Утром он вышел как всегда из своей избушки. Он был совсем один, только старый пес неясной породы бегал вслед. Он пошел проверять капканы, которые поставил вчера. Надев лыжи, он тронулся по знакомой дороге среди леса. Палки ему были не нужны, он просто отталкивался ногами, а верный пес бежал сзади. Снега было много в этом году, всё завалило, и елки прогибали ветки под его тяжестью.
- Ну, и зима, - подумал он, - скоро в снегу утонем, а осенью паводок, что за невезение. Река разольётся, не дай Бог затопит. Его избушка стояла на берегу, правда, высоком.
- Чини потом всё, а сил уже немного. Дров хоть на зиму заготовил, и то хорошо. Пушнину продадим и проживём как-нибудь с Томом. Сейчас капканчики проверим, может, попался кто.
Ему было неприятно убивать ради шкурки, для мяса – это другое дело. Но им с Томом надо было жить на что-то. Он ловил ровно столько, сколько было необходимо, как, впрочем, и рыбу.
- Она тоже живая, - думал он про рыбу, - а нам много не надо, только необходимое. Прости рыба. Простите звери.
Стояла абсолютная тишина, ни ветерка. Прошлые два дня валил снег. Теперь всё было в снегу и необычайная красота. Не очень холодно, всего минус двадцать где-то. Он шел спокойно по своему лесу, даже без шапки, сегодня грело солнце, да и так слышнее. На плече у него висело ружьё, и руки свободны, так что всегда можно снять.
- Что, Том, утонул совсем? Тебе тоже лыжи надо сделать.
Вдруг собака убежала в сторону, утопая в снегу, и залаяла.
- Что такое, Том, - недовольно сказал он, но повернул на лай, сняв на всякий случай ружье с плеча.
Метров через тридцать он увидел Тома, и лежавшую рядом девушку. Том обнюхивал ее.
- Фу, - сказал он собаке и подошел к девушке.
На ней были лыжи и палки в руках, но она была холодная совсем. Он пощупал пульс. Она была жива. Он отцепил ее лыжи, откинул в сторону палки и ружье и, взяв ее на руки, понесся домой, как мог быстро.
- Господи, ну и тяжелые вы все, - подумал он.
Благо было недалеко, даже до первого капкана они не успели дойти. Он положил ее на нары и сел тяжело дыша. Печь топилась, и было тепло.
- Не дай Бог обморозилась, - подумал он, - надо спиртом растереть.
Он раздел ее, взял спирт и начал растирать всю. Потом накрыл двумя одеялами и сел напротив.
- Господи, у меня даже связи нет, а до ближайшего села день пути, что делать то? Её бы в больницу. Томка, что делать?
Он налил себе спирту. Такого с ним еще не случалось.
- Оживи, дочка, - прошептал он, выпив рюмашку, - очень прошу.
Он потрогал ее, она была уже тепленькая. Вдруг она встрепенулась.
- Кто вы? Где я? – открыла она глаза.
- Успокойся маленькая, всё хорошо, к счастью. Том тебя нашел, замерзла бы совсем. Мороз на улице. А я так, никто вроде, просто человек, а ты у меня дома.
- Том это кто?
- Вот, - он подозвал к себе собаку.
Девушка стала приходить в себя.
- Я пошла покататься на лыжах и заблудилась совсем, - сказала она, - надо бы было по следу обратно, но снег шел и всё занесло. Вот и крутилась тут, как дура. А потом не помню.
- На выпей, - сказал он и подал ей кружку с разбавленным водой спиртом.
- Гадость какая, - понюхала она.
- Это для сугреву, ты совсем холодная была, пей, давай. Вот на закуску, - он протянул ей ломтик лимона.
Она поднялась слегка.
- Ой, что это я голая совсем!?
- Я тебя спиртом растирал, прости уж, ты дохленькая была.
Она впервые улыбнулась и выпила, закусив лимоном.
- Ты не бойся, я плохого не сделаю, - сказал он, - просто связи у меня нет, а до поселка день пути. Я бы тебя в больницу, но Томка на санках не дотянет, старый, да и вдвоем нам сложно, оба старые. Как ты сюда то добралась?
- Я два дна бродила.
- Одуреть! Ладно, ты голодная, наверное, сейчас подогреем гречи и мясо, - он поставил на печь сковородку, - как ты себя чувствуешь?
- Да, вроде неплохо, - ответила она.
- Если так, то одевайся, вон твоя одежда на скамейке. Я смотреть не буду. Постой, что ты будешь в лыжном костюме тут. Сейчас принесу тебе штаны и футболку, если не возражаешь. Велики будут, но нам же не на подиум.
Он принес ей одежду. Она напялила это и рассмеялась.
- Ты чего?
- На мне, как на вешалке и штаны падают.
- Я же не предполагал, что ко мне такая красавица заявится, а то подготовился бы.
- А Вас как зовут? – спросила она.
- Антон, - ответил он, - но давай на ты, здесь в лесу всё так. Ёлка ты, лось ты, рыба ты, вон и мой Томка тоже ты, хотя старичок.
- Хорошо, тогда Тоша.
- А тебя как?
- Ксения.
- Хорошо, тогда Ксюша, - передразнил он.
Он навалил ей миску каши с мясом и налил кружку чая.
- Тоша, а плесни мне еще немного разбавленного, так хорошо стало.
- Ну, Ксюшка, ты даешь, - он налил ей и себе, - за успешное воскрешение, только бы тебе не сплохело.
Ксюша встала, подняв кружку.
- Ой, Тоша, у тебя ремень есть, а то штаны совсем не держатся.
- Сейчас принесу, но давай выпьем, ставить не положено.
Они выпили, и Ксюша начала уплетать гречу и мясо. Он принес ей ремень, и она, подтянув штаны, обвязала его вокруг талии.
- Тоша, тут дырочки нет, - сказала она.
- Сейчас сделаем, покажи где.
Он проделал ножом дырку и Ксюша, застегнув ремень, удовлетворенно села за стол.
- Откуда ты взялась то? – спросил он.
- Мы с однокурсниками сюда на каникулы приехали из Питера. На лыжах покататься, отдохнуть. Никто не захотел на лыжах, я одна и пошла.
- Ненормальная совсем.
- Есть такое, - улыбнулась она.
- Тебя же ищут, наверное, уже.
- Думаю, ищут, но не найдут.
- Ксюшка, ты дура! Это же много народу тебя разыскивает. Впрочем, поправишься, и мы с Томом тебя до поселка проводим. Завтра еще тебе отдохнуть надо. А сейчас попразднуем немного. Я сейчас гуся приготовлю. Ты оголодала совсем.
- Тоша, я не хочу до посёлка, а гуся хочу.
- Но как же мы сообщим, что ты жива и тут?
- У меня мобильник есть.
- Да он тут не берет, разве если только на горку влезть. Возможно, и словит, хотя вряд ли.
- Давай влезем.
- Ксюша, совсем забыл про твои лыжи и ружье. Надо притащить. Сейчас гуся принесу, ты ощипывай, а мы с Томкой сгоняем быстро. И подкинь дровишек в печку.
- А можно я с тобой?
- Точно ненормальная, куда тебе доходяге.
- Я уже в порядке, я сильная.
- Ладно, здесь рядом совсем, лыжи тебе дам. Одевайся, давай, - он вышел и принес валенки, - вот надевай.
Ксюша стояла без штанов.
- Ой, - сказала она, - я не думала, что ты так быстро.
- Ничего, - усмехнулся он, - я тебя и голую видел, так что одевайся и вперед.
Ксюша оделась и напялила валенки.
- Они велики мне.
- Извини, не догадался маленькие купить, одень еще носки.
- Так уже ничего, - сказала она.
- Иди сюда, - Антон взял свою аляску, - давай ручки.
Он надел на нее куртку и подвязал ремнем, куртка была ей слишком велика.
- Я бы тулуп тебе дал, но ты в нем утонешь.
- Тоша, почему ты обо мне так заботишься? – спросила она.
- Не знаю, мы с Томкой одни тут, с тобой веселее.
- Вредный. А тебе сколько?
- Мне сорок пять, а тебе?
- Двадцать три.
- Ребенок.
- Еще вреднее. Я взрослая женщина, между прочим.
- Поехали взрослая женщина за твоими лыжами, а потом гуся будем готовить.
- Я тебе совсем не нравлюсь?
- Нравишься, особенно без штанов.
- Ну, и гад.
- Вот и спасай вас, и дня не прошло, уже гадом называет.
- Извини, я не со зла.
- Да, ладно, - улыбнулся он.
- А как в валенках на лыжах то?
- У меня же таёжные лыжи, просто всунешь валенки в ремешки. Назад не бойся, не поедут, там шкура оленья приделана, так что вперед бегут, а назад тормоз. И отталкиваются хорошо. Ты без палок сумеешь? У меня нет просто.
- Сумею, - сказала Ксюша.
- Ты хоть согрелась?
- Да, мне хорошо уже.
- Тогда пошли.
Они вышли за дверь. Ксюша огляделась вокруг. Забора не было, только невдалеке стоял сарайчик, а справа от него туалет, а вокруг дровяники. Она глянула на небо. Оно было чистым, ни одного облачка, и солнце светило вовсю. Вокруг стоял лес, засыпанный снегом.
- Тоша, что это?
- Я просто живу тут, - ответил он, - зимой. И охочусь. Нам с Тимкой всё же немного денег надо. Соль, сахар, крупа, да и выпивка тоже и покурить.
Ксюша улыбнулась.
- Ты алкоголик? - спросила она.
- Не будь я алкоголиком, не откачал бы тебя.
- А у тебя сигаретка есть?
- Есть, ты куришь что ли?
- Иногда.
- На, протянул он ей пачку и зажигалку. Кури и вперед.
- Я еще вон туда хочу, - сказала Ксюша, указав на туалет.
- Ну, так иди, дорожки здесь чистые.
Она виновато посмотрела на него.
- Да, что стесняться мы одни тут, что ты терпеть будешь что ли? К тому же у меня дочка твоего возраста, даже постарше.
- Тоша, а ты ранний, - засмеялась Ксюша.
- Да, это правда, - смутился он.
- А где твоя жена и дочь?
- Они бросили меня, не звонят даже никогда.
- Извини.
- Не стоит, ты с Томом давно здесь живем.
- Всё, я побежала, больше не могу.
Он смотрел на нее и улыбался. Она бежала, смешно задирая ножки.
- Какая милая, - подумал он.
- Тоша! – она прибежала обратно, - ты знаешь, я ведь с ними, с моими однокурсниками, как придаток просто. У всех парни, а я одна. Я некрасивая совсем, никто со мной не хочет. Я и пошла кататься, от одиночества что ли. Вот и заблудилась. Да и черт бы с ним, замерзла бы и всё. Но тут ты, зачем?
- Во-первых, ты красивая очень, а то, что не получилось пока, так ты маленькая еще.
- Не маленькая я! Просто не везет. Но может теперь повезет? – сказала она.
- Пойдем лучше за лыжами, - ответил он, - да и ружьё моё там.
- Тоша, я совсем не нравлюсь тебе? - она бежала следом, а за ней Том.
- Нравишься очень, - ответил он.
- Правда!?
- Правда, конечно, зачем мне врать здесь в тайге. Это в городах врут, а тут зачем? Тут всё просто и ясно. Снег лежит, звери ходят, рыба в реках, белки на ветках, никто не врет никому. Потом мы только вдвоем, зачем врать? На публику не поработаешь. Да и врать некому.
Она упала в снег. Том залаял.
- Что, плохо опять? - подбежал он, - я же говорил, не стоит идти.
- Нет, хорошо очень.
Он поднял её и поставил на лыжи. Но отпустить не смог. Он держал ее под мышки, а она смотрела на него преданно очень.
- Ты прекрасна, - прошептал он.
- Тоша я голодная совсем.
- Сейчас лыжи заберем, и накормлю тебя.
- Да я не в том смысле.
- Ксюшка!
- Ну, здесь же не врут, - возразила она.
- Да, - усмехнулся он, - тогда за лыжами и домой.
- А можно без лыж?
- Да, черт с ними и правда, никто не сопрет, - он повернул к дому.
Она последовала за ним. Том опять бежал сзади по лыжне. Они вошли в избу.
- Сейчас я дров подкину, чтобы потеплее было, - сказал он и присел перед печкой.
- Боже, как хорошо, - произнесла Ксюша, когда они уселись за стол, - у меня и было-то всего пару раз и так просто. Я уже нервная вся стала. Сама с собой. Но это ненадолго совсем.
- Ксюнчик, теперь всё хорошо будет, если ты не уедешь.
- Я с тобой хочу, - сказала она, - теперь уже точно.
- А как же?
- Да наплевать на всё.
- А учёба? Жизнь?
- Да, какая же там жизнь! Я сюда к тебе приехала, не дошла просто.
- Ничего не понимаю, - сказал он.
- Неужели я так изменилась? Тогда мне было восемнадцать, а теперь двадцать три, тоже немного вроде. Правда, мы всего одну ночь и провели тогда, ты и не заметил меня.
- Лиза? – прошептал он.
- Наконец.
- Как же ты нашла меня?
- Ты же сказал тогда, в каком посёлке живешь, это просто было найти. Я, правда, не знала, что ты охотник. Приехала. Местные мне и сказали, что до тебя пятьдесят кило вниз по реке. Заблудиться трудно. Я и пошла на лыжах. А тут вьюга. Шла два дня, а так думала к вечеру дойду. Совсем замучилась. Вот и не дошла чуть-чуть. Вы меня и нашли, Томка нашёл - она улыбнулась и погладила собаку по голове.
Та положила ей морду на колени.
- Лиза, - пробормотал он.
- Что ты заладил, Лиза, Лиза. Ну, я.
- Просто не ждал ничего подобного, всё, как в дурном кино.
- Я уйду, коли тебе не по вкусу, - обиделась Лиза.
- Нет, что ты, просто необычно всё! Мне с тобой хорошо очень. С Томкой можно, конечно, поговорить, но он молчит, понимает всё, но ответить не может.
- А я могу?
- Ты можешь.
- Ты не прогонишь меня?
- Нет, конечно, я могу проводить, когда ты домой захочешь, чтобы опять в пурге не пропала.
- У меня нет дома, - сказала Лиза.
- Как так?
- Вообще-то плохо всё, - отозвалась она.
- Что опять?
- Очень плохо.
- Ты ко мне, поэтому приехала?
- Мне некуда больше, - виновато произнесла она, - мне нечего было делать. Я особо не надеялась. Видно, не ошиблась.
- Лиза, да что же стряслось?
***
- Тоша, - она замолчала надолго, потом собралась немного и вздохнула, - мои родители умерли, когда мне было семь. Меня определили в детский дом. Что там было, не хочу говорить. Но потом в шестнадцать мне дали комнату в коммуналке. Мне и это казалось праздником. Я устроилась на фабрику. Работала с утра до вечера. Тогда мы с тобой и встретились в кафе. Наутро ты уехал к себе в посёлок. Потом заявились мужики какие-то. Предложили продать комнату. Я отказалась, конечно, но они окучивали меня несколько месяцев, приходили, сулили золотые горы. А однажды дали подписать какие-то бумаги. Я подписала. Даже не знаю, как я согласилась, сил не было совсем и воли никакой. Мы выпили за сделку. А дальше не помню. Очнулась где-то в деревне в жалкой хибаре, без печки и с дырявой крышей. Был уже конец октября. Я проголодалась очень и замерзла. Очнувшись, наконец, выползла на разведку. Одно хорошо, в кармане я обнаружила пятьдесят тысяч. Моя хибара, да и моя ли, я не знала, стояла на окраине небольшой деревеньки. Я поплелась к видневшимся впереди домикам. Был слышен звук бензопилы. Доползла до первого домика. У забора сидела старая бабка.
- Бабушка, где я? – обратилась я к ней.
- Откуда ты взялась, милая? – ответила она вопросом.
- Оттуда, - я махнула рукой в сторону своей избушки.
- Опять, - произнесла она, - пойдем я тебя накормлю.
Она поднялась, кряхтя, и мы вошли в калитку, а потом и в избу.
- Сейчас, погоди, я тебе борщ разогрею. А пока на тебе клубники и яблоки. Из сладкого только варение, - она поставила передо мной банку.
- Спасибо. А как величать вас?
- Дарья Петровна, - ответила бабка, - а тебя?
- Лиза.
- Сейчас и чайку подогреем.
Дарья Петровна налила мне миску супа, положила ложку и вручила кусок домашнего хлеба. Я была счастлива и смолотила всё. Потом выпила чай с варением и закусила все клубникой. Согрелась.
- Дарья Петровна, но где же я?
- Это деревня Тупик, - ответила она, - до железной дороги сто с лишним верст. Автобус ходит раз в день туда. А тебе уезжать надо.
- Почему? – я уже совсем пришла в себя.
- Во-первых, нас тут три с половиной пенсионера, живем на пенсию и хозяйством своим, доживаем, во-вторых, ты не первая такая. Тут и старики появлялись и молодые. Работы здесь никакой. А те, кто появлялся, вскоре исчезал. Потом их находили утопшими или в лесу, повесившимися, а может со скалы упавшими или вовсе не находили. Я думаю неспроста всё, но у полиции всё случаи несчастные. У тебя деньги то есть?
- Есть, пятьдесят тысяч, - сказала я.
- Езжай завтра же в город, а там, на поезд и куда-нибудь к родственникам. Ночуй у меня, автобус в семь утра идет. Я тебе гостинцев на дорогу соберу.
- Дарья Петровна, но нет у меня никого. Куда я могу?
- А ты подумай, может, есть всё же кто знакомый хороший. Я бы приютила тебя, но боюсь очень. Не за себя, мне бояться уже нечего. За тебя. Мы тебя даже всей деревней защитить не сможем. Вон в соседнем доме дед Матвей без одной ноги, а рядом бабка Роза, старая, как я. У деда ружьё есть, но патронов давно нет уже, куда ему одноногому охотиться. Рыбу ползает только ловить на нашу речку на костылях. Так что ехать тебе надо, внучка. Думай, - она встала и, взяв мою миску, понесла мыть к рукомойнику.
- Дарья Петровна, - я сама.
- Сиди уж, соображай куда податься.
Я напрягала мозги, но ничего не могла придумать. И тебя только вспомнила. Вспомнила название твоего села, решила рискнуть, да и что мне было делать.
Утром добрая бабушка посадила меня в автобус, дав корзинку с продуктами. У меня был еще рюкзачок с моими вещами. Вещей немного совсем. Еще она дала мне ватник. Холодно было по утрам совсем. Через два с половиной часа я была в городе. Как доехать до твоего села я не знала. Пошла в компьютерный зал, посмотрела в интернете. К моему счастью, село с таким названием было одно и не в семи тысячах километрах. У меня бы денег не хватило на такое расстояние. Я купила билет на поезд, потом зашла в спортивный магазин. Купила лыжи. У вас тут уже снегу по горло, я тоже в инете глянула. Мой любимый лыжный костюм был в рюкзачке. На это тратиться не пришлось. Через два дня я была уже тут. Надежды особой я не питала, но всё же. У вас от станции до села далеко, я пошла на лыжах. Корзиночку пришлось бросить, хоть жалко было очень, но не в руках же тащить. Я догрызла последнюю куриную ножку и бутерброд с салом. Запить было нечем. Полизала снегу. Он чистый тут. Только потом наткнулась на магазин. Продавщица удивилась моему появлению, но ничего не спросила. Я купила две банки пива, сигареты со спичками, лимонада бутылку и баранки какие-то. Вышла из магазина и отъехала немного. Нашла пень, торчащий из-под снега, села на него и заревела, как дура. Всё было не так уж и плохо, паспорт мне оставили почему-то и даже деньги. Кто из них это сделал, понятия не имею, но явно для того, чтобы я смыться смогла. Я была не уверена, что ты еще тут живешь, ведь пять лет прошло, да и вообще, зачем я тебе.
- Что я сюда приперлась? – думала я, - поехала бы в какой-нибудь город, устроилась бы на работу, общагу бы дали. Но кто на работу без прописки возьмет?
Я была просто выписана из своей комнаты и теперь была как бомж. Можно, конечно, нелегально устроиться, но это жить где-нибудь в подвале, да и любая проверка накроет. Потом пришла в село и встретила деда Ивана. Спросила его про тебя, он сказал, что ты с Томом в зимовье, охотишься. Пригласил к себе, ничего тоже не спрашивал, кто я откуда и зачем. Накормил, самогонку с ним выпили. Он рассказал, где ты и сказал, что дня через два идти можно, занос идет, метель будет. Я переночевала у него, но утром в пять часов встала потихоньку. Снега не было еще. Я написала записку ему, надела лыжи и пошла сюда. Плутала два дня в метель, а потом ты знаешь.
***
- Ох и дурочка же ты, - сказал Антон, - старших слушать надо. А дед приползет скоро. Сгоняла старого туда-сюда.
- Тошенька, я же не хотела!
- Ладно, ничего, прогуляется. Ему полезно.
И правда, к вечеру залаял Томка.
- Это свои, Том, дед Иван тащится, - сказал Антон и распахнул дверь.
Вдалеке виднелась сгорбленная фигура на лыжах. Наконец, дед, тяжело дыша, ввалился в избу. Он принес лыжи, рюкзачок и Антоново ружье.
- Дошла она?
- Нормально всё, дядя Ваня, - ответил Антон.
- Ух, стерва! Так и дал бы! – он даже замахнулся, но просто так.
- Деда, прости меня, - Лиза забилась в угол.
Дед сел на нары и отдышался.
- Я же говорил нельзя! Непослушная девчонка совсем. А замерзла бы!? Что бы я Тоньке сказал? Да, и погнала меня, давно так не бегал. Тонька, пурга еще, следов не найти. Ты прости меня, но за ними не уследишь, шустрые очень. В пять утра ускакала. Ух, я бы тебя!
- Ты чего, дядя Ваня, тоже два дня гуляешь? – спросил Антон.
- А ты думал! Я туда, сюда, следов нет, всё снегом занесло. Набегался. Челноком ходил, как легавая в поле. От реки немного в лес и обратно, где, думаю, пропасть могла. Может на реке, а может в лес зашла. На берегу ветер, и снег метет, в лесу поспокойнее. От реки далеко отойти не могла, я ей сказал, что надо вдоль берега вверх. Потом нашел след за деревом большим, снегом не занесло. Устала видать, села за дерево отдохнуть. Ночь наступала, пришлось переночевать в Петровом заброшенном зимовье. Ночью как найдешь, и днем-то в такую пургу видно плохо. Чуть рассвет, я на лыжи и вперед. Нашел еще несколько ее лёжек, видно, устала совсем девка. Я, как в молодости, быстренько, но все равно челноком, вижу, что в лес заходит отдохнуть. Так и петлял до полудня, пока снег не прошел. Часа через три нашел ее след. Теперь уже по нему пошел. Доплелся почти до твоего зимовья. Смотрю, лыжи ее валяются и ружье твое. Натоптано сильно. Вижу, на руках ее тащил.
- Деда, как ты узнал? – вытаращилась Лиза.
- Да что тут узнавать то. След от тебя лежачий, Томкины лапы вокруг, да и лыжня дальше глубокая. Беда, думаю, обморозилась, небось. Несся он быстро очень. Но теперь я был спокойнее, знал, что ты у него, зараза, - дед повернулся к Лизе.
- Дедушка, ну прости, пожалуйста, прилизалась Лиза, прильнув к нему.
- Хорошо, - улыбнулся он, наконец, - слава Богу, что жива, а то, что сам не помер, так мне пора уже.
- Дядя Ваня, ты чего? Я же неопытная просто. Ну да, полезла сдуру.
- Тонька, это вообще кто такая?
- Это Лиза.
- Понятно, - сказал дед, - достань-ка у меня в мешке поллитру. Специально самогона налил, вдруг растирать придется. Не с собой же назад теперь везти, да и померз я. И дай пожрать, а то пару дней ничего горячего, так только сухари грыз одним зубом своим. Торопился, и костер разводить некогда было. Там еще молока бутылка для Лизы этой, и остатки куры, что мы с ней варили. Тащи всё. Молоко замёрзло, наверное.
В избе было тепло, печка горела, и Том лежал у нее, вытянув лапы. За окном смеркалось, и силуэты елок виднелись впереди, а за ними темнеющая сопка.
Антон разлил самогон в две кружки, а Лиза навалила деду полную миску каши.
- А мне, - сказала она.
- Ты такое не сможешь, - ответил Антон.
- Смогу.
- Эта всё сможет, - усмехнулся дядя Ваня.
Антон плеснул ей немного в кружку.
- Тоша, я как все!
- Совсем дурная, - сказал он, но долил ей до половины, - вот капуста, квашенная на закуску. Ты выдохни сначала, выпей и не дыши немного, а потом капусткой закуси и выдыхай. Но слушай только старших, а то плохо будет. У дяди Вани самогон знатный. Они подняли кружки, чокнулись. Лиза с некоторым страхом, но решительно выпила, выпила так, как ее учили. Закусила сразу капустой, но всё же дыхание перехватило. Она закашлялась сначала, но вскоре всё прошло. Голова ее пошла кругом. Те же двое сидели и попивали себе понемногу.
Взошла Луна и осветила немного окрестности. Ёлки осветились ночным светом и сбрасывали накопившийся снег с веток. Они выпрямляли свои руки, вскидывая их вверх и, казалось, радовались ночному спокойствию. Ветер стих совсем и не гулял даже по верхушкам деревьев. Было совсем тихо, птицы спали. Небо стало светлым и вскоре на нем вспыхнули звезды, много звезд. Они мерцали вдалеке, опуская свой свет на Землю. Но главное Луна. Она была полной и освещала их избушку, светила ярко в окно. Лиза смотрела с восхищением. Луна поднималась всё выше над горизонтом, стало совсем светло, и звезды прикрыли свои глаза, теперь они были тусклыми, хотя и подмигивали иногда. Потом на небе засветилось. Столбики разного цвета играли в нем, переливаясь всеми цветами радуги. Сверху бежала волна бело-голубая. Тонкая, она, изгибаясь, пробегала сверху и исчезала, потом появлялась вновь.
- Что это!? – спросила Лиза.
- Это северное сияние, - ответил Антон.
- Можно я выйду, посмотрю?
- Я с тобой.
Они вышли за дверь и прислонились к стене. Том сразу выбежал и сел рядом. Антон обнял ее и прижал к себе, было градусов тридцать, а может и меньше. Её немного покачивало.
- Красиво, - произнесла Лиза.
- Скоро кончится.
- Нет, это навсегда.
- Лизонька, не знаю, как и назвать-то тебя.
- А ты придумай.
- Лизун – глупо, Лизунчик – еще глупее. Может Лизик? Или Ёлка, Ёлочка?
- Да, три последних прозвища хороши. Особенно Ёлочка.
Они постояли так немного, глядя в небо.
- Пойдем домой, Ёлочка, - сказал Антон, - ты пьяная совсем и холодно.
- Мне хорошо и тепло, - ответила она, - мне никогда не было так тепло.
- Дурашка, сейчас же градусов тридцать пять, а ты курточку не одела даже.
- Мне по-другому тепло, мне и голой тепло было бы.
- Ёлочка, ну, пойдем, пожалуйста, там дед, квасит, наверное, в одиночестве. Мы с тобой теперь долго будем. Только не говори «прощай».