Вторник
29 сентября 2015 года
Санкт-Петербург, Россия
Настя, пропылесосив пол в том круглом зале, а потом решила пойти и пропы-лесосить пол еще и на первом этаже. Сейчас всего шесть часов утра. Все еще спят. Она успеет пропылесосить весь первый этаж и приготовить завтрак, который ко-гда-то готовила ей мама. Завтрак состоял из тостов, промазанных маслом, омлета, который у ее матери получался бесподобным, и либо чашки черного кофе, либо стакана ледяного сока – на выбор.
Она уже спустилась на одну ступеньку, когда увидела ужасное. Да тела висели, привязанные за руки железными прочными цепями к люстре.
Кровь стекала по их телам и одежде. За мгновение до того, как в глазах потем-нело, голова закружилась, а в ушах зазвенело, Настя заметила, что тела обезглав-лены. На полу была огромная лужа крови. Настя была как в тумане. Ей было страшно. Зазвенело в ушах, закружилась голова, и в глазах потемнело еще силь-нее. Было уже невыносимо терпеть. Она упала и сразу потеряла сознание.
— Настя! Настя, что с Вами?! — услышала она знакомый женский голос и по-чувствовала резкий запах нашатырного спирта. — Настя!
Настя открыла глаза и увидела Дарью, держащую в руке кусок ваты.
— Они! — прокричала Настя. — Они! Вы их видели?! Они мертвы!
— Да, да, мы их видели! — протараторила Дарья и помогла Насте встать.
— Надо вызвать полицию, — бормотала домработница
— Вызвали уже. Вот, ждем, — выговорила Дарья и повела Настю в круглый зал.
Они вошли в комнату Дарьи и сели на кровать.
* * *
Поляков сидел и со скучающим выражением лица наблюдал, как все усердно работают. Ему тоже хотелось усердно, с интересом работать, но не давали ему та-ких дел, над которыми он, Владимир Поляков мог бы ломать голову, с интересом шаг за шагом идти за преступником.
— Поляков, а че это ты штаны просиживаешь? — возмущенно, оторвавшись от своей работы, спросил Резнецкий.
— Надо так, — огрызнулся Поляков, косо глянув на коллегу.
— Вы гляньте на этого красавца! — воскликнул Резнецкий, — мы тут работаем в поте лица, а он целыми днями сидит и на компьютере пасьянсы слаживает! И как тебя до сих пор не уволили?
— Ну, не уволили же. Резнецкий, чего тебе от меня надо? А? — недовольно, уже повернув голову к возмущенному коллеге, произнес Поляков.
Вдруг в кабинет вошел начальник — Говоров Илья Григорьевич. Седоволосый мужчина, с небольшой бородой. Всегда ходит в серых костюмах. В его руках была картонная новая, почти пустая папка.
— Поляков, тебе дело, — пробурчал Говоров. — Возьмешься?
— А что там за дело? — спросил Поляков, лениво выхватив папку из рук Ильи Григорьевича.
— Выезжай прямо сейчас, — громко сказал Говоров.
Он открыл папку, а она оказалась пустой.
— Это шутки? — возмущенно спросил Владимир.
— Я тебе не шут, чтобы шутки шутить! — быстро разозлился Говоров.
— А адрес где? — лениво спросил Владимир.
— На папке карандашом написан.
Он взглянул на папку. Там действительно огромными буквами был написан адрес. Он молча встал, бросил папку на свой стол и вышел из кабинета. Он сел в машину (Bentley модели Continental GT Speed последнего поколения) и поехал по адресу — в дом семейства Красновых, не предвкушая особого интересного дела.
Когда он приехал, то с опаской подошел к большим каменным воротам. Воз-ле ворот стояла Дарья с взволнованным выражением лица.
— Вы из полиции? — спросила Дарья дрожащим голосом.
— Да, меня зовут Владимир Сергеевич Поляков. Что у Вас случилось? — про-бормотал он, на самом деле даже не желая знать, что случилось у этих гадких бо-гачей. — А как Вас зовут?
— Дарья Владимировна Краснова. Пройдемте со мной в дом.
— А что там?
— Пройдемте. Сами увидите.
Эта ее фраза его буквально вывела из себя. Он чуть сам не убил ее. Насмотрелись тупых сериалов и думают, что «Пройдемте. Сами увидите» — это хорошая фраза для таких случаев.
Если у них нет интересной загадки для меня, я их закопаю – подумал Владимир.
Когда они уже вошли в холл, он с раскрытым ртом смотрел на двух людей — мужчину и женщину, висящих, прикрепленных цепью к люстре за руки, обезглав-ленных, в одеждах девятнадцатого века. На женщине было зеленое пышное пла-тье, а на ее руках виднелись почти прозрачные зеленоватые перчатки. На муж-чине был черный плащ и цилиндр. Под ними на полу была уже немного застыв-шая лужа крови.
Он увидел это и сразу понял — он, наконец, нашел стоящее дело. И уже с огромным энтузиазмом шагнул вперед к луже темной, почти черной крови.
По холлу ходили эксперты. Один брал образцы крови, другой фотографиро-вал тела, лужу крови, люстру, все помещение.
Возле лестницы стояли Дарья, Настя и Элеонора. Настя истерически плака-ла, Дарья с трудом держалась, но ее глаза все равно были красными. А вот Элео-нора не проронила ни слезинки, и глаза ее красными совершенно не были. И Вла-димир сразу понял, с кого начнет допрос.
Он не спеша подошел к ним и тихо, вдумчиво (давненько он не был на месте преступлений) произнес:
— Интересно, как эта люстра выдержала двоих человек?
Элеонора тут же возмущенно прокричала:
— Молодой человек, эта усадьба была дана моим прабабушке и прадеду в благодарность от самого императора! В позапрошлом веке строили не так, как сейчас.
Он согласно кивнул, а потом снова спросил:
— Дарья Владимировна, а кто нашел тело?
— Я! — синхронно крикнули Настя и Дарья.
Он посмотрел на Настю.
— А Вас как величать? — спросил Владимир, все так же вдумчиво.
— Настя. Домработница. Я пылесосила пол на втором этаже. А потом решила пропылесосить пол и на первом... Я спустилась на одну ступеньку и увидела их… они висели…
— Я всегда рано встаю, — начала Дарья рассказывать свою версию происхо-дящего, — встала в шесть тридцать и решила пойти в кухню, позавтракать. Смот-рю, а там Настя лежит. Посмотрела вперед, а там на люстре висят Лена и Максим.
— А почему Вы в обморок не бухнулись? — поинтересовался Поляков.
— Я врач. Точнее, кардиохирург. Я привыкла смотреть на кровь.
— Одно дело — незнакомые пациенты. А совсем другое дело — родные люди, — четко сказал Поляков, всматриваясь в глаза Дарьи.
— Я, конечно, растерялась, но я же говорю, я привыкла к виду крови. Я и сей-час боюсь и переживаю, но до обморока видом крови меня не довести, — уверенно ответила Дарья.
Он переключил взгляд на Элеонору.
— А как Вас зовут? — вежливо спросил он, но как-то нетерпеливо.
— Элеонора Борисовна Краснова. Тетя убитой, — громко ответила Элеонора.
— А где Вы были этой ночью? — спросил Владимир, а потом понял, что надо бы вызвать ее в участок.
— Как, где?! По клубам шлялась! — возмутилась Элеонора. — Дома. Здесь. Спала.
— Элеонора Борисовна, давайте, Вы подъедите сегодня к часам четырем в участок, — уже как-то лениво попросил Поляков.
— Зачем?
— Мне нужно Вас допросить.
— Ладно. А что это Вы меня в участок тащите, а Дашку, так тут допросили!
— Вот, придете в четыре часа в участок, я все Вам подробно расскажу.
Она злобно посмотрела на молодого опера и пошла в кухню.
— Их переодели! — вдруг вскрикнула Настя.
Владимир Поляков от неожиданности подскочил. Дарья улыбнулась, но по-том быстро улыбка с ее лица исчезла, и она кинула свой сосредоточенный взгляд на Настю.
— Кого переодели? — спросила Дарья.
— Их, — коротко ответила Настя, опять зарыдав в голос.
— Елену и Максима? — неуверенно спросил Поляков.
— Да, — ответила Настя.
— В смысле, переодели? — не понял Поляков.
— В прямом смысле, переодели. Я когда в первый раз увидела их, они были в своих пижамах. А сейчас они, вон, в старинных одеждах.
Он бросил взгляд на висящие тела.
— Да снимите их! В конце концов, сколько можно! — гаркнул Владимир так громко, что Дарья и Настя даже прикрыли руками уши.
Первый криминалист послушно поднес к телам стремянку и попытался раз-вязать цепи, которой были привязаны их руки, а потом быстро спустился с лест-ницы. Дальше к нему на помощь пришел второй. Они вместе взяли сначала тело Елены и унесли куда-то на улицу, а потом вернулись и унесли тело Максима туда же.
Дарья, потеряв из виду этих криминалистов, пошла в кухню. Настя осталась стоять напротив Владимира. Ей было не по себе.
— Настя, а Вы можете показать мне комнаты погибших? — спросил Влади-мир. — Они же жили здесь?
— Да. Сейчас, — каким-то виноватым голосом ответила Настя и они стали подниматься по лестнице на второй этаж.
От такой интонации Насти ему даже захотелось спросить ее: «Чем я Вас оби-дел?» Судя по всему, эта Элеонора тот еще деспот, — подумал Владимир. Он толь-ко сейчас стал понимать, что она, скорее всего, не убийца. Такие, как она, часто говорят, что убьют, но почти никогда не убивают. Хотя, всякое может быть. Вла-димир даже сам не понял, почему его так заинтересовало это дело? Из-за необычного убийства? Из-за странного поведения жителей этого поместья? Их поведение было воистину странным. Взять хотя бы эту Дарью: на первый взгляд — нормальная женщина. Но! Умерли женщина с мужчиной в ее доме, судя по всему, ей хорошо знакомые люди, а она просто стоит и смотрит на их обезглавленные тела.
— А кем Дарье приходились убитые? — задумчиво спросил Владимир, по пути в комнату Елены и Максима.
Настя воздохнула. Похоже, расспросы молодого оперативника ей уже надое-ли. Но он был обязан ее обо всем спрашивать.
— Елена Яновна — двоюродная сестра Дарьи Владимировны, а Максим — же-них Елены Яновны.
Вон оно как! Умерла ее двоюродная сестра со своим женихом, а она говорит, что просто привыкла к виду крови. Что-то странно. Может, она не переживает, потому что она и убила свою двоюродную сестру с ее женихом? Ну, про Элеонору он уже все понял. Но допрос он все равно начнет с нее.
Они подошли к комнате с табличкой, на которой было написано «Елена».
— Прошу, — произнесла Настя, открыв дверь, а потом, когда быстро вбежала, посторонилась, дабы пропустить следователя Полякова.
— Спасибо, — сказал он, войдя в комнату и закрыв за собой дверь.
На кровати лежало что-то золотое. Он настороженно подошел и рассмотрел этот объект. Это была некая золотая подвеска с рубинами, бриллиантами и изу-мрудами.
— Это ее украшение? — спросил Владимир, указав пальцем на подвеску. Она его пугала, он не мог понять — почему.
Настя подошла к кровати и несколько секунд просто стояла и всматривалась в подвеску. А потом уверенно сказала:
— Нет. Она не носила ювелирных украшений. У нее не было таких денег.
— Судя по тому, в каком доме это семейство живет, и по тому, что они наняли домработницу, я думаю, у них есть деньги на ювелирные украшения.
— Вы только посмотрите, какие бриллианты! Это не просто украшение.
— Вы разбираетесь в ювелирном деле?
— Нет. Не нужно быть мастером, что бы понять, что это очень дорогое укра-шение. Возможно, ручной работы.
— Так, ладно.
Он вышел из комнаты, доставая из карманов джинс телефон. Потом он набрал номер Дмитрия Зубова и поднес телефон к уху.
С Дмитрием Зубовым они дружат долго. Познакомились на Фейсбук.
— Привет, Дим, ты можешь помочь? — перешел сразу к делу Владимир.
— Что тебе надо? — сонно спросил Дмитрий.
— На месте преступления мы нашли ювелирное украшение. Золотое. Подвес-ку с красными, зелеными камнями и бриллиантами.
— Ага, я сейчас приеду, диктуй адрес, — произнес Дмитрий, немного при-ободрившись.
Уже через двадцать минут Дмитрий стоял на пороге дома Красновых. Его встречал Владимир. После рукопожатия Поляков сразу повел друга в комнату Елены и Максима.
— А чего ты был не на работе? — спросил Владимир, поднимаясь по лестнице на второй этаж.
— А как ты понял, что я был не на работе?
— Голос у тебя был сонным. Когда ты на работе у тебя голос бодрый.
— Ай, решил устроить себе выходной, — махнул рукой Зубов, который плелся где-то позади.
— Не ври! Ты всегда ходишь на работу! — проговорил Поляков, — что случи-лось?
Дмитрий вздохнул.
— От меня Раиса ушла, — ответил Зубов, когда они уже вошли в комнату Еле-ны и Максима.
— А с чего это вдруг? — ужаснулся Поляков.
— Да, не вдруг, — раздраженно ответил Зубов, — мы уже давно ссоримся. Ста-ли абсолютно чужими людьми.
— Так, она ушла, и все?
— В каком смысле?
— Без всякого дележа имущества?
— Конечно! Ей это имущество… не надо оно ей.
Владимир посмотрел на виноватое лицо Зубова.
— Ты предложил ей развестись, – догадался Поляков.
Дмитрий молчал. Но Владимир и без слов понимал, что он прав. Зубов подо-шел к кровати и внимательно посмотрел на подвеску.
— Ого! — воскликнул он так громко, что Владимир снова подпрыгнул.
— Ты чего? — сердито спросил Поляков Зубова. Он ненавидел, когда кто-то видел его страхи. Ему хотелось показаться бесстрашным, хоть он вовсе таковым и не является.
— Это же она! Но как? Как она здесь оказалась? — восторгался Дмитрий Зубов.
Полякову опять стало не по себе.
— Володька, если я не ошибаюсь, только что мы разгадали одну из непростых загадок истории.
— В каком это смысле?
— В самом прямом! Эта подвеска, если это подлинник, была сделана придвор-ным ювелиром в середине XIX века для Александры Федоровны — жены Николая I.
«О, Боже! Только этого мне не хватало! — думал Поляков. Теперь в участке бу-дут толпиться историки, и выпрашивать всю информацию об этом деле! Они не дадут мне нормально заниматься расследованием дела. Нет! Только не это!»
Выражение его лица говорило все за него: «Только не это».
— Я понимаю твой ужас. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы никто не узнал об этой подвеске, — снисходительно выговорил Дмитрий.
— Спасибо тебе, Димка, — выговорил Владимир с таким выражением лица, как у промокшего под дождем кота.
— Да не за что, — похлопал он Полякова по плечу.
Зубов повернулся к стене возле окон и внимательно посмотрел на картины, замазанные чем-то красным.
— А это что? — спросил он, указывая пальцем на картины и подходя к ним.
— Картины.
— Я понимаю. Чьи они? Кто их написал?
— А я знаю? Какой-то художник, вероятно.
— Вероятно.
Дмитрий достал из кармана пиджака телефон и на быстром наборе нажал цифру «9».
— Кому звонишь? — нетерпеливо спросил Владимир Поляков.
— Одному другу, она спец по живописи, — ответил Зубов, прикрывая динамик телефона.
— Алло, — послышался голос Варвары Стрельцовой в трубке.
— Алло, привет, Варя, — протараторил Дмитрий, — Нужна твоя консультация. Точнее, надо чтоб ты приехала.
— Зачем? — мрачно спросила Стрельцова.
— Мой друг Владимир пришел на место преступления, позвал меня, а там кар-тины какие-то. А я же в живописи ничего не понимаю. Можешь приехать? — быстро проговорил Дмитрий, а потом резко замолчал.
— Нет, — отрезала Варвара.
— Почему?!
— Я занята.
— Речь идет о преступлениях! Убийстве, понимаешь?
— Понимаю. У меня важные гости в галерее. Я, что, должна бросить именитых гостей, ради прихоти какого-то копа?! Как ты себе это представляешь?! – возму-тилась Варвара.
— Варя, пока ты возмущаешься, убийца гуляет на свободе и ищет следующую жертву, зловеще проговорил Дмитрий.
— А я-то здесь при чем? — возмущенно спросила Варвара и вздохнула.
— Ты можешь помочь найти преступника! Или ты не желаешь правосудия? — уговаривал подругу Дмитрий.
— Правосудия итак, как не было, так его никогда и не будет, — огрызнулась Стрельцова и замолчала. Через несколько десятков секунд послышался ее хрип-лый голос: — Ладно, диктуй адрес.
— Что, и дела резко исчезли? — ехидно спросил Зубов.
— Попрошу, чтоб Ерошин для них экскурсию провел, — уже спокойно произ-несла Варвара.
Дмитрий продиктовал ей адрес.
Через полчаса Варвара уже выходила из своей машины. Ее встречали Дмитрий и Владимир. Поляков был явно недоволен тем, что Зубов вызвал Варвару. Кто она такая? Неужели нельзя просто взять картины и отнести экспертам, которые работаю на правоохранительные органы? Зачем звать непонятных людей на место страшного преступления?
— Привет, Дим, — немного застенчиво пробормотала Варвара.
— Привет, Варь, — ответил Зубов. — Знакомься, Варвара Стрельцова – эксперт по живописи, работает в очень хорошей частной галерее живописи. Если кто и сможет нам рассказать про те картины, так это Варька. Варя, это Владимир Серге-евич Поляков, оперативник из полиции.
— Очень приятно, — быстро среагировал Поляков и протянул Варваре руку.
— Взаимно, — тихо, но эффектно ответила Варвара и протянула Полякову руку для поцелуя, как делали раньше на приемах.
Он крепко сжал ее руку, а потом отпустил и молча повел их в дом. На лужу крови, которая была в холле, Стрельцова никак не отреагировала, словно она эти лужи крови видит каждый день по десять штук. Они быстро поднялись на второй этаж и снова вошли в комнату Елены и Максима. Дмитрий схватил Варвару за ру-ку и поволок ее к той стене, на которой висели те самые огромные картины.
— Эти? — коротко спросила Варвара, указывая пальцем на картины.
— Эти, — утвердительно кивнул Поляков.
Она минут десять стояла и молча рассматривала портреты каких-то людей. На первой картине был изображен мужчина двадцати лет, в белой рубашке, черном фраке и в черном цилиндре. Еще выделялись его черные усы. Он сидел в кресле и, подперев одной рукой голову, а второй держа трость, смотрел прямо в душу того, кто смотрел на него. На второй картине была изображена девушка того же возраста, что и мужчина, в светло-фиолетовом, не слишком пышном платье, на груди хорошо была видна массивная золотая подвеска с разными камнями. У нее были каштановые волосы, уложенные, как у императрицы, впалые щеки, не характерные для живописи XIX века, и не менее пронзительные, чем у мужчины с первой картины, зеленые глаза. На третьей картине была изображена маленькая девочка десяти лет, в белом платье. У нее были пухлые щеки, большие губы и глаза. А глаза были голубыми, и какими-то несчастными. На всех трех картинах был один и тот же фон – красные стены и полумрак.
Варвара театрально прикрыла ладонью рот, а потом повернулась к Владимиру Полякова и Дмитрию Зубову. У нее были безумные глаза. Она словно увидела вживую ужасное чудовище. Она вмиг побледнела. Губы ее затряслись. Дмитрий подбежал к Варваре и схватил за предплечья.
— Что с тобой? Тебе плохо? — поговаривал Зубов, пока вел подругу к кровати.
— Воды принесите! — скомандовал Поляков. — Срочно!
Воду принесли быстро. Она отпила чуть-чуть. Немного успокоившись, Варвара выдохнула и с вымученной улыбкой на лице проговорила:
— У меня две новости.
— Хорошая или плохая? — предположил Зубов.
— Да, это уж как посмотреть, — пробормотала Стрельцова. — Первая: эти кар-тины написал сам Жан де Вие. Это французский художник, живший в XIX веке. Он не был знаменит. О нем мало, что известно. НО! У него три работы в един-ственных экземплярах. И стоят они… очень больших денег.
— А почему же его картины стоят как дорого?! — задал существенный вопрос Поляков.
— Потому что они идеальны. Де Вие был гениальным портретистом, — восхи-щенно говорила Варвара, — В университете ничего про него не говорят. Я само-стоятельно искала повсюду информацию и написала про него дипломную работу.
— Раз он портретист, значит это чьи-то портреты, — задумчиво проговорил Зубов.
— Не поняла.
— Ну… кто изображен на картинах? — нетерпеливо перефразировал вопрос друга Владимир.
— Я не знаю.
— Как?! Варя, ты же сказала, что он был портретистом!
— Да.
— А портреты, вообще-то, пишутся с людей.
— Дима, я лучше тебя это понимаю! Эти три картины называются: «Мужчина во фраке», «Женщина в фиолетовом платье» и «Их дочка». Я не знаю, чья это дочка. Кто они такие! Рискну предположить, что это дочка этих двоих людей.
— Бред какой-то! — озвучит свои мысли Владимир.
— Не бред! — воскликнул Дмитрий. — А что там за вторая новость.
— Ах да, вторая новость: бесценные картины Жана де Вие испорчены.
— Как?! — ужаснулся Дмитрий.
— По всей видимости, кровью, точнее, я думаю, что это кровь, — нейтральным голосом ответила Варвара.
— Убийца их испортил? — спросил сам себя Владимир. — Но зачем?
— А вот этого я не знаю. Это уже ваша забота, Владимир Сергеевич, — ответила Варвара и резко встала.
Владимир подошел к картинам. На них действительно были аккуратные кро-вавые записи. Язык был не русский. Скорее всего, французский.
— А что здесь написано? — спросил он.
— Chaque nuit dans cette maison vicndra a mort. La mort comme chatiment pour leurs peches du passe, — легко прочитала Варвара и посмотрела на Владимира.
— А на русском можно? — попросил он раздраженно.
Его ужасно злило это состояние. Она выставляет его полным идиотом.
— Каждую ночь в этот дом будет приходить смерть. Смерть как расплата за со-деянные грехи прошлого, — без труда перевела Стрельцова.
— Да. Но это только одна запись, которая написана на мужике во фраке. А что со второй и третьей? — нервно спросил Поляков.
— На второй: Любое чудовище можно убить, отрубив ему голову. На третей: Зло вернется сквозь века.
Владимир Поляков сделал удивленное лицо. Он уже хотел побыстрее начать расследование. Ему уже надоело задавать вопросы. Гораздо интереснее – искать на них ответы.
— Спасибо, — раздраженно поблагодарил Поляков Варвару.
— Не за что, — ответила она и поспешила уехать из дома Красновых.
* * *
Элеонора Краснова оказалась крайне пунктуальной. Уже в четыре часа вечера, как ей и было сказано, сидела в кабинете Полякова и нервно перебирала жемчу-жинки в своих бусах. Сама она была вся в черном: черный пиджак, черная майка, черная юбка.
Оперативник Поляков зашел в кабинет, опоздав на десять минут.
— Юноша! Вы, что, про меня уже и забыли?! — возмутилась Элеонора. — Вы думаете, что у меня, кроме как сидеть тут и ждать вас, и дел нет!
— Во-первых, я Вам не юноша. Я оперативник уголовного розыска Владимир Сергеевич Поляков, во-вторых, меня задержало начальство. И вообще, я не обязан перед Вами отчитываться! Тут я задаю вопросы! Понятно! — разозлился Поляков.
— Хам! — только и смогла выкрикнуть Элеонора.
— Итак, начнем допрос, — проговорил Владимир, приготовившись заполнять протокол. — Ваше полное имя?
— Краснова Элеонора Борисовна, — гордо ответила она.
Он быстро записал.
— Дата рождения, — остановился он.
— 1930 год, 17 июня.
Поляков быстро записал дату, а потом с явной радостью приступил к допросу:
— Элеонора Борисовна, когда Вы в последний раз видели убитых?
— Когда Вы ко мне подошли, сегодня утром, — ответила Элеонора на удивле-ние свободно.
— Я имею в виду живыми, — пробормотал Владимир и посмотрел на чайник, стоявший на подоконнике.
— Ну, во время обеда.
— Какого обеда? — спросил Владимир и вдруг почувствовал жуткий голод.
— Ну, обычного. Было два часа дня, мы сидели за столом, ели.
— Ясно. А Елена Яновна и Максим вели себя обычно?
— Ну, да. Про этого Максима я не знаю, как для него обычно.
— Как это?
— Я впервые в жизни его видела.
— Что же получается? У вашей племянницы уже и жених появился, а Вы ни сном, ни духом?
— Молодой человек, Вы не понимаете обычаев нашей семьи.
— Я не молодой человек, я — младший сержант полиции Поляков.
Она с укором посмотрела на оперативника. Называть этого парня младшим сержантом полиции Поляковым, а что еще хуже, по имени-отчеству не собира-лась. Это для нее унижение.
— Молодой человек, у нас очень большая семья. И судьба раскидала нас по всей необъятной России. Часто встречаться всей семьей мы не можем. Поэтому мы придумали своего рода традицию — раз в десять лет мы все съезжаемся в родовое поместье Красновых и ровно неделю живем вместе. Мы разговариваем, рассказываем, что случилось у нас за это время.
Он удивленно посмотрел на нее.
«Вот придумали! Раз в десять лет! Я бы, наверное, уже и забыл бы давно про то, что у меня вообще была семья!» — подумал Владимир и попытался сделать безразличное лицо.
— Ага, скажите, а кого Вы подозреваете? — спросил Поляков и непроизвольно улыбнулся. Он сам так и не понял, почему он улыбнулся, толи из-за того, что он сам ведет настоящий допрос и все складывается пока удачно, толи из-за странной традиции семьи Красновых. Ему было сейчас совсем не до размышлений.
— Ну… вообще, в нашей семье все не нормальные!
— Включая Вас…
Она зыркнула на него диким взглядом.
— И при чем здесь это?
— При всем! Все они ненормальные!
— А в чем проявляется их ненормальность?
— Ну, вот, взять хотя бы Лену. Она вышла замуж за поляка, так еще и собра-лась принимать его фамилию!
— И-и-и-и, что здесь не нормального? — недоумевал Поляков.
— Наш род очень древний. Адамом нашего рода стал Анатолий Краснов. Был XIX век. А Евой стала Агриппина Рудникова. Они были прекрасной парой.
— То есть Вы считаете, что род Красновых должен существовать вечно? — усмехнулся Владимир.
— Да. Именно так. Единицы семей прошли через войны. А мы прошли и не разбрелись по миру! А где Ваша семья?
Сердце Полякова громко застучало. Так громко, что, наверное, даже Элеонора услышала этот стук. Семья – его больная тема. Его родители бросили его, когда он только родился. Больше он их никогда не видел. Да он никогда и не искал с ними встречи. Зачем? Что он им скажет? Они ему — чужие люди. А вообще ему всегда было удобнее думать, что они давным-давно погибли. Так проще.
— Это Вас не касается, — тихо и угрожающе ответил Владимир.
Он гордо приподняла голову.
— У Вас еще есть ко мне какие-то вопросы? — спросила она, глядя на молодого следователя, как волк на зайца, загнанного в угол.
После этих слов Элеоноры Владимир Поляков почувствовал ужасную беспо-мощность. Такого он не чувствовал уже давно. Со времен детского дома. В прием-ную семью его взяли уже в возрасте десяти лет. Его приемные родители были прекрасными людьми, ездили на дачу по воскресеньям (она у них была практиче-ски посредине леса), пекли пироги.… Но главное — они никогда не скрывали от приемного сына правды! Мальчик всегда знал, что они — не его биологические родители. Но как бы то ни было, он всю жизнь считал их родителями. У семьи Поляковых не было своих детей. Они были тогда молоды — ему было тридцать лет, а ей – двадцать шесть. Они любили своего сына и очень быстро стали одним целым. Вскоре Владимир Поляков забыл о безжалостном поступке его биологических родителей. Вспомнил он об этом только что — спустя четырнадцать лет.
Поляковы живы до сих пор. Его родители живут на той самой даче, ездит ту-да, к ним, уж сам Владимир. Его отец — Сергей Поляков является генеральным прокурором. Так как работает он в Москве, с сыном видятся редко. Мать, Ангели-на, занимается домашним хозяйством и садом.
* * *
Нервы всей семьи Красновых были уже на пределе. Было сложно, почти не-возможно, сдерживать эмоции. Каждому из них хотелось прямо на месте зары-дать. Ведь умерли их близкие, точнее, они были убиты, и убиты страшным спосо-бом. И убили жутким способом.
— Кто? — устало спросила Марта, усевшись на диван с чашкой горячего чая в руках.
Роза быстро повернулась в сторону тети Марты. Глаза у всех у них были крас-ными. Все сдерживались из последних сил. Никто не хотел казаться слабым.
— О чем ты? — сидя за журнальным столиком на кресле и разгадывая кросс-ворды, спросила Сара.
— Кто убил Леночку и ее парня? — уточнила Марта.
Ян и Дарья вошли в гостиную. Лица у них обоих были бледными.
— Не знаю, почему, — громко заговорила Роза, — но мне кажется, что с этим как-то связана моя драгоценная мамочка.
Дарья нервно глянула на дочь. В ее глазах была обида. Огромная обида на дочь. Ведь она вырастила ее, не жалела ничего, а теперь та обвиняет ее в убийстве! Как же было обидно!
— Как ты смеешь, такое на меня говорить?! — закричала Дарья.
— А ты можешь как-то подтвердить свою невиновность?!
— А с чего ты взяла, что это я убила Лену и Максима?! — ответила Дарья и побежала на второй этаж.
Там она весь вечер плакала. Не могла поверить в такое предательство соб-ственной дочери. Никто не знал, что Дарья на самом деле не железная леди. Для всех она была дамой, которую невозможно довести до слез.
— Элеонора Борисовна, — выговорила Роза, — это Вы убили Лену и Максима?
Элеонора молча ушла.
* * *
В самом сердце Санкт-Петербурга есть маленький турецкий магазинчик. Именно там она всегда покупает свой любимый сорт кофе. Этих запасов ей хвата-ло ровно на неделю. Каждое воскресенье она ходила в тот магазинчик и покупала там свой любимый кофе.
На часах было восемь вечера. Она перемалывала зерна в кофемолке и не могла выбросить из головы это преступление. Что-то там странно. Хотя, нет. Не что-то. Там все странно. В первую очередь – картины. Почему там была такая огромная лужа крови? А почему в той комнате с картинами на кровати лежала какая-то зо-лотая подвеска? А главное – как там могли оказаться картины Жана де Вие? Мысли и вопросы так и лезли ей в голову.
В один момент она резко поняла – я хочу ответить на все эти вопросы!
Она поставила кофемолку на столик возле раковины и вытащила из кармана потрепанных джинс белый телефон. И только она нашла в контактах Дмитрия Зубова, чтобы поговорить с ним о деле, как вдруг подумала – Нет, Варя. Не надо. Ты знаешь, чем это может кончиться.
Она бросила телефон на стол и тот сразу же громко зазвонил. Варвара схвати-ла его и посмотрела, кто звонит. Звонил Дмитрий Зубов.
Она подняла трубку.
– Дим, надо встретиться, – быстро выговорила она и сразу же об этом пожале-ла.
– Ну, хорошо. А где? – недоумевал Зубов.
– Давай в парке. Через двадцать минут.
– Это который возле тебя?
– Да.
– Все, еду.
Она положила трубку. Зачем он звонил, ей было не интересно. Все расскажет при встрече.
Она положила телефон на стол и пошла в спальню, переодеваться.
Через двадцать минут она уже подъехала к парку. На скамейке возле входа си-дел Дмитрий с немного озадаченным лицом.
– А как ты сюда быстрее меня добрался? – не поняла Варвара и села возле Зу-бова.
– А я к тебе ехал. Когда тебе позвонил, был как раз тут неподалеку.
– Ясно, – протянула Стрельцова, – а зачем ты мне звонил?
– Ай, не бери в голову, – махнул рукой Дмитрий.
– Что значит «не бери в голову»? Ты звонишь мне в восемь часов вечера, назначаешь встречу, а сейчас говоришь «не бери в голову»?!
Буквально через секунду Варвара уже не могла понять, почему она так разо-злилась? Может, из-за противоречий: лезть в расследование или просто забыть.
– Я никто, – прошептала Варвара.
– В каком смысле? – недоумевал Дмитрий.
– Я никто! – выкрикнула Варвара Стрельцова. – Понимаешь, я пришла домой и стала думать: дело это, которое твой друг ведет, уж больно оно интересное. И я решила во всем разобраться. А вот сейчас я поняла – я никто. Зачем мне это? Из праздного любопытства? Нет. Я ни при чем. Это дело не имеет со мной ничего общего.
Он подумал немного, а потом хриплым голосом ответил:
– Это да. Ты действительно никто.
Дальше они несколько минут смотрели на деревья, освещаемые желтым све-том фонарей, на небо, ясное и темное одновременно, нагоняющее тоску. Варвара разрывалась: толи ей заняться следствием, толи плюнуть на все и жить дальше.
И тут она вспомнила про вчерашнюю беседу в кабинете ее начальника, Еро-шина, с Полем де Моном. Все там происходило настолько быстро, что она не успела даже понять, на что она согласилась. Получается она, Варвара Стрельцова, поедет в Париж. Чувства у нее были смешанные. С одной стороны, не хотелось бросать полюбившуюся работу, с другой, хотелось уехать в Париж. Там ей бы открылись новые возможности. И уж точно там она не будет бояться своего прошлого! Все ее проблемы останутся здесь, в Санкт-Петербурге.
– А почему у тебя такая большая зарплата? – ни с того, ни с сего спросил Зу-бов. – Экскурсоводы же получают гроши. Пусть ты работаешь и в самой лучший галерее страны, но все же…
Она заметно заволновалась. Только потом она дрожащим голосом ответила:
– Я в интернете дала объявление. Я проверяла разные картины на подлин-ность. За это мне платят хорошие деньги.
– Ого! – усмехнулся Зубов.
– Что? – занервничала Стрельцова.
– Да, ничего, ничего. Просто, ты никогда мне про это не рассказывала. Я не ожидал, – пробормотал Дмитрий.
Опять повисла тишина. Небо тем временем стало уже совсем темным. Освеща-ли парк только фонари, стоящие вдоль аллеи с интервалом в два метра. Их ска-мейка плохо освещалась. Их освещал лунный свет. Глянув на луну, по ее телу сра-зу пробежала дрожь, а он просто смотрел на нее, будто хотел что-то ей сказать.
– Романтично-то как! – протянул, улыбаясь, Зубов.
Она обиженно посмотрела на него.
– Дурак ты, Зубов! – прокричала она и подскочила, встав напротив него. – Что ты от меня хотел?
– Поговорить.
– О чем? О деле?
– И об этом.
– Дима, к нам это дело не имеет никакого отношения! Пойми!
– Не хочу ничего понимать! У моего друга первое дело! И я должен ему по-мочь! Вот, что я понимаю!
– Ты ему уже, как мог, помог!
– Нет. Я помогу ему с расследованием! Ты со мной?!
Она махнула рукой куда-то в сторону и опять села возле друга.
– Рассказывай мне все по порядку, – потребовала Варвара.
– Ладно. Ладно. Мне вчера позвонил мужчина. Представился биографом ди-настии Романовых. Сказал, что ему нужна вся информация о золотой подвеске, созданной в XIX веке придворным ювелиром для Александры Федоровны. И вот, спустя сутки после ее создания, она пропадает. До наших дней ее так и не нашли. И представь мое удивление, когда сегодня я увидел на кровати убиенных эту са-мую подвеску, – возбужденно говорил Зубов.
– Представляю. У меня было все то же самое, но без биографа и с картинами. Кто и как был убит?
– Володька мне говорил, что какие-то Елена и Максим. Елена – Краснова, а Максим – поляк. Их убили, отрубив головы топором и подвесив их за руки на люстру в холле.
– А-а-а-а, вот почему была такая огромная лужа крови!
– Ну, да.
– И ты не знаешь, откуда у них картины и подвеска?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Ладно. Поздно уже. Я пойду домой. Поедешь ко мне?
– Зачем?
– Ну, чаю попьем. Поговорим. Когда мы в последний раз говорили по душам?
– Очень давно.
– Ну, вот, видишь? Поехали.
Он встал. Она тоже встала.
– А от меня Рая ушла.
Она выдохнула.
– Ну, вот, видишь?! Поговорим про уход Раи.
Они сели в свои машины и поехали к Варваре. Говорили они до трех часов но-чи. Чаем там, естественно, не ограничилось. Они пили итальянский коньяк.
* * *
Владимир дико волновался, ведь сейчас он в первый раз будет отчитываться перед начальником. Страх стал набирать обороты, когда молодой опер Поляков понял, что рассказать-то ему и нечего. Он метался из стороны в сторону перед дверями кабинета Говорова, пытаясь придумать хоть что-то. Хоть какой-то факт, которого хватит, чтобы Илья Григорьевич от него отстал.
Но вскоре Говоров сам вышел из кабинета, хмурясь, посмотрел на Влади-мира Сергеевича и пригласил его в свой кабинет. Поляков входил туда как на казнь.
Да начнутся казни! – иронично подумал Поляков, и по его лицу пронеслась тень улыбки.
Илья Григорьевич Говоров славится своей справедливостью. Он хвалит, ко-гда дело раскрыто, ругает, когда у тебя ничего нет. Может даже уволить.
Хоть бы он меня не уволил, – молился Владимир.
— Ну, Поляков, рассказывай, — произнес Говоров, усаживаясь в свое кресло.
Поляков закрыл дверь кабинета и остался стоять у двери. Подходить к столу начальника было невероятно страшно.
— Что рассказывать? — почти потерял дар речи Владимир Сергеевич.
Говоров рассмеялся. Он прекрасно понял, что Поляков ничего нового за эти полдня так и не узнал. Но отпускать его просто так нельзя. Надо что-то ему ска-зать.
— Владимир Сергеевич, Вы вообще ничего не узнали? — спросил он.
— Да, — ответил Поляков.
— Ладно. Иди. Отчитаешься передо мной завтра. И завтра я жду от тебя нормального отчета, а не как сегодня!
— Спасибо, Илья Григорьевич, — благодарил начальника Поляков.
— Все, иди, — замахал руками Говоров.
Поляков поспешил уйти. Это был единичный случай, когда Говоров не кри-чал. Эта невероятная снисходительность проявлялась чуть ли не раз в два года. И Владимир Поляков был чрезмерно счастлив тому, что начальник не кричал на не-го. Может, вся эта снисходительность из-за отца Полякова?..