Земной парадиз Уильяма Морриса
И каждый лист, словно цветок, здесь цвел,
Вяз тень давал, а липа – мед для пчел,
И птицы на ветвях здесь пели так,
Как не поют нигде в других местах.
У.Моррис, «Земной рай»
Он был рад тому, что неподалеку река, по которой можно кататься на лодке, что вокруг – луга, залитые неярким английским солнцем, что сад – просто воплощение его мечтаний. Этот сад казался очень простым, но очень английским. Немного хмурый старый дом без вычурных линий так подходит этим словно самим по себе выросшим цветам, этой вольной зелени. Этот сад укрыт от мира, словно чудесный вертоград. И Уильям Моррис, поэт и художник, пишет: «Рай земной… и что за сад!» Розы, тисовые изгороди, яблони, жимолость – вот что такое рай для англичанина. «Четыре маленьких квадратных сада, образующих вместе большой квадрат; каждый из более мелких квадратов опоясан плетнем с густо растущими вдоль него розами», – так описала этот сад Джорджиана Берн-Джонс, жена его друга-художника.
Только в таком саду могло созревать вдохновение, выливающееся затем в стихи и картины. Келмскотт Манор, дом из известняка на берегу Темзы в деревне Котсуолд Келмскотт, Оксфордшир. Четвертьвековое прибежище Уильяма Морриса.
Волшебство здесь ощущается сразу. Тут и там мелькают ожившие мотивы известного моррисовского текстильного дизайна – вот заяц проскакал, видели? А вот растет лесная земляника – помните «Похитителей земляники»? А ивовые ветви помните? Вот срезает цветы для домашних букетов дочь Мэй, вот медленно едет на исландском пони с забавной кличкой «Мышонок» вторая дочь, Дженни. Вот жена Джейн вышивает, сидя на садовой скамье: и она, и дочери – великолепные вышивальщицы, их работы украшают Келмскотт Манор. Кто-то из них изображен на замечательных картинах Марии Спартали-Стиллман, запечатлевшей Келмскотт Манор во всем его строгом очаровании.
Гулять по этим дорожкам, словно существовавшим тут от сотворения мира, вдыхать теплый запах речной воды, а по вечерам – ароматы трав с лугов, рисовать, писать, придумывать- и остаться навеки в этой благословенной земле… Какой удел может быть более желанен поэту и художнику?
В письмах Морриса упоминаются крокусы, подснежники, фиалки, примулы, тюльпаны, розы, мальвы, маки, китайские астры, гвоздики. Он доволен шпалерами, которые создал некий Жиль из веток малины, придав саду средневековый вид, столь любезный его взгляду. Помните, как в «Истории неизвестной церкви» Моррис сделал описал возникающий в его воображении средневековый сад? «На краю лужайки около закругленных арок было очень много подсолнухов, и все они были в цвету в тот осенний день; и вверх по многим из колонн галереи карабкались страстоцветы и розы. В саду были трельяжи, увитые розами, вьюнками и огненной настурцией с огромными листьями; и повсюду вдоль тополей стояли шпалеры, но на них не росло ничего, кроме темно-красных роз; в тот день и гигантские стрелки мальв были в цвету: розовые, оранжевые, красные, белые, окаймленные мягкими пушистыми листьями».
Спокойное природное очарование сада подсказано Моррису английским ботаником и садоводом 16 века Джоном Джерардом – художник внимательно изучил его «Травник». Ценя искусство «сделать прошлое частью настоящего», он восхищался тенистыми беседками, практичным сочетанием фруктовых деревьев, овощей, трав и цветов.
В одной из лекций Моррис высказал свои взгляды на создание сада: он должен быть огорожен от окружающего мира, не должен подражать своеволию или дикости природы – пусть выглядит, как часть дома, - но цветы должны расти так, как растут в природе. Пусть будут здесь зеленые изгороди, деревья, дорожки, обрамленные простыми цветами.
В то время, когда викторианские садовники были просто одержимы экзотическими растениями и ковровыми газонами, видение Моррисом своего сада было совершенно иным. В Келмскотте для шпалер использовались обычные ива и орешник, местным камнем выложены были дорожки. Подобные принципы садоводства были подхвачены движением «Искусства и ремесла», ведь теперь творцы садов были художниками и поэтами, а не садовниками. Кроме того, сад должен был сочетать красоту с практичностью, поэтому он часто совмещался с огородом. Вот и в Келмскотт Маноре в северо-западном уголке сада располагался кухонный огородик с артишоками и травами-приправами.
Уильям Белл Скотт в группе сонетов «Старый шотландский дом» описывает именно такой сад:
The old house garden grows old-fashioned flowers
Sheltered by hedges of the close yew tree
Through which, as Chauser says, no wight may see;
The sunflowers rise aloft like beakon towers,
Their large discs fringed with frames; and corner bowers
There are of mountain-ash, and the wild rose,
Short-lived, blue star-flowers that at evening close
Spring there; sweet herbs and marigolds in showers;
Gilly-flowers too, dark crimson and nigh white;
Pied poppies, and the stripped grass, differing still
In each long leaf, though children ever will
Believe in finding two shall match aright;
The paths are edged with box grown broad and high
At evening sheltering moths of various dye.
Дочь художника Мэй пишет о «саде, радостном от тысяч тюльпанов», о «белой пене вишен», о «первой пурпурно-красной розе», о сборе яблок, о превращении клубничных грядок в грядки луковые в трудные времена Первой мировой войны.
Сегодня все так же теснят друг друга розы в палисаднике, замер «дракон Фафнир», герой исландских саг, превратившись в зеленого стража сада – Моррис увлекся сагами после поездки в Исландию. Ковер травы все так же усеян мелкими цветочками, словно средневековый гобелен, вытканный узором «мильфлёр». Все так же цветут на клумбах любимые Морисом цветы.
И все так же болтливы в ивах грачи – они никогда не устанут повествовать всем и каждому о земном парадизе поэта и художника Уильяма Морриса, о Келмскотт Маноре.