Ула

В спальном районе на втором этаже совсем не одиноко, а даже заметно триумфально на полу лежал классический полосатый матрас. О самом районе сказать почти и нечего, разве что сразу после того, как он недолго пробыл новостройкой, он стал совершенно неотличим от обочины, но к тому времени в нём уже завелась жизнь и остановить ничего было нельзя. ДНК распределены по квартирам, почва удобрена магазинами шаговой доступности, не те, так другие обязательно прорастут, и Вася пророс. Сорняк ли Вася или целебный подорожник, этот вопрос всё ещё оспаривался в соответствующих инстанциях.
Всё началось с того, что в аквариуме резко увеличилось количество рыбок, всего только на одну единицу, но как-то сразу необратимо. Случись это обычным путём, никто бы и не заметил, одна рыба вполне может родить другую. Тем более, что рыбок гуппи никто и никогда не считает. Но гуппи не может родить сомика, и это нужно принимать во внимание, когда вы утром открываете глаза и окидываете сонным взглядом своё навсегда потерянное водное царство.
Вася сладко потянулся на матрасе, подёргивая руками и ногами, словно падший ангел, говорят, что именно так они и делали, и, передумав вставать, принялся разглядывать рыб на тумбочке. Все они были на одно лицо, пара десятков гуппи. Их коммуну Вася называл «Валерик», ошибиться было невозможно, в кого только ни ткни, попадаешь в Валерика. Вот и сегодня Вася заговорил с первой попавшейся рыбкой, подплывшей посмотреть, что это за палец уткнулся в стекло, указательный или же, напротив, безымянный. Знакам гуппи придавали огромное значение, они определяли их день. Сегодня был безымянный. «Ну, здравствуй, Валерик! Как сам?» - поздоровался Вася. Рыбка выглядела бодро. «Ну, хорошо, хорошо. Вижу, что хорошо». Вася в общих чертах обвёл глазами аквариум и без труда обнаружил там лишнего сомика, но понял это не сразу, успев ещё осмотреть потолок, встать, скатать матрас и уйти на кухню. Сомик терпеливо ждал, ибо связки у него были не железные, орать через толщу воды – сомнительное удовольствие. Высунувшись из окна кухни и доедая брызжущий соком бакинский помидор, Вася был хорош. Бог не карал этот район, возможно, только потому, что боялся задеть Васю. Он, конечно, мог бы дождаться, когда Вася уедет блистать в Петербург или отправится в Зарайск фотографировать бабочек на лимоне, и тогда уж жахнуть по микрорайону как следует, но у него всегда находились дела поважнее. Ну, разве что, он иногда поглядывал, как Вася ест бакинский помидор. Вася ему нравился. Бог даже подумывал, а не забрать ли его пораньше на небеса, но, замечая, что тому и на земле здорово живётся, выжидал.
Наконец, взвесив все за и против, мозг решился сообщить Васе об увиденном в аквариуме. А чего тянуть? Если вовремя не проинформировать, чёрт знает, что может случиться. «Да, там был неучтённый сомик, - подумал Вася. - И я это видел. Просто у меня одни гуппи, и ему неоткуда было взяться. Вот его как бы и нет». Он вернулся в комнату, сел напротив аквариума и начал буравить сомика взглядом, чтобы тот тоже чувствовал себя неуютно. Для усиления эффекта он принялся напевать известную песенку: "Сомик, сомик где ты был? - На Фонтанке водку пил", и заново, и по новой, других слов в песенке он не помнил. На сомика, вряд ли знакомого с Петербургским фольклором о Чижике-Пыжике, это должно было произвести впечатление. «Вот ты, значит, плаваешь такой с усами в моём аквариуме и молчишь?» - наконец прервал свои песнопения Вася. «И ничего не хочешь мне сказать. Нет? Мол, ты рыбка и твоя отличительная черта - молчание. Понимаю. Ещё минут сорок - сорок пять, и я заскучаю тут с тобой и выброшу из головы твоё эффектное появление. Ведь дел невпроворот: поесть, попить, прогуляться по Саду имени Баумана. Да, а ты как думал, на тебе свет клином не сошёлся. Я это сделаю запросто, ведь отличительная черта кроманьонца - забывать то, что ему кажется странным, не может пригодиться или чего он не в силах понять. Через день другой я начну кормить тебя как и всех прочих, говорить по утрам «Привет!» и спрашивать, как дела, не дожидаясь ответа. Хочешь ли ты прозябать в этом аквариуме, или начнём говорить, как равный с равным? Может, ты хочешь промочить горло, прежде чем...»
«Мне ясен твой психотип, - внезапно заговорил cомик, - ты болван! Но не беспокойся и не беги это срочно исправлять, боюсь, мне не дождаться твоего возвращения. Поговорим, как есть». Васе показалось, что сомик при этом гнусно усмехнулся в усы. Вася решил не озвучивать пару десятков пришедших ему на ум ответов, а вместо этого нагло превратился в слух. Выдержав паузу, сомик подплыл вплотную к стеклянной стенке аквариума и заговорил голосом священника, ударяя словами по лучшим человеческим качествам: «Ты избранный, и на тебя возложена миссия…» - проникновенно начал он. «Постой! - оборвал его Вася. - Если это не театральная постановка, а гуппи не спившиеся актёры второго плана, то это хуже, чем когда ты здраво молчал. Так недавно со мной начинал разговор стекольщик, что ходит по подъездам, предлагая заменить старые окна, или это был баптист, сейчас не вспомню, и тогда я его выставил за дверь».  Но сомика это совершенно не сбило с толку. «Давай я только сейчас всё проговорю до конца, - сказал он. - Вот тогда и выпьем по рюмашке, съедим чебуреки, зальём кока-колой и сверху торт. Всё, как положено. Неформальная беседа. В конце концов, не так это и дурно. Классический текст. Так вот, ты избранный, и на тебя возложена миссия помочь человеку не сбиться с пути. Ты, Василий, назначаешься на неопределённый срок ангелом - смотрителем девушки тридцати полных лет, проживающей по адресу, и т.д. -  торжественно объявил он. - К слову, должность смотрителя тебя ни к чему не обязывает, её придумали специально для тебя, так сказать, прецедент. Что-то вроде смотрителя в музее, вроде ничего и не делаешь, но приглядываешь за сохранностью сокровищ. Вроде мелкая сошка, а важную работу выполняешь», - в заключении подбодрил он. «Умеешь ты вербовать, - порадовался за сомика Вася, - я уже чувствую груз ответственности и слышу свой стон с самых низов пищевой цепочки». Сомик сделал вид, что сарказм - это то немногое, что ему неподвластно, и продолжал: «Представь, как раз сейчас, пока мы с тобой разговариваем, она находится в магазине за углом и покупает там полезную для здоровья пищу, - cомик округлил глаза, будто это было чем-то невероятным. - Она строго смотрит на этикетки, сроки годности и состав». «Но тогда чем же я могу ей помочь? - усмехнулся Вася. - С ней всё в порядке, высокоорганизованный человек. К чему мне её отговаривать? Надеюсь только, она начала правильно питаться ещё до того, как окончательно испортила себе желудок». «О, это, конечно, не всё. Она очень сильный йог», - гнул свою линию сом. «Тогда опять же мои шансы тают на глазах, - съязвил в ответ Вася. - Эта девушка - сама сущий ангел, или, может, это ты посланник с другой стороны? Ну, что, прищучил я тебя сом? А?» «Не торжествуй раньше времени, Василий», - отмахнулся сомик, пропустив обвинения мимо ушей, какая, мол, разница, с чьей стороны посланник. «Ты не знаешь ещё самого главного – из-за чего, собственно, весь сыр бор разгорелся на небесах и окрестностях. Так мы называем всё, что не небеса, - пояснил он. - И главное во всём этом то, что она… - сомик задержал рвавшийся у него изо рта пузырик воздуха, - главное то, что она нивелир». Пузырик наконец освободился из плена и вознёсся кверху. «Нивелир, закреплённый в пространстве. Та самая точка, с которой начинается либо падение в условную бездну, либо возвышение в условные небеса. Даже небольшой перекос может обернуться серьёзным разрушением её личности». «Ну и чем же она так ценна для вас? - заинтересовался Вася. - Вам-то что за дело? Зачем нарушать её равновесие? Неуравновешенных по обе стороны и так пруд пруди. Берите любого. И, кстати, не помню, чтобы ты ответил, по какую сторону окопался именно ты, друг мой сомик?» «Не валяй ваньку», - вдруг заговорил народными поговорками сом, сменив прежний голос на голос Левитана, но не того, что диктор, а того, что Исаак. «Пожалуй, отвечу тебе, это поможет избежать в дальнейшем разного рода досадных недоразумений. Чем дальше от любых сторон, тем меньше можно разобрать.  Мы с тобой, Вася, достаточно далеко, чтобы не задаваться этими вопросами, хорошо ли, плохо. Не плохо, не хорошо. Но будь спокоен, не терзайся, - благодушно разрешил сомик, - никто не хочет, чтобы её равновесие нарушалось в ту или иную сторону, все только наблюдают и не хотят изменений в этом вопросе. В том-то и дело, она ценна как аномалия, как новый вид». «Ну, допустим, допустим, что так, - кивнул Вася. - Почему же тогда такую ответственную миссию решили доверить именно мне? С каких это пор смертного ещё при жизни назначают ангелом, пусть даже рядовым смотрителем, пешкой? И хочу сделать заявление специально для официальных лиц, - Вася обвёл глазами комнату, будто ища скрытые жучки и камеры, со всех сторон нацеленные сейчас на него. - Так вот, хочу сказать, что я никого не тороплю с назначением. Бог свидетель, мне здесь здорово живётся».
«Ну, это я так, заявление для проформы. Теперь давай, веди разъяснительную работу, сом, начинай изворачиваться как уж на сковородке», - Вася тоже решил не отставать от сомика в знании народного фольклора.
«На тебе сошёлся клином белый свет… - пропел сомик голосом оригинальной исполнительницы песни, - это, во-первых. Во-вторых, ты деликатный человек, и говорящие рыбы тебя не выбивают из колеи. И, в конце концов, почему бы и не ты? Там, - и сомик вынырнул на поверхность воды, - виднее. При этом правым усом он однозначно указывал вверх, а левым строго вниз. - Живёте вы в одном районе. Вот и все дела. Мифологическим существам запретили к ней приближаться, а ты здесь лучший, с тебя и спрос. Поможешь всем одним махом, разве это не находка - такое задание?» «Ну тогда рассказывай! - подбодрил сомика Вася. - А я пока забью долгий, нечеловеческих размеров кальян, всё повода не было, так что не пропускай никакие детали». «Ладно, - легко согласился сом, - тогда устраивайся поудобней и слушай. Всё было так».
«Ула родилась в Московской области недалеко от железнодорожных путей, - былинно начал он. - В том самом месте, где Анна Каренина когда-то бросилась под проходящий мимо поезд, и это событие, очевидно, никак не повлияло на дальнейшее развитие нашей с тобой Улы». «Тогда зачем ты мне всё это рассказываешь?» - справедливо поинтересовался Вася. «Просто украшательство, исторический эпизод и ничего более», - успокоил его сомик. «Прежде это место носило разумное и тёплое имя Обираловка, но по иронии местных жителей к моменту рождения Улы оно уже превратилось в угрюмый город Железнодорожный, тем самым провозглашая неизменную победу прогресса над рефлексирующей публикой. Даже детские секретики под стёклышком, что в те годы девочки закапывали во дворах, состояли у Улы не из набора разноцветных красивостей, как у других сверстниц, а были максимально лаконичны, только какая-то одна вещица помещалась под стекло, маленький индивидуальный домик. Ведь две вещи - это уже неуправляемая толпа. Они же могут и перессориться там под стёклышком, и деться им друг от друга будет некуда, считала Ула и отчасти была права. В Великобритании это называется “privacy”». «Но почему её так необычно назвали, если произвели на свет в Подмосковье? - резонно спросил Вася, попыхивая ароматным дымом. – Ула, это же кельтское имя, как мне кажется, откуда ему тут взяться? Что за причуды у её родителей? Вот меня назвали Вася, как соседского кота, а может быть, даже и в его честь, и я живу с гордо поднятой головой среди Иванов, Витек и Колек. В чём тут подвох?» «Подвоха никакого и нет, - ухмыльнулся сом. - Родители здесь совершенно ни при чём, всё это моя личная заслуга. У меня нюх на людей с потенциалом, а Москва и Московская область - зона моей ответственности. Неплохо, да? Хороший приход, богатый. Но я это заслужил. Так вот именно я тогда и нашептал в уши родителям это имя, они-то хотели назвать её Наташа». На этом месте Васе снова показалось, что сомик гнусно усмехнулся в усы. «На последующие двадцать девять лет я как-то упустил её из виду, - продолжал сомик, - обычно много забот в столице, а она не подавала никаких признаков, я было даже подумал, что ошибся в ней, но в этой-то тишине и оказалось всё дело. При последней ревизии выяснилось, что она никому не принадлежит и ни к какой стороне не склоняется. Её как будто и нет на свете. Неучтённый человек. А неучтённый человек - это целая бомба!»
«Ну, быть интровертом - это ещё не рецепт уникальности, - заметил Вася, - хотя и мой любимый ингредиент. Что же дальше, что положено на другую чашу весов? Я заинтригован, сом. Знаешь ты своё дело, чертяка». «Ещё одна грань её жизни - это чистота, - не моргнув глазом продолжал сом. – Чистота, маниакальная чистота, противопоставленная всему миру. Чистота - война со вселенной. Сколько бы раз я ни произнёс это слово, для неё этого было бы недостаточно. Я пристально следил за ней последние полгода и опишу тебе её обычное утро, всё это время я, разумеется, только наблюдал и не пытался вторгаться в её жизнь. Так вот, наступает утро, вернее, даже вечер, она закрывает глаза, ложится на спину и спит. Засыпает она сразу, как только закрывает глаза и в одно и тоже время, в одиннадцать часов, и за всю ночь не совершает никаких движений. А где ты видел людей, которые долго не уламывают подушку перед сном, не вертятся с бока на бок или не считают баранов? Когда же кого-то будоражат мысли и не дают уснуть, этот кто-то идёт к холодильнику и уминает в темноте вожделенные продукты, запивая ягодным морсом, или даже разогревает суп. Есть ещё множество ночных занятий, всех их и не перечислить, тем более, что большинство из них вредны для организма и многие тебе знакомы. Люди думают, что ночью их плохо видно. Ха-ха. Так вот наша Ула не ворочается и не совершает других глупостей, она спит! Как ты себе это представляешь?! Как и положено человеку, она набирается сил перед следующим днём, так сказать, восполняет энергетические затраты. И так каждую ночь. Да, конечно, так было задумано изначально: выспался и бодрый вступаешь в новый день, но кто же этого придерживается? Тем более, что ещё случаются непреодолимые обстоятельства в виде неизбежной работы. У всех находится тысяча разных причин не спать. У Улы таких причин нет, потому что она считает сон полезным. Польза - это ещё один краеугольный камень её натуры. Чтобы не манило нас в ночи, она считает, что это может подождать до утра. И вот она открывает глаза. На работу ей к десяти, но будильник заведён на пять. Немного простейшей математики. Пятнадцать минут она позволяет себе понежиться в постели, потому что сразу вставать вредно. Надо обязательно дать телу проверить все исходные данные и сладко потянуться. Кстати, спит она на жёстком матрасе на полу, вроде тебя. Но это единственное, чем вы схожи». «Она мне всё больше нравится, у неё хороший крепкий каркас, не какая-нибудь ветреная девчонка», - сказал Вася, стряхивая пепел с уголька на фольге и водружая уголёк обратно в кальянную корону. «Не томи, сом, но и не упускай детали, я уже почти согласился, пятьдесят один процент акций твой, но пока всё зыбко, и я ещё не решил, буду ли участвовать в этом мировом заговоре. И, может, ты всё-таки вылезешь из аквариума, скажешь своё имя, и мы посидим, покурим, выпьем кока-колы и сверху торт, как ты выражаешься? Пора переходить к неформальной беседе. Плаваешь ты не очень убедительно. Спешу сообщить тебе, что рыбы редко плавают кверху брюхом и не машут усами вместо плавников». «О, это разумно!» И сомик исчез.
Из кухни раздалось брякание посуды, и тотчас что-то грохнулось об пол и разбилось. Вася осторожно прошёл туда. «Я склею», - произнёс Саша Телефонист, сосед с пятого этажа. При том это был Телефонист лет на двадцать моложе, чем Вася его видел вчера. И в этот раз от него совершенно не пахло перегаром. Это был идеальный Телефонист, каким он должен был быть, но никогда не был. Это прозвище «Телефонист» приклеилось к нему за то, что когда он даже просто мирно разговаривал, он всё время как будто орал в трубку абоненту, который из-за помех его совершенно не слышит, и, конечно, за его излюбленную фразу, с которой он начинал почти любой разговор. "Алё, гараж!" - кричал он вместо приветствия или для установки связи, кто его разберёт.
«Не изумляйся, это я», - произнёс Телефонист голосом сомика. На столе между тем появилась запотевшая стеклянная бутыль с кока-колой, заткнутая эффектных размеров пробкой, а подле неё скромно расположился маленький «Ленинградский» тортик. За окном немедленно пошёл дождь, и на кухне стало как-то по-особому уютно. Вася открыл окно и уселся рядом на табуретку, глядя, как дождь барабанит по подоконнику, капли отскакивали и попадали ему на лицо, он морщился, но не отодвигался вглубь кухни. Собирательный образ сомика - Телефониста расположился за столом, разлил по стаканам искрящуюся кока-колу и протянул стаканчик Васе, сам же тем временем принялся усердно склеивать разбитую чашку, по-детски высунув в уголок рта кончик розового языка. Со стороны создавалось впечатление, что на кухне проходит обычное дождливое утро. Все роли распределены, слова давно сказаны, и каждый знает, чем ему заниматься - изо дня в день склеивать чашки и смотреть, как барабанит дождь. «Так вот, пять пятнадцать, - через некоторое время нарушил молчание гость. - В пять пятнадцать она встаёт и до пяти тридцати совершает тщательнейшие гигиенические процедуры, потом возвращается в комнату, а ей, к слову сказать, принадлежит только одна комната в общей шумной и неряшливой квартире. Дальше следуют два часа упрямейшей йоги, пока соседи, наоравшиеся ночью в караоке, не успели проснуться и не начали греметь посудой посреди Шавасаны. И при этом, Василий, в пять утра она смертельно хочет спать, но Ула не переводит будильник на попозже».
«Пока ничего сверх меры, - заметил Вася. - Самоотверженность присуща многим людям, но, к сожалению, не часто бывает вознаграждена. Так как, ты говоришь, тебя зовут? Никогда с первого раза не запоминаю». «А я ещё и не говорил, - ухмыльнулся идеальный непьющий Телефонист, - увлёкся делом. Люблю, когда руки работают. Я и чашку разбил нарочно, созидание меня успокаивает, а потом снова - бац!» «В этом нет ничего плохого. Достойное занятие, сам разбил и сам склеил, и всё с огоньком», - одобрил Вася. Он отошёл от окна, зажёг газовую конфорку и принялся разжигать на ней новый уголёк на кальянную голову. Безымянный гость тем временем продолжал хронометраж утра Улы. «Итак, с семи тридцати до восьми пятнадцати завтрак. Ну, про завтрак, честно говоря, даже и заикаться не стоило бы, здесь хоть всех святых выноси. Первозданного вида продукты, всё полезное и всё сготовленное на живую нитку. Подкопаться не к чему. Вот ты, к примеру, лучший человек микрорайона, а ешь всякую дрянь, не говоря уже о твоих соседях,» - попенял Васе безымянный Телефонист. «Губите себя, Ироды царя Небесного, ни за понюшку табаку пропадаете, - перешёл он на лёгкие стенания, но вовремя опомнился. - А твой сосед, Сашка Телефонист, тот вообще Дон Кихот своего времени, ему прекрасно известно о плачевном состоянии его печени, но он ежедневно атакует её без всяких утомительных раздумий, что ту ветряную мельницу на холме, и ему никогда не лень».
«Лучший человек микрорайона», - Вася смаковал фразочку, попыхивая сладким дымом. «Ладно, - оторвавшись от своего кропотливого занятия, примирительно поднял руки гость, - бывает, и я не знаю меры. Москва - большой и расхристанный город, и мне грех немного не испортиться. Утро Улы кончается, с восьми пятнадцати до без пяти девять - полная уборка комнаты, и это при том, что за время её сна в комнате ничего не могло измениться, может, только пара испуганных и вечно гонимых пылинок осела передохнуть, и это из тех немногих, что бежали от её пылесоса всего лишь накануне вечером, и, поверь мне, долго они не протянут. В девять ноль пять она выходит на работу.
Ула брела по безлюдной бескрайней степи. Она не знала, длится ли это вечность или всего пару минут, она не знала, было ли когда-нибудь иначе или так было всегда, но ей здесь было спокойно. Огромное красное расплывчатое солнце и удобные поношенные ботинки на ногах. Иногда где-то на горизонте появлялись чьи-то смутные тени, они беззвучно кричали, хотели приблизиться к ней, призывно размахивали руками, но рассыпались прежде, чем успевали явить свои намерения. Это и к лучшему, никогда не угадаешь, чего они хотят. Не стоит занимать этим время. Когда-нибудь степь кончится, тогда всё и прояснится, но и это неизвестно когда. Когда-то. Никогда не сейчас. Время от времени с ветром до неё доносились слабые голоса. «Что для вас? - спрашивали они. - Вырезку или куриную грудку?» Требовали любви и ненависти, билет на проезд в пригородных поездах и ещё что-то, что совсем уж не поддаётся никакому описанию. Ула не пыталась понять смысл этих слов, ботинки были такие удобные и так хорошо было в них идти по безмолвной степи в сторону красного солнца.
«В целом, эта информация о её якобы жизни, конечно, и яйца выеденного не стоит, - подытожил свой рассказ гость. - Даже если описать всё до секунды. Потому как никто на самом деле и не знает, как ей удаётся избегать всех до одного соблазнов, присущих тебе или в какой-то пустячной, незначительной мере даже и мне. Ясно только одно - в скорлупе Улы зарождается новая, никому не ведомая жизнь, но никак не хочет оттуда выходить. И срок инкубации нам пока неизвестен. Но известно, что вскоре с ней произойдут события, которым она не сможет воспротивиться, и баланс будет обязательно нарушен. Кто знает, какое чудовище тогда появится на свет недоношенным, и это будет уже не чистый эксперимент, хоть и затевали его не мы. Потому я и прошу тебя, Вася, осторожно поддержать её в прежнем состоянии. Ты человек чуткий, ты поймёшь, что нужно делать». «Хорошо, - устав от утренней болтовни, прибауток и чужого общества, согласился Вася. - Я взгляну на неё и приму решение тогда же. Пусть сегодня вечером. Это можно устроить?» «Всё работает, как часы, одно за другим», - отчеканил гость. - В будни по утрам электричка с Улой отправляется в девять пятнадцать, а вечером приходит сюда на станцию в восемнадцать пятьдесят четыре и возвращает назад уже слегка состарившихся пассажиров. Внимательному глазу очень заметно. Это самые популярные электрички. Битком. Ты узнаешь нашу Улу, хотя ничью, - с ухмылкой поправил сам себя гость, - по походке целеустремлённого японского робота и ореолу кудряшек на русой голове». Сделав своё дело, не прощаясь, сомик-Телефонист тотчас схлопнулся и исчез, на столе кроме колы и нетронутого тортика осталась склеенная без швов чашка, придавившая подложенную под неё фотографию. Чашка ещё немного поколебалась, будто раскрученная на ребре монета, теряющая скорость. Но вот и она затихла, и дождь прекратил лить. Вася облегчённо вздохнул, поставил чайник, отрезал большущий кусок от скромного тортика и принялся с любопытством рассматривать оставленный гостем снимок. С картинки на него смотрела бледная русоволосая девушка со множеством маленьких кудряшек – завитков, они словно солнечные протуберанцы выбивались из её головы во все стороны. Запечатлена она была на просёлочной дороге в известной йогической позе Бакасана, и взгляд её был действительно целеустремлён, цель, разумеется, на картинке разглядеть было невозможно, но фотограф хорошо сделал своё дело. Цель находилась где-то внутри Улы. В недоступном укромном месте. Вася бы и сам не сделал лучше.
В восемнадцать пятьдесят четыре Вася уже стоял у железнодорожной платформы, ожидая, когда на него двинется, дробясь о билетные турникеты, масса состарившихся на день людей. Среди них нужно постараться разглядеть Улу. Зрение у Васи было неважное, и он надеялся, что успеет заметить её в быстро растекающемся по домам потоке. Добрая сотня фигур вырвалась из душной электрички на свободу, снова заполняя опустевший микрорайон. При всей своей непохожести они колыхались как единая волна, переступая с ноги на ногу чуть влево, чуть вправо, чуть влево, чуть вправо. На этом привычном фоне только одной фигуре удавалось идти прямо и каким-то чудом не вилять из стороны в сторону. Девушка, лица которой Васе пока не удавалось разглядеть, двигалась строго по прямой, выбрасывая себя исключительно вверх и вниз и не отвлекаясь на боковые амплитуды. Одета она была в лёгкую бежевую курточку космического пошива и подвёрнутые снизу джинсы фасона «Бойфренд», на ногах у неё красовались лакированные британские ботиночки. Корпус наклонен сильно вперёд, чтобы добраться до дома на мгновенье раньше отсталых ног.
Огромное степное солнце пылало над горизонтом, где-то вдалеке по сторонам рождались и тут же рассыпались в прах неясные безымянные тени. Всё было как всегда, только одна из теней на этот раз не стала рассыпаться и не исчезла, как ей настоятельно рекомендовалось. Появившись, тень осталась стоять на прежнем месте. Да и не тень это вовсе. Ула ускорила шаг. Перед ней возвышался могучий человек с рыжей бородой, в зелёной одежде и кедах на босу ногу. Фигура его казалась немного тяжеловатой и грузной, но было заметно, что лёгкая взбалмошная сила пульсирует в его руках, и ум его не знает равновесия. Взгляд его серых глаз был спокоен и добр, он как будто всегда был здесь и не мешал солнцу вставать и садиться, как ему заблагорассудится. «С ним можно иметь дело. Может быть, он просто захочет идти рядом. В конце концов, я могу иногда с ним разговаривать. Это не нарушит ничего. Я чувствую. Это моё место».
Вася наблюдал, как резко сменив курс, искусно лавируя в пассажиропотоке, к нему приближается Ула. Как она узнала, что он ждёт именно её? Это потом. Сейчас его волновало, что он ей скажет. Он не готовился к такому резкому повороту, думал только взглянуть. Врать не хотелось. «Привет! А ты давно тут стоишь? Я раньше тебя как-то не замечала», - сказала Ула, подойдя и остановившись в паре осторожных метров от него. «Да нет, может, минут пять я здесь, не больше», - ответил Вася, чувствуя себя немного неловко. «Тогда ты можешь меня проводить, если хочешь. Ты ничего не нарушаешь. Я это вижу, - прямодушно сообщила она. - Ты первый человек, кто меня здесь встречает». «Ну, это же станция, - развёл руками Вася, - она для того и предназначена. Было бы скучно, если бы все только приезжали и уезжали, и никто не оставался для встреч и расставаний». «Станция? - удивлённо переспросила Ула, - Здесь, в степи? Ты смеёшься?» «Ну, может быть, - согласился он, - здесь ничего и нет. Ни станции, ни пассажиров, ни расписания движения, ни другого, только степь и красное солнце. Может быть». Он задумчиво посмотрел вслед уходящей электричке, словно ластиком стирающей за собой железнодорожные пути, посмотрел на непроходимый район и без труда увидел степь. «Мы можем идти», - позвала Ула, и солнце за её спиной выстрелило в воздух салютом из множества маленьких кудрявых протуберанцев.

Александр Гуров, апрель 2017г.