для того, чтобы так кормить четыреста миллионов человек целых пятнадцать лет. Пусть даже половину продовольствия производят сейчас, всё равно получалось, что СССР тратил на закупку еды заметную часть своих валютных доходов в течение десятков лет. Да и собственное продовольствие не всё попадало на столы, многое должны были прятать. Такое можно было объяснить только тем, что они знали и готовились, и никому ничего не сказали. У Зака не было ни ненависти, ни благодарности. На месте Вечного он сделал бы то же самое. Только круглый идиот возьмётся спасать своих врагов, тем более что их спасение нарушит собственные планы и безопасность. А благодарность... Он слишком много отдал за своё спасение, так что оно не было благотворительностью. Вот спасение десяти миллионов американцев – это благородно, хотя тоже когда-нибудь окупится. И территорию США они заберут себе. Ему об этом прямо сказал прилетевший полковник. Ну и ладно, пусть забирают себе хоть весь мир, если оказались такими предусмотрительными. Уже находясь здесь, он узнал и о детях, и о помощи другим странам. Очень умные ходы. И другим помогли, и соблюли свои интересы. С приходом тепла они начнут строить свой мир, в котором будет только одна сила. Жаль, что это не получилось у Америки, пусть теперь пробуют эти.
До Нового года оставалось всего четыре дня, а позавчера было Рождество. В прошлой жизни Зак встречал его в своём доме в Денвере, и всегда на этот праздник к нему съезжались дети со своими семьями. Жена умерла два года назад, и с тех пор он не любил подолгу оставаться дома, уйдя с головой в дела службы. Только в Рождество его дом оживал и становился желанным. Он и в Шайенне задержался из-за того, что впереди были выходные, которые не хотелось проводить одному. И эта задержка его спасла.
Неожиданно в дверь постучали. Он не запирал, поэтому крикнул, чтобы заходили. Вошли двое. Один был крепким мужчиной лет тридцати, с открытым лицом и коротко стрижеными волосами, а второй – темнокожим парнем лет на пять моложе.
– Извините, сэр, что мы без приглашения, – улыбнулся белый. – Мария сказала, что вселился соотечественник. Мы здесь уже несколько месяцев, может быть, нужно чем-то помочь? Да, забыл представиться. Я Ник Сандерс, а это мой друг Мартин Бейкер.
– Рад знакомству, – искренне сказал он. – Зак Александер. Вы служили, Ник?
– Так точно, сер! – шутливо вытянулся Ник. – Уорент-офицер Ник Сандерс, сэр!
– Вольно, Ник, – улыбнулся Зак. – Вы не во флоте, а я уже не генерал.
– Вы были генералом, Зак? – спросил Ник. – Откуда же вы сюда попали? Я сам с Седьмого флота, а Мартин с семьёй приехал с другими беженцами из Англии.
– Не вы одни сдались Советам, Ник, – вздохнул Зак. – Я тоже сдал им все оставшиеся стратегические силы.
– Ну и правильно сделали, – одобрил Ник. – Вы ведь здесь недавно? Я так и понял. Поживёте подольше, тогда поймёте, что в нашей вражде к Союзу не было никакого смысла. Точнее, он был у тех, кому его наличие мешало устанавливать в мире свои порядки. И не нужно так на меня смотреть, Зак! Никто не прополаскивал мне мозги. Поживёте здесь с моё, познакомитесь с самыми разными людьми и сами поймёте. Сейчас вам бесполезно что-то говорить. Я сам попал сюда таким. Всё ждал, когда меня возьмут в оборот и начнут обращать в свою веру. Знаете, я в этом смысле оказался никому не нужен. Только в самом начале прочитали основы устройства государства и прошлись по законам – и всё! Остальное за них сделала жизнь. Наверное, не всем нашим ребятам здесь понравилось так, как мне, но что многим – это точно.
– Поживём – увидим, – пожал плечами Зак.
– Скоро Новый год, – вступил в разговор до того молчавший Мартин. – Здесь мало тех, кто отмечает Рождество, а вот Новый год – это всенародный праздник. В столовых будут кормить по-праздничному, а тем, кто захочет, дадут набор продуктов домой. Повсюду будут празднично украшенные ёлки. Наши семьи собираются в моей квартире, приглашаем вас присоединиться. Сейчас у многих горе, и мы тоже потеряли близких. Но человек не должен жить своим горем и не должен быть один, особенно когда все веселятся. Вы придёте?
– Если выдадут этот набор и не отмените приглашение, то приду. Не обещаю, что смогу веселиться, но постараюсь не испортить вам праздник. Перед вашим приходом в коридоре засмеялась девочка. Это не ваша?
– Это моя племянница Сью, – сказал Мартин. – Ей пять лет.
– Тогда точно приду. Жаль, что не смогу сыграть Санта-Клауса, потому что нечего подарить.
– Не беспокойтесь, Зак, – сказал Ник. – В этой стране каждый ребёнок получит подарок. И вообще, ни к чему ждать Нового года, чтобы познакомиться с нашими семьями. Сейчас все в квартире Мартина, поэтому запирайте дверь и идёмте с нами. Человеку плохо одному не только в праздник.
Глава 30
Альфред Педерсен не любил русских и пришёл в ярость, когда старший сын Ингер сказал, что забирает жену и дочь и попытается спастись в СССР.
– Можешь уезжать куда хочешь! – заявил он сыну. – Только у нас не получишь даже хлебной корки!
Сын выслушал разбушевавшегося отца, плюнул на пол, а на следующий день уехал, не попрощавшись. Увидев, что продуктов в погребе стало заметно меньше, Альфред пошёл разбираться к жене, у которой был второй ключ.
– Угомонись! – сказала Жордис опешившему мужу. – Ингер имеет право взять часть того, что он тебе принёс! И если ты из-за своей бессмысленной злобы готов нас погубить, пусть спасётся хоть кто-то из семьи! И они взяли совсем немного, остальным теперь больше останется.
– Небо уже светлеет, – буркнул он, – а скоро придёт тепло! Меньше нужно верить столичным умникам. А мы продержимся на своих запасах и год.
Год они не продержались. Прошла неделя с отъезда Ингера, когда к ним приехал чиновник из Тондера.
– Добрый день, херр Педерсен! – поздоровался он, пройдя в дом мимо посторонившегося хозяина. – Правительство приняло решение переселить всех жителей из частных домов в государственные учреждения и на ещё работающие предприятия. У вас ведь есть машина? Вот и хорошо! Только у нас в Тондере негде вас селить, поэтому нужно самим добираться в Силькеборг. Понятно, что вы должны забрать с собой всё продовольствие. Его нужно сдать в общественный фонд, потому что там вас будут кормить.
– С какой стати я буду уезжать из собственного дома, да ещё с кем-то делиться продовольствием? – упёрся Альфред. – Не пошли бы вы, уважаемый Николас...
– Я пойду, – перебил уже привыкший к подобной реакции чиновник, – только через месяц от всех частных домов отключат электричество. В трубопроводе упало давление газа, и пришлось остановить три электростанции, а скоро остановят ещё две. Останутся только реакторы в Хернинге и Копенгагене, поэтому электроэнергию придётся экономить. Не угостите чаем? Ладно, давайте кипяток. Уж больно холодно, даже машина промёрзла.
– Вы как хотите, а я забираю своих и еду вслед за Ингером! – заявил младший сын. – И сестру заберу. Если уедем в Силькеборг, лишимся машин и продовольствия. Оттуда нас отпустят только с пустыми руками своим ходом! А оставаться здесь – это верная гибель.
– Возьми и меня, – сказала сыну Жордис. – Оставим отцу больше продовольствия. Всё равно русские его не возьмут.
– Это почему они меня не возьмут? – рассердился Альфред.
– Несколько дней назад слушала радио восточных немцев, – сказала жена. – Передавали, что тем, кто не любит Союз, лучше туда не ехать: они не пройдут тесты.
– Нет смысла оставлять отцу много продуктов, – возразил Борд. – Здесь он через месяц замёрзнет, а в Силькеборге всё заберут. А нам продукты не помешают.
– Я еду с вами! – решил отец. – Даже если меня не примут, лишняя машина не помешает. Если с вашей что-нибудь случится, доедете на моей, к тому же сможем забрать больше продовольствия. Сегодня нужно собраться в дорогу, а завтра с утра выедем. И зарядите все накопители для одежды.
Утром перенесли в багажники обеих машин сумки и саквояжи, надели на себя самую тёплую одежду и взрослые вооружились пистолетами из арсенала Альфреда. Он сам, помимо браунинга, взял с собой карабин. Прошло одиннадцать месяцев с начала катастрофы, и солнце светило уже в два раза ярче. Было неплохо видно, поэтому фары не включали. Бросив последний взгляд на оставленный дом, Альфред выехал на расчищенную от снега дорогу и погнал машину по направлению к Тинглеву. Жордис ехала с ним, а в машине Борда сидели его жена Леона с маленьким Марком и сестра Анека. Через десять минут проскочили почти безлюдный Тинглев и вскоре свернули на магистраль в сторону немецкого Фленсбурга. Границу никто не охранял, а шлагбаума на ней не было уже сто лет, поэтому о том, что они едут по немецкой земле, можно было узнать только по навигатору. Встречавшиеся небольшие городки, отели и просто отдельно стоявшие дома были безлюдными и имели заброшенный вид, а дорога никем не охранялась. Через полтора часа проехали по окраинам Ноймюнстера. В городе, несмотря на день, было включено освещение. Здесь впервые увидели военную полицию. Две бронемашины, вооружённые крупнокалиберными пулемётами и лазерными установками, стояли на отводе от магистрали к центру города. Судя по освещению, людей свезли в города не из-за экономии энергии, а в целях безопасности, чтобы защитить от потока едущих через немецкие земли беженцев. Но останавливаться в брошенных домах или в них жить было запрещено. Об этом предупреждали надписи на нескольких языках и сожжённые машины тех, кто пренебрёг предупреждением. Через час проехали Гамбург. Здесь на улицах видели много людей. Городское освещение уже выключили, но из окон большинства квартир лился яркий свет. Здесь впервые остановила полиция. Выяснили, кто они и куда направляются, предупредили, что ночевать следует в машинах, и разрешили двигаться дальше. До Берлина ехали четыре часа. Границу между Западной и Восточной Германией не заметили. Похоже, что немцы о ней забыли. То же было и в Берлине. Стена никуда не делась, но проезд никто не охранял, хотя и здесь хватало полиции и военных.
– Немцы объединятся, – сказала жена. – Вот кому можно позавидовать!
Спустя полчаса проехали мимо Франкфурта и по мосту перебрались через Одер. За время езды до польского города Желина не встретили ни одного поляка. Здесь вдоль дорог стояло много сожжённых и целых с виду машин и кое-где были видны присыпанные снегом тела. Всё чаще встречали бредущих на восток людей, а следом за машинами Педерсонов уже ехало несколько электромобилей других беженцев.
Когда въехали в Желин, увидели, что город мёртв. Его никто не разрушал, хотя в нескольких местах встретились сгоревшие дома. Просто, когда исчезло электричество, исчезла и жизнь. Те, кто не решился искать пристанища у восточных соседей, замёрзли или умерли от голода.
Здесь остановились и достали термосы и заранее приготовленную еду. Быстро пообедав, отправились дальше. До Варшавы ехали шесть часов. Город поразил. Такие разрушения видели только в хрониках о Второй мировой войне. Но дорога была кем-то расчищена от сгоревших машин, бронетехники и обрушившихся зданий. На выезде увидели пост советских солдат. На обочине были установлены большие надувные ангары, в которые стоявшие возле трёх шагающих танков солдаты направляли всех беженцев. Неподалёку еле слышно шумела передвижная электростанция.
– Там тепло и безопасно, – по-немецки сказал Альфреду солдат. – Если нет своей еды, вас накормят. Можете, конечно, ночевать в машинах, но мы гарантируем, что их не ограбят и не угонят. Завтра за три часа доедете до Белостока, а рядом с ним наш приёмник.
Альфред хотел было устроить ночёвку в машине, но сын отогнал свою на площадку, запер и, получив у охранявшего технику солдата контрольный жетон, вместе с семьёй и сестрой вошёл в одно из зданий.
– Не упрямься, – сказала жена. – Видно же, что здесь тебя никто не станет грабить. Охота мёрзнуть в машине?
Он не стал спорить и вскоре вместе с семьёй сына ужинал выданными бутербродами. Запив их горячим чаем, все улеглись на стоявшие рядами пластиковые кровати, напоминавшие пляжные лежаки. На них были матрасы и тёплые одеяла. Спали в одежде, сняв только шубы. Утром накормили тем же самым, после чего все опять оделись и пошли к машинам. После трёх часов езды оказались на советской территории.
– Тем, у кого свой транспорт, не нужно ждать автобуса, – сказал им один из пограничников. – Двигайтесь по дороге до отводка направо. Там есть охраняемая площадка для машин. Забираете всё, что вам нужно, и идёте на тестирование. Если вас примут, машины больше не понадобятся, если откажут, возьмёте их обратно.
В десяти минутах езды от границы они повернули на съезд с магистрали и припарковали машины на охраняемой стоянке вблизи огороженной территории с несколькими десятками зданий, похожих по внешнему виду на то, в котором ночевали возле Варшавы.
– Возьмите жетоны, – сказал один из охранников. – Если никому не откажут, отдадите их перед посадкой в автобусы вместе с ключами. Оружие есть? Всё оставляйте в машинах.
Они нагрузились вещами, а Борд закрепил сына за спиной ремнями. Вместе с другими вошли в одно из зданий и сдали вещи, получив взамен чипы. В зале взрослые сели за терминалы, а Марк перекочевал со спины отца на колени. Прочитали короткое руководство и начали проходить тесты. На экране закончившей последней Леоны появилось приглашение семье Педерсон посетить комнату номер шесть. Её нашли, руководствуясь обозначениями на стенах, и стали в небольшую очередь. Люди продвигались быстро, и через двадцать минут все зашли в небольшое помещение, где за столом сидел пожилой мужчина в военной форме.
– Педерсены? – спросил он. – Нужно решать, что с вами делать. Вы все прошли тестирование, кроме господина Альфреда. Он стопроцентно не проходит. Мало того что относится к нам, мягко говоря, недружественно, так ещё не представляет никакого интереса. Что вы на меня так смотрите? У нас ограниченные возможности. С какой стати брать стариков и отказывать в жизни тем, кто молод и может принести пользу? Обычно мы не разбиваем семьи, и вы, госпожа, идёте со всеми остальными. То же было бы и с вашим мужем, но увы! Я не знаю причины его неприязни, но в подобных случаях редко делают исключения и только для людей, чья полезность не вызывает сомнения. Есть что сказать?
– И где я прокололся? – спросил Альфред.
– Вы солгали на несколько вопросов, – ответил офицер. – Мы можем это контролировать.
– Нет у меня к вам ненависти, – устало сказал Альфред. – Так, неприязнь, перешедшая от отца. Ладно, мою-то семью пускаете?
– Господин офицер! – сказала Жордис. – Нельзя ли сделать исключение? Мой муж никому не принесёт вреда!
– Результаты тестов заносятся в базу, в которой мы ничего не можем править, – с сожалением сказал проверяющий. – Если я пропущу вашего мужа, меня отсюда уберут, а он быстро окажется на границе с Польшей.
– Перед тем как я уйду, скажите, приняли ли Ингера Педерсена, – попросил Альфред.
– Это ваш сын? – спросил офицер. – Подождите, сейчас проверю по базе. Да, принят с женой и дочерью. Он ещё в Центре, завтра уедет на постоянное место жительства. Так, выйдите все, и пусть сюда пока никто не заходит.
Они вышли, стараясь не смотреть на главу семьи. Минуты через три динамик над дверью голосом офицера пригласил зайти одного господина Альфреда.
– Когда увидите сына, поблагодарите за жизнь, – сказал ему офицер. – Он у вас очень ценный специалист, поэтому вам решили пойти навстречу. Давайте чип, сделаю отметку.
– Что ты сегодня такой мрачный? – спросила Лида мужа, когда они возвращались с работы домой.
– Дома поговорим, – ответил он, едва заметно кивнув на шофёра с телохранителем. – Зато ты у нас весёлая за двоих. Есть причины?
– Светлеет, – ответила она. – Мороз перестал усиливаться, и опять пошёл снег. Чисто метеорологическое веселье. Нет, вру. У нас ещё Нина из отдела статистики родила мальчишку. Сегодня передала запись. Все смотрели, восхищались и сюсюкали, а я ещё и завидовала. Вылезай, приехали. Спасибо, ребята!
Телохранитель проводил Самохиных до поста охраны и вернулся, а они пешком поднялись на второй этаж и вошли в квартиру.
– Ну и кто опять загнулся, что у тебя похоронное настроение? – спросила Лида, с помощью Алексея освобождаясь от шубы. – В последний раз что-то похожее было, когда пришлось воевать бразильцам.
– Плохие дела, малыш, – сказал он. – Пошли в гостиную, расскажу. Давай сядем на диван. Я буду плакаться, а ты меня пожалеешь.
– Что-то серьёзное? – встревожилась Лида. – Начинай уже, чего тянешь!
– Решили выяснить, куда делись китайцы.
– И что?
– И ничего. Нет больше китайцев. Отправили в Китай дальний разведчик. Он шёл на двадцати километрах, но освещение уже неплохое, так что оптика работала прекрасно. За сутки полёта облетели большую территорию, но нигде не было заметно ни малейших следов человека. Наблюдали и в видимом, и в инфракрасном диапазонах. Обнаружили только мелких зверьков и птиц. Понимаешь? Погибли полтора миллиарда человек! Всё засыпано снегом, и тела можно наблюдать лишь в тех местах, где его сдуло ветром. Ситуация абсурдная. По самым пессимистическим оценкам они должны были сохранить не меньше ста миллионов человек. Мы испугались и не стали возвращать разведчик, его взорвали.
– Думаешь, зараза?
– Очень похоже. Помнишь, что я говорил о китайских сюрпризах? Я думаю, что они вывели какую-то дрянь, применили её против индийцев и заразились сами. Обычно в таких случаях сначала разрабатывают вакцину, а уже потом применяют. Видимо, это какая-то молниеносная дрянь, если они ничего не успели сделать.
– А зачем взорвали разведчик? На такой высоте он ничего не мог подцепить.
– Когда убедились в отсутствии живых, его опускали на малые высоты, – объяснил Алексей, – поэтому решили не рисковать. Слушай дальше. Это было три дня назад.
– И ты молчал! – укоризненно сказала Лида.
– Никто ничего толком не знал. А вчера отправили второй аппарат, на этот раз в Индию.
– И там то же самое?
– Угадала. Только в Индии почти нигде нет снега, поэтому всё прекрасно видно. Представляешь себе полтора миллиарда тел? Их там даже на двести миллионов больше. Теперь понятно, почему никто не отозвался по радиосвязи. А нам вообще нельзя соваться в Юго-Восточную Азию. В ближайшее время обследуем с воздуха всех соседей Индии и Китая. В Австралию, кстати, сообщили и в первый раз удостоились благодарности.
– И что думаешь делать?
– Пускать это на самотёк в надежде на то, что все последствия исчезнут до тепла, нельзя. Если это бактерии, они, может, и передохнут, да и то не факт, а если вирусы? Поэтому отправим в Тибет микробиологов. Развернём там стационарную микробиологическую лабораторию и построим городок под куполом. Будут выходить только в лёгких скафандрах, поэтому риск прихватить заразу минимальный.
– Неужели все погибли от какого-то вируса? – с недоверием спросила Лида. – В том же Тибете есть изолированные общины...
– Если человек болеет достаточно долго, сотни миллионов заражённых могли далеко разбежаться. Да и не все они погибли от заразы. Там были междоусобица, атомные удары и голод с холодом. Будем работать и надеяться, что заразу просто некому распространять или что она потеряет силу. И попробуем найти средство борьбы. Иначе останется только воззвать к нашему покровителю, чтобы сделал ещё одну попытку. И не с нами: у меня не хватит сил на второй заход. Если подумать, эта зараза тоже результат нашего с тобой вмешательства в историю. У вас китайцы до такого не додумались.
– Да, я тоже не смогла бы второй раз, – сказала она. – Проще взять пистолет Сталина и застрелиться. Вряд ли мы с тобой такие уникальные, найдёт себе кого-нибудь другого. Возможно, мы с тобой у него не первые.
– Зря я тебе это рассказал, – обнял жену Алексей. – Только расстроил.
– Ничего не зря! У нас с тобой всё в этой жизни поровну. Ты и дальше держи меня в курсе своих дел, а то всё приходится вытягивать. Что у нас с иммигрантами?
– Поток европейцев усиливается. Заканчиваются продукты, вот они и срываются с места. Только многие не доберутся. Машины есть почти в каждой семье, но не все могут зарядить накопители. Подземные хранилища газа опустели, а действующие скважины не обеспечивают потребностей. Сейчас повсеместно останавливаются тепловые станции и продолжают работать только реакторы, да и то там, где остались правительства или население напрямую договаривается с энергетиками. А мы не можем дать свой газ из-за поляков. Во время боевых действий они сильно повредили газопроводы. Так что холод гонит европейцев не меньше, чем отсутствие еды. На машине доехать нетрудно, а попробуй в мороз пройти половину Европы на своих двоих! Беженцам кое-где помогают, но большинству на них наплевать, а некоторые грабят и убивают. После американцев пришло двенадцать миллионов европейцев, и ждём в два раза больше. Те, кто не сдвинется с места в ближайшие три месяца, уже вряд ли придут.
– А будем помогать кому-нибудь ещё? У нас же есть возможности. Ты вроде хотел помочь аргентинцам.
– После того как наша помощь Бразилии обернулась войной, я уже хочу осторожней. Помогать с реакторами поздно, они не успеют их построить. Хотя мы могли бы сделать это сами. «Ковчеги» за два рейса перебросят всё необходимое для сборки реактора, а эту работу мы делаем за три месяца. Только ведь энергия – это не хлеб и мясо, нужно много всего сделать, а у них мало времени. Аргентинцы успели проесть большую часть продовольствия, теперь их не спасут грибы с хлореллой, а для той же курятины нужно развернуть производство БВК и делать корма. Я не хочу спасать взрослых. Здесь отбор беженцев ведут голод, холод и грабители, а мы сами отсеиваем очень немногих. А как выбирать там? Опять брать детей? Не сильно хочется, но можно. Только желательно, чтобы они вышли на нас сами, а они не выходят. Получается, что мы навязываем свою помощь. Когда я обратился к президенту Боливии с предложением спасти детей, он сразу же стал нас в чём-то подозревать, а потом начал торговаться. А сейчас мы вообще не знаем, что там творится. Резервов у нас для них примерно на десять миллионов. Вроде и много, но на самом деле это ерунда даже для численности уцелевших. Поэтому сам к ним обращаться не буду. Ведь никто не ставил перед нами задачу спасти как можно больше людей. Вспомни вашу Россию. Её руководство ни к чему заранее не готовилось, но смогло так организовать и направить людей, что спасло почти всё своё население, да ещё и кучу иммигрантов в придачу. Думаешь, другие так не смогли бы? Каждая страна, имевшая трёхлетний запас продовольствия и развитую экономику, могла бы без посторонней помощи, сохранить своё население. А что мы видим? Ни организации, ни порядка, ни желания, засучить рукава, вкалывать ради будущей жизни. Проедают продовольствие, пытаясь продлить жизнь, и всё! А самые хитрожопые ещё стараются отнять его у соседей. Я не хочу сильно размешивать такими наш народ. Если иммигрантов будет мало, мы научим их жить по-нашему, а если много, да ещё наберём дерьма, то учить будут уже они. Так у вас и получилось.
– Через три недели исполнится год со дня взрыва. Надо как-то отреагировать.
– Мы это уже рассматривали. Решили, что вывесим траурные флаги, я выступлю с речью и объявим минуту молчания.
– Нужно пообещать, что построим монумент памяти погибшим, – предложила Лида. – Для этого можно слетать в Штаты и привезти несколько тел. Любой американец будет считать делом чести почтить память похороненных. Ведь это могут быть и его близкие.
– Молодец, – одобрил Алексей, – так и сделаем, только позже. Сейчас просто не успеем. Возьмёшь всё в свои руки? Заодно напишешь речь для выступления, она выйдет у тебя лучше, чем у моих референтов.
– Инициатива наказуема исполнением? Ладно, попробую. Только тогда пусть меня кто-нибудь подменит. Алексей, ответишь правдиво на вопрос?
– Я и так стараюсь тебе не врать. А что за вопрос?
– Для чего ты три дня назад ездил в «Ковчег Алекса»? Я случайно узнала об этом в секретариате, нашла в базе номер Ольховского и позвонила. Так он начал юлить, а когда я нажала, отослал к тебе. Колись! Лез к тиграм?
– Так уж сразу и к тиграм. Там есть с полсотни рысей. Я взял метатель с парализующими иглами и выбрал парочку, которая расположилась у ограды отдельно от остальной клыкастой компании.
– И какая была реакция?
– Абсолютно никакой. Я ходил вокруг них, пытался разговаривать, потом набрался нахальства и похлопал одну зверюгу по заднице. Посмотрела с укоризной и опять закрыла глаза. Больше я не стал ничего пробовать. Птицы реагируют, как и на всех остальных: орут, клюются или прячутся. Никакого уважения к божественности. Вячеслав отключил регистраторы и снимал камерой, потом покажу. Не бойся, больше не стану экспериментировать. Всё равно непонятно, с чем это связано и почему такая разница в поведении. Да, зашёл к шимпанзе. У них сейчас ещё один малыш. Я попробовал его погладить.
– Разрешила мамаша? – с любопытством спросила Лида.
– Я это не ты, – засмеялся Алексей. – Она похлопала себя по башке, а потом демонстративно показала мне задницу. Наш директор это тоже заснял.
– А ты не понял? Это она выказала тебе неодобрение, потому что приехал без меня. В следующий раз, если он будет, попробуй только уехать один. Из-за этого малолетнего хулигана с хоботом я тогда почти ничего не посмотрела.
– Доложите Совету министров результаты разведки и работы аналитиков, – сказал Алексей полковнику, который последнюю неделю руководил специально созданной группой, занимающейся Юго-Восточной Азией.
– По Китаю и Индии у нас нет ничего нового, – начал тот. – Нам поставили задачу произвести облёт сопредельных с ними стран с целью оценки распространения инфекции. Результаты следующие. В Пакистане, Кампучии, Вьетнаме, Бирме, Таиланде, Малайзии, Цейлоне и Непале живых не обнаружили. Картина та же, что и в Индии. В Индонезии, Сингапуре и на Филиппинах, по всей видимости, заразы пока нет. В Афганистане живых очень мало, но они есть. По-видимому, такое количество уцелевших связано не с болезнью, а с нехваткой продовольствия и очень низкими температурами. На востоке Ирана вдоль границы с Пакистаном расположены воинские подразделения. Скорее всего, в Иране знают об эпидемии у соседей и перекрыли её проникновение на собственную территорию. Таким образом, можно считать, что все государства Юго-Восточной Азии, кроме островных, а так же Пакистан, Индия и Китай больше не заселены. Погибла почти половина населения Земли. Что бы ни вывели в Китае, эта болезнь должна характеризоваться крайней заразностью и стопроцентным летальным исходом. Специалисты пока не могут ничего сказать. Пандемия произошла слишком давно и у нас нет никаких данных, кроме съёмки. Конечно, это только предварительные выводы. Невозможно за неделю исследовать такой обширный район десятком разведчиков. В некоторых труднодоступных районах могли сохраниться небольшие группы населения. Теперь по Монголии. Китайцы не переходили её границы. Мы предупредили монгольское правительство и усилили контроль нашей границы с Монголией, чтобы перекрыть в случае эпидемии. Готовится заброска необходимых сил и средств на удобную площадку в Тибете, находящуюся недалеко от округа Лхаса. На высоте четырёх тысяч метров на одном из ледников создадим лабораторию, куда воздухом доставим образцы. Есть план направить экспедицию в военную биологическую лабораторию в Шанжао, в которой предположительно разрабатывалось это оружие, но сначала лучше провести хотя бы предварительные исследования. Возможно, эта экспедиция и не понадобится. У меня всё.
– Спасибо, – поблагодарил Алексей. – Вы можете быть свободны. Хочу добавить, что по всей границе с Китаем сейчас происходит полная эвакуация населения и пограничных застав. Те войска, которые вместе с ними контролировали границу, тоже отводятся вглубь страны. Границу и прилегающую к ней китайскую территорию будем контролировать только с воздуха. Мы сделали всё возможное, теперь дело за учёными. Пока стоят морозы, вероятность проникновения инфекции на нашу территорию незначительная, с потеплением она сильно возрастёт. Длина границы с Китаем и Монголией у нас больше девяти тысяч километров, причём часть её приходится на леса. Мы постараемся усилить контроль, используя космические средства наблюдения, и максимально закрыть наиболее трудные для контроля участки, но... Игорь Кузьмич, ваше мнение.
– Всё полностью не перекроем, – сказал начальник Главного управления пограничных войск генерал-полковник Воликов. – И придурки найдутся, как ни стращай, и мы не можем гарантировать того, что в Китай не попрутся монголы.
– Надеюсь на то, что наши учёные и медики не зря едят свой хлеб, – сказал Алексей. – Но если они не управятся до тепла, а носители сохранят способность к заражению, мы не станем заселять приграничные районы, а саму границу превратим в зону выжженной земли. Всех, кто её пересечёт, уничтожим с помощью авиации и космических аппаратов. Я не знаю, что вывели китайцы, но это самая серьёзная угроза существованию человечества. И нам с вами нужно сделать всё, чтобы поставить на ней крест. Если меня назовут паникёром и перестраховщиком, я это как-нибудь переживу, несравненно хуже по собственной беспечности потерять людей.
Работы сегодня было меньше обычного, а после совещания желание что-то делать исчезло напрочь, поэтому он, оставил все дела на замов, забрал жену и уехал домой на час раньше. Когда подъезжали к дому, пришёл вызов по комму.
– Кому я понадобился на этот раз? – спросил Алексей.
– Вызов от президента Аргентины, – ответил министр иностранных дел. – Как и все, он хочет говорить лично с вами.
– Неприятный разговор, – сказал жене Алексей, когда поднимались по лестнице. – Кто бы знал, как меня всё это уже достало!
– Отказывайся от таких бесед, – посоветовала она. – Пусть переговоры ведёт Морозов. Он у тебя министр или погулять вышел? Не хочешь? Тогда не ной, быстрее проведи разговор, а потом я тебя пожалею. Если хочешь, могу поговорить я.
– Поговорите, а я послушаю, – оживился Алексей. – Может, уберём Алексея Павловича и поставим на его место тебя. Только это работа ненадолго: не будет у нас скоро никаких иностранных дел.
– Подключай канал, – сказала Лида. – Не буду я чистить пёрышки, сойдёт и так.
На экране появилось изображение мужчины лет шестидесяти с приятным лицом, пышной, слегка тронутой сединой шевелюрой и чёрными как смоль усами.
«Красит он их, что ли?» – мелькнула мысль у Лиды.
Увидев на экране вместо Самохина девушку, президент растерялся.
– Извините, сеньорита...
– Сеньора, – поправила Лида. – Вижу, что меня не узнали. Вы хотели поговорить с мужем? Тогда говорите то, что хотели сказать, он делегировал мне право самой решать, что вам ответить.
– Могу сказать и вам. Я ждал, что ваш муж свяжется со мной сам! Вы оказали помощь кубинцам и бразильцам, предлагали её президенту Боливии, но нас почему-то обошли.
– Прежде всего следовало поздороваться. То, что я женщина, не даёт повода для неуважения, скорее, наоборот. Вы Фернандо Сабелья или уже кто-то новый?
– Извините за невежливость, – виновато улыбнулся президент. – Ваше появление было неожиданным. А президент у нас пока не менялся.
– Извинения приняты. Я хочу, чтобы вы, сеньор Фернандо, в нескольких словах обрисовали положение в своей стране.
– Положение, как и у всех, не блестящее, – ответил он, внимательно изучая лицо собеседницы. – Продовольствия осталось максимум на два года, да и то если питаться по минимуму. Мы успели собрать основные запасы и не дали их растащить, что позволяет сохранять контроль над большей частью государства. Боливия потеряла в войне почти всю армию, а остальные соседи нам не соперники, поэтому боевых действий не ожидается. До катастрофы американцы построили у нас два реактора, да и газа для тепловых электростанций хватит лет на двадцать, поэтому дефицита электроэнергии нет.
– Кислотные дожди вас не затронули, а температура вряд ли опускалась ниже пяти тепла, – дополнила его рассказ Лида. – Я права? Значит, у вас всё упирается в недостаток продовольствия?
– В общем, да, – подтвердил президент. – Мы не обойдёмся без посторонней помощи. Прогноз учёных по холодам на восемь лет.
– И вы ждали, что мы бросимся оказывать вам помощь, – сказала Лида, – а не дождавшись, обиделись и вызвали мужа разбираться. До того как меня увидели, у вас было такое решительное выражение лица... Почему-то многие считают, что те, у кого всего в достатке, непременно должны делиться. Вы тоже из таких? Да, мы помогли кубинцам, с которыми нас связывают общие идеалы и долгая дружба. Потом к нам обратился президент Бразилии. Была возможность помочь, мы и помогли. А вот когда муж решил сам предложить помощь Боливии, ничего хорошего из этого не вышло. Детей нам не отдали, подозревали чёрт-те в чём и стали торговаться, требуя продовольствия. Не знаю, сколько тех детей осталось в живых, но думаю, что немного, а моему мужу был хороший урок.
– Не все такие идиоты, как Луис Морено, – возразил президент. – Мы не отказались бы и не забыли потом, кто нам помог!
– Ладно, перейдём к делу, – сказала Лида. – Нам почему-то все звонят в конце дня, а в это время уже устаёшь даже с вечной молодостью. Давайте посмотрим, что мы можем вам предложить. Продовольствием мы ни с кем не делимся, у нас много своих едоков и с каждым днём становится всё больше. Но наладить производство собственного, поможем. Как у вас с нефтью?
– Нефти много, – ответил президент. – Предлагаете развернуть производство БВК? Мы думали об этом, но никогда раньше не занимались, просто не было необходимости.
– Через два дня к вам пришлют «Ковчег», – пообещала Лида. – Подберите две сотни специалистов, которые на месяц отправятся к нам. Научим всему, что знаем сами, и поможем с оборудованием. Если сохранили часть скота, сможете его прокормить. Кроме того, будете в больших объёмах получать курятину, кроликов, грибы и хлореллу. При нехватке энергии, поможем построить реактор. Если хотите, можем принять малышей. У вас они могут не выжить даже с нашей помощью. Берём только в возрасте от пяти до десяти лет и не больше пяти миллионов.
– А девушки? – спросил президент.
– Хотите пристроить и их? – улыбнулась Лида. – У нас уже нет проблем с испанским, но пусть будут и девушки, одна на пятьдесят детей. Все подробности обговорите с нашим министром иностранных дел. И вот ещё что, сеньор Фернандо... Об этом всем должны сообщить по официальным каналам, но вам я скажу сейчас. Китай, Индия, Пакистан и вся Юго-Восточная Азия находятся под запретом. С этим регионом не должно быть никакого сообщения. Я понимаю, что вам пока не до них, но вы должны знать. Китай применил бактериологическое оружие, и сейчас там нет живых. Мы отгородились от них и разбираемся, соблюдая все меры предосторожности.
– Спасибо за предупреждение и за помощь, – поклонился президент. – Нам сейчас действительно не до них. Я могу быть уверен...
– Алексей, – обратилась она к мужу. – Хватит сачковать. Подойди к комму и успокой сеньора Фернандо, ему недостаточно моего слова.
Главы 31-32 http://www.proza.ru/2017/05/22/848