Наш дом был домом образцового содержания, и подъезд был тоже образцовым, и старшая по подъезду тетя Тамара Борисова, корпулентная дама с комсомольским задором, была образцовая. Свое назначение старшей по подъезду она воспринимала как добровольное служение на благо всего человечества, а не только жителей 36-ти квартир нашего подъезда. Ее деятельной творческой натуре и широкой душе было мало писать объявления о том, чтобы соседи соблюдали чистоту в подъезде, не выкручивали лампочки и мусор выбрасывали только в мусоропровод, она была уверена, что в ее обязанности входит и воспитание поколений, независимо от того, сколько им лет. Она верила, что ее святая миссия делать жизнь своих “подопечных” из 36 квартир радостной, направлять всех живущих словом и мыслью “ к светлым идеалам добра и справедливости”. Днем тетя Тамара работала на заводе, а вечером из открытого окна своей кухни на первом этаже вела пастырские беседы с народом, с бабушками на лавочке, с детьми, играющими возле подъезда, поднимая самые насущные темы. Детям она советовала сдавать бутылки и зарабатывать себе на мороженое, вместо того, чтобы в каникулы прыгать в классики, а тем более еще рисовать их мелом на асфальте возле подъезда, ее образцового подъезда. “Идите, прыгайте возле 10-го подъезда, там живут переселенцы из бараков, им все равно, что у них нарисовано на асфальте, они привыкли к говну”. Бабушкам она давала советы о том, как вести себя с детьми, ими же воспитанными. “Старость надо почитать” - заявляла тетя Тамара на все жалобы некоторых бабушек, которым не хватало внимания от внуков и детей. Хотя сама Тамара, живя со своей матерью в одном подъезде, ругалась с ней в пух и прах, поскольку она и еще две ее сестры и брат, претендовали на двухкомнатную квартиру матери, и на ее "несметные богатства, зашитые в подушку". Ее мама, тетя Лиза, получала пенсию за покойного мужа - ветерана войны, дошедшего до Берлина, к тому же торговала на базаре квашенной капустой, которую солила прямо в ванной, имела большой навар, и приходящим в гости трем дочерям и их детям, показывала большой кукиш в прямом смысле слова, тыкала им в нос: “Вот вам мои деньги!”. Хотя единственному сыну-военному, живущему в Хабаровске купила машину, чем вызвала громкое разбирательство всей ее большой семьи. На фоне всей этой бытовой кутерьмы Тамара подчеркивала, что она так со своими детьми никогда не поступит. Ибо она мать от Бога. Два ее сына росли обычными, ничем не выдающимися оболтусами, перебивающимися с двойки на тройку, и когда старшего отправили после 8 класса из школы в свободное плавание, она правдами и неправдами пристроила его в авиационный техникум, который, благодаря Тамариным подаркам и любезностям, он все-таки закончил. А после техникума его призвали в армию. Не привыкший к трудностям ее старший Леша ныл и писал слезливые письма, чтоб мама его скорее забрала оттуда. Тамара утирала слезы в своем кухонном окне, советовалась с бабками на лавочке, как же ей быть, ведь сыночек там пропадает, и решила проблему самым нелепым образом. Приехавшего “на побывку” Лешу после полугода службы, она просто не пустила обратно, успев достать ему справку, что он шизофреник. Из армии его с таким диагнозом комиссовали, а вот на работу уже никуда не брали, потому что кому нужен психбольной, хоть и с дипломом техникума. Леше врачи даже не разрешали иметь детей, и он везде оправдывался, что это мама его так от армии отмазала, но заключение в мед.карте было на всю жизнь. Потом Леша умудрился выгодно пристроиться грузчиком в винном магазине, где его “шизофрения” не помешала делать навар, продавая бутылки налево, родить двух детей, купить квартиру и съехать от мамы, поставившей крест на его авиационной карьере.
Особым мероприятием в жизни тети Тамары были праздники. 1 мая она ходила на демонстрацию, возвращаясь после нее, приветствовала соседей громким криком :”Мир!Труд!Май!”, чтоб ее голос проникал во все открытые форточки до 9 этажа. Если у кого-то в подъезде случалась свадьба, она бросала все свои приёмы комсомольской молодости и работы пионервожатой в пионерских лагерях на алтарь творчества. Она бросалась как на амбразуру к дверям подъезда, требуя у жениха выкуп за невесту. Собственно, никто ее об этом никогда не просил, но она считала своим долгом старшей по подъезду отдавать “наших девочек” замуж только после выкупа. “Это традиция! А мы традиций не нарушаем!”. Однажды она подошла еще виртуознее к этому мероприятию. Вынесла на подносе стакан подсолнечного масла и стакан меда, заставив бедного жениха Альбины с 7 этажа выпить оба эти стакана, чтоб “жизнь была сладкой, как мед”, и новоиспеченные супруги были счастливы, и все у них было “как по маслу”. Застенчивый Эдик, итак весь трясущийся и волнующийся, от страха залпом проглотил масло и мед, и побежал скорее за своей любимой. А на следующий день выяснилось, что свадебное торжество он провел в туалете, откуда и слушал все тосты за жениха и невесту, ибо масло и мед, конечно же, сделали свое коварное дело. Когда моя подруга, соседка по подъезду, выходила замуж, первое, что она сказала:”Как же хорошо, что тетя Тамара переехала”, потому что память о масле и меде осталась у всех навсегда.
Самым главным праздником для тёти Тамары был Новый год. С новогодними песнями и стихами, сразу же после боя курантов ходила она по квартирам и заставляла всех от мала до велика вставать на табуретку и “читать стишок” за конфетку. Поэтому, тот, кто отмечал Новый год дома, был обречен на вторжение Тамары. В подъезде все, как могли, пытались предупредить друг друга, что Тамара “вышла на тропу”, и лучше ей не открывать дверь. Но Тамара была непреклонна, она звонила в дверь ни раз и ни два, а раз пять, и только после пятого звонка до нее доходило, что никого нет, и она отправлялась к следующим жертвам. Когда на общем собрании жильцов ее попросили больше этого не делать, она обиделась, и в следующий Новый год мы вздохнули с облегчением. Тамара не пришла, она уехала его праздновать в деревню всей семьей.
Наступал 1995 год, год Свиньи, я помню, тогда астрология прочно вошла в моду, все теперь знали кто в год какого животного родился, и все ждали наступление своего года, веря в то, что он принесет удачу. В преддверии нового 95-го Тамара сообщила, что грядет ее год, который обязательно будет успешным лично для нее и благополучным. Забыв уже о том, чего от нее можно ожидать в новогоднюю ночь, мы открывали шампанское, загадывали желание, поздравляли друг друга, как вдруг раздался долгий звонок в дверь. На пороге стояла веселая Тамара, облачив все свои 200 килограмм в костюм свиньи, в пятачке и гриме, она громко хрюкала, прыгала, поздравляла с годом Свиньи рифмованными фразами типа: “Пятачок и хвост крючок, года Нового значок”, просила налить ей рюмку, иначе “свинья подложит свинью” в новом году, и вдоволь навыступавшись, отправилась в следующую квартиру. Пережив такой эстетический шок, мама, папа и я решили лечь спать, и спокойно отпраздновать Новый год утром. Страшно было представить, что же устроит нам наша Тамара через год, в 96-м в год Крысы. Но через полгода, на летнем собрании жильцов подъезда, Тамара сообщила, что повестка дня такова: “Вы, мои дорогие, должны выбрать нового старшего по подъезду!”. Оказалось, что год Свиньи для Тамары и вправду оказался удачным, они с мужем купили кооперативную квартиру, деньги на которую она все же сумела вытрясти из подушки своей матери-предпринимательницы, и через месяц они переедут, а здесь остается жить ее младший сын со своей семьей. Старшим по подъезду выбрали дядю Лешу с 6 этажа, тихого и спокойного соседа. Идей спасать человечество, развлекать его новогодними представлениями у него не было, поэтому он является старшим по подъезду до сих пор. Он следил и следит за лампочками в подъезде, решает вопрос о своевременном вывозе мусора с Управляющей компанией. А наша тетя Тамара, Тамара Михайловна Борисова, в своей кооперативной квартире в квартале от нас, как рассказала ее сноха, до сих пор продолжает “радовать” своих новых соседей креативным творчеством, в надежде обернуть в лучшую сторону нашу скучную и серую жизнь.