Иван Иванович Иванов вернулся домой в благодушном настроении. Все у него сегодня ладилось. В правом кармане у него похрустывали американские денежки, небольшой презент от одной малоизвестной фирмы, стремившейся стать широкоизвестной. В папке у него лежал приказ о персональной премии на весьма значительную сумму. Свое любовнице Ляле он уже позвонил и пообещал с ней завтра поехать в супермаркет на распродажу, чтобы прикупить новую шубку. Об этой новой шубке она прожужжала всю голову Ивану Ивановичу. От этой новости голос у Ляле стал ласковым, почти что медовым. «Эх, проказница, любит подарки», пронеслось в его голове.
Дома Ивану Ивановичу дверь открыла его жена Люся. Они так долго прожили вместе, что он уже перестал ее замечать. На вопрос жены, как у него дела на работе, Иван Иванович начал громко и бурно возмущаться, что его обидели, Премия у него такая мизерная, чтобы лучше вообще не давали. Люся, как могла утешала, своего разобиженного супруга.
После ужина Иван Иванович раздобрел и задремал. Должны были ему сниться хорошие сны, так как должность он занимал серьезную, и даже можно сказать, солидную. Но вот этого как раз и не случилось.
Все началось с того, что он решил еще раз пересчитать американские денежки. И вот тут ни с того и ни с сего господин Франклин со стодолларовой купюры как-то злорадно улыбнулся Иван Ивановичу, потом вытащил откуда-то не нарисованную руку, сложил пальцы определенным образом и, поднеся кукиш к самому носу, сказал по-русски:
- Накося, выкуси. Вот тебе, а не взятку.
Иван Иванович во время всего этого действия не мог шевельнуть и пальцем, он только таращил глаза и сглатывал обильно появлявшуюся слюну.
Вдруг на его глазах его собственные банкноты сложились так, как дети складывают самолетики, потом они резко взмыли вверх и … улетели! С последнего самолетика ехидно улыбающийся Франклин помахал рукой на прощание.
- О Господи! Спаси и сохрани! – Иван Иванович от испуга даже перекрестился.
Вообще-то он был человек не очень верующий, скорее отдавал дань моде. Но произошедшее проняло его до глубины души.
- Ах ты паскудник, - донеслось до него. – Как взятки брать, так первый, а как расплачиваться, так к Богу с просьбой. Тебя же предупреждали, не мздоимствуй!
- А я и не мздоимствую, врешь ты, старик, это благодарность. Это они сами.
И надо же было Ивану Ивановичу допустить такую ошибку: не узнать святого Николая. И не только не узнать, а начать с ним пререкаться.
Святой, будучи разочарован беседой с грешником, взял свой посох как дубинку и начал охаживать им строптивца.
Иван Иванович упал на колени:
- Прости, святой отец грешен. Не узнал сразу.
- Вот то-то. А за свою дерзость и любовь к деньгам будешь наказан.
Святой Николай после этих слов исчез.
Деньги, лежавшие на столе, вдруг начали мерцать. «Откуда деньги?»- подумал чиновник.
Пятитысячная купюра грациозно поднялась над другими и сказала:
- Мы твоя персональная премия, которую ты, однако, никогда не получишь.
После этих слов деньги на столе странно замерцали и начали таять. Прошло некоторое время и на столе осталась только та купюра, которая разговаривала с Иваном Ивановичем. Однако прошло полминуты, и она тоже начала странно мерцать. Через минуту она растворилась полностью, но потом, спустя секунд тридцать, она вновь появилась, как будто никуда и не исчезала.
- Что тут вообще происходит, - строго заметил Иван Иванович.
- Да начальник ваш, - отвечала пятитысячная бумажка, - решил, что дал уж слишком большую премию. Он подумал, подумал и отозвал ее обратно. Вот я последняя твоя надежда.
Купюра вновь начала бледнеть:
-Извини, не срослось. Ему для тебя и мня жалко. Прощай.
Последние слова отозвались эхом по всей комнате, а деньги окончательно исчезли и больше не появились.
Иван Иванович вначале очень рассердился. Но злиться на начальника управления – дело бесперспективное, и потому пучина уныния захлестнула Ивана Ивановича.
Вот тут-то и вспомнилась ему его Ляля.
- Поторопился я с обещанием, ох, как поторопился. И чем я думал, когда пообещал ей шубу? Теперь он мне плешь в башке проест. Надо что-то срочно придумать.
Время шло, а Ивану Ивановичу ничего не придумывалось. Страшно было Ивану Ивановичу во сне, а ничего поделать не мог. Не просыпалось никак.
А сон шел дальше. Однако отличить от яви его было просто невозможно.
Тут как раз прозвенел будильник. Он встал и начал собираться на работу. Вместо своей жены, которая всегда готовила ему завтрак, он вдруг увидел в свою любовницу Лялю, стоявшую перед ним в каком-то непристойном халатике и как-то зло смотрела на своего любовника. Потом, вместо того чтобы поцеловать, грубо взяла его двумя пальцами за щеку и мужским басом сказала:
- Смотри же, стервец, в воскресенье едем за шубой.
Иван Иванович оторопел от такого необычного прощания. Куда исчезла его жена? Почему на ее месте любовница? Неужели он на ней женился? То, что его Ляля грубо с ним заговорила, Ивана Ивановича не удивило. Он понимал, что характер у подруги далеко не сахар. А если он на ней женится, то она сразу же покажет свой настоящий характер. Быстро же Ляля превратилась в Алену Дмитриевну.
- Вот влип, так влип, - с ужасом подумал напуганный Иван Иванович, - смотри, она ещё и бить меня станет.
Иван Иванович тяжело перевернулся с боку на бок. Кровать заскрипела, но выдержала. Сон его не прервался, несмотря на страх, поселившийся в его душе.
С тяжелым сердцем поплёлся чиновник на работу. «Хоть там как-то свои нервы приведу в порядок», - подумал он.
Однако неприятности его на этом не закончились. За ним не пришла машина, и ему пришлось на работу трястись на трамвае.
На работу он не опоздал, пришел ровно в восемь. Когда Иван Иванович поднялся в кабинет, нервы его начали приходить в норму. Вот сейчас он уютно устроится в своем большом кресле, а там, глядишь, и Франклин передумает вернется. Премия прилетит обратно.
Войдя в приемную Иван Иванович строго посмотрел на место, которое обычно занимала его секретарша Любочка. Сегодня никого не было. И вновь какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось в душе Ивана Ивановича.
- Придёт, Люба, даже замечания не сделаю,- с тоской подумал он.
Вообще Иван Иванович считал себя хорошим начальником. Подчиненных зря не обижал, не материл, деньгами не наказывал. Но строгость любил, а как же с нашим народом без строгости. Секретаршу, хотя она и красивая девка, в постель не тащил. И не то, чтобы считал это аморальным, просто понимал, что никакой нормальной работы от любовницы не дождешься. А то, что по попке похлопывает… Так то же шутя…
Иван Иванович открыл дверь в свой личный кабинет. Дверь как обычно бесшумно распахнулась, и он увидел на своём месте секретаршу Любочку.
- Люба, а что ты тут делаешь? – недоуменно спросил Иван Иванович и продолжил уже очень строго. – Кто тебе разрешил садиться на мое место?
- Твое место – дома на кухне, - по-хамски ответил Люба, - я теперь не Любочка, а Любовь Петровна, а ты не Иван Иванович, а Ванечка. И скажи спасибо, что не Ванька.
Любовь Петровна ехидно усмехнулась и продолжила:
- А так ты ещё ничего не знаешь. Ну на, читай.
Она протянула ему лист бумаги. Иван Иванович взял предлагаемый ему документ и увидел следующее:
Приказ
Ввиду того что Сидоров И.И. безответственно относится к своим обязанностям, а также не смог удержать господина Франклина и позволил премии улететь в другой карман, приказываю снять его с занимаемой должности и перевести в должности секретаря сроком на три месяца. Для формирования его нового социального статуса именовать его впредь не Иваном Ивановичем, а Ваней.
Внизу приказа стояла подпись начальника управления.
- Вот попал, так попал, - вновь подумал про себя Иван Иванович.
Любовь Петровна тем временем подала ему еще один приказ.
В нем было напечатано следующее: «Приказываю на время исправления Сидорова И.И. назначить начальником отдела Гаврилову Л.П. Вменить ей в обязанность принять стиль руководства Сидорова И.И.».
Иван Иванович от неожиданности схватился за сердце и опустился на стул.
Любовь Петровна между тем тоном Ивана Ивановича проговорила:
- Ваня, а я разве разрешила садиться. Пойди в секретарскую, выпей валерьяночку.
И уже с металлом в голосе продолжила:
- Я жду через 5 минут кофе, черный и без сахара.
Иван Иванович встал и понурив голову побрел делать кофе. Однако его унижения на этом не закончилось.
Любовь Петровна как-то незаметно подошла к нему и похлопав по заднице, добавила:
- Быстрее, мой козлёнок, время не ждет.
Иван Иванович с грустью подумал, что его «козочка» звучало все-таки гораздо мягче. Но раз начальство в лице Любови Петровны заявило, что время не ждет, надо поторапливаться, а то устроит разнос. Он вспомнил, что в гневе говорил своим подчиненным и поспешил выполнять приказ.
Как ни старался Иван Иванович приготовить кофе за 5 минут, он не управился. Пока нашёл кофе, кофеварку и прочие принадлежности, время неумолимо пробежало.
Пять минут уже прошло, шесть минут ещё не наступили, как Иван Иванович робко приоткрыл дверь своего бывшего кабинета и сказал:
- Вы мне позволите поставить кофе?
- Позволю, позволю, - с ехидцей заметила Любовь Петровна, - на первый раз прощаю, но ты должен понять, что приказ начальника – закон для подчиненного.
Поднос в руках Иван Ивановича начал подрагивать, а ложка предательски звякнула.
- Да не трястись ты так, ставь поднос и можешь пока быть свободен.
Иван Иванович вышел из кабинета и начал судорожно вспоминать, что должны была делать секретарша, чтобы не разгневать его бывшего.
Сделать это было очень трудно. Всё зависело от его настроения. Если оно было хорошим, надо было зайти через 10 минут и забрать поднос. Если плохое, то через каждые три минуты надо было открывать дверь и спрашивать:
- Какие новые будут распоряжения?
Иван Иванович решил, что настроение у Любови Петровны будет неплохое, даже хорошее. Во-первых, она стала начальником, во-вторых, его ещё никто не успел испортить, а в-третьих, он никогда без особой надобности не изводил секретаршу.
Выждав пять минут, Иван Иванович вошёл в кабинет и сказал:
- Разрешите забрать чашку?
Любовь Петровна, не отрываясь от бумаг, махнула головой и сказала:
- Забирайте.
Иван Иванович взял поднос и, пятясь задом, вышел в приемную. Там он отдышался и занял кресло своей бывшей секретарши, так неожиданно ставшей его начальницей.
Устроившись поудобнее, он стал ждать посетителей. Их было сегодня очень много. Их надо было рассортировать, определить, кого можно допускать, а кого нет. Решить у кого взять бумаги, а кому сказать, что сегодня не приемный день.
Посетителей нисколько не удивило, что сегодня в приемной был он, а утверждала резолюции Любочка. Если ей раньше носили шоколадки, то Ивану Ивановичу дарили мерзавчики. В них была и водка, и коньяк, и виски, кто-то даже преподнес ему текилу. К вечеру маленьких бутылочек скопилось довольно много.
Иван Иванович подождал, пока Любовь Петровна ушла домой, навел порядок в кабинете. Даже протёр пыль. После этого он решил, что надо забрать домой все подношения. Чего добру пропадать? Жалко… да и ему хоть и небольшое, но утешение.
Иван Иванович сложил все мерзавчики в свой дипломат и собрался идти домой. Но тут случилась беда. По всей видимости, он плохо закрыл свой дипломат. Тот раскрылся, и все его содержимое со звоном и шумом начало падать на пол.
Иван Иванович схватился за голову: «Что будет, если Любовь Петровна неожиданно вернется?»
А бутылочки всё падали и падали, всё звенели и звенели. Уж неприлично долго они звенели. У Ивана Ивановича от страха даже пот перестал течь.
И тут случилось неожиданное… Иван Иванович проснулся.
Минут пять он приходил в себя. Сон это был, или всё произошло наяву?
В это время вошла жена и сказала:
- Ванечка, я завтрак уже приготовила, а ты всё не встаешь и не встаешь.
Никогда в жизни Иван Иванович не был так рад своей жене, как в это утро:
- Да я, голубушка, видать, крепко уснул. Ничего, я уже проснулся.
Он вскочил молодым козликом, как сказала бы его секретарша-начальница Любовь Петровна. Потом, улучив момент, посмотрел в карман пиджака. Долларов не было.
Неужели все это произошло со мной наяву? – с ужасом подумал Иван Иванович. – Нет, я же перепрятал их. Надо теперь вспомнить, куда же я их положил?
Страх, охвативший Иван Иванович, уже не отпускал его ни на минуту. Никогда он не отправлялся на работу с таким тяжелым сердцем. Никогда он так не боялся.
А вдруг и правда его ждут большие перемены?