– Браток, я тут рядом примощусь на подоконнике, а то свободных столиков нет?
– Подкатывай. Сам увидел пустые бокалы и пристроился. Их хозяин, похоже, свалил, раз за полчаса пока здесь стою не объявился.
– А мужик неплохо посидел. Смотри, восемь бокалов опорожнил.
– Одна пустая кружка моя, а сколько человек до меня тут гуляло науке не известно.
– Да ты философ.
– Пока дождешься поезда в привокзальном буфете, поневоле философом станешь.
– Так может мы попутчики? Какой поезд ожидаешь, браток?
– Да какой первый на станцию подойдет, тот мой и будет.
– Во как! Тебе что же все равно куда ехать? На бродягу ты не похож, человек, вроде, серьезный и одет прилично. Видать, судьба крепко тебя бортанула, раз пытаешься сбежать от нее в любом направлении.
– Тебе-то, какое дело? Еду, куда хочу. Пришел пить пиво – пей, а в душу не лезь.
– Да ладно тебе, браток, не кипятись. Мы тут с тобой столкнулись на перекрестке жизни, как два перелетных голубя. Пощелкали клювами, да разлетелись в разные стороны, может, больше и не увидимся. До ближайшего поезда все равно не меньше трех часов у подоконника торчать.
– С чего взял, что три часа торчать?
– Так мой Тюменский ближайший. Вон на стене расписание висит. Глянь на график прибытия и на часы. Тут не надо быть Архимедом, чтобы два и два сложить.
– Действительно три часа. Только, извини, приятель, не привык я первому встречному душу изливать, воспитание не то.
– Ух ты! Воспитание не то! Да, я, может, Кембриджей не кончал, но на своем веку всяко-разно повидал не мало, так что могу, в случае чего, дельный совет дать. Вон у тебя лицо все серое, значит, что-то грызет тебя изнутри, гложет душу, словно изжога. Выговориться тебе надо, выплеснуть наружу, что покоя не дает. А кто лучше подойдет в слушатели, как не случайный прохожий? Ты свою историю расскажешь, я выслушаю, да и разбежимся, как в море корабли.
– Выговориться, говоришь? Выплеснуть и разбежались? Может ты и прав. Только вряд ли тебе моя история интересна будет.
– А ты за меня не решай, что интересно, а что нет.
– Оно тебе надо?
– Рассказывай. Нам с тобой тут уйму времени париться, так хоть разговором его скоротаем.
– Ладно, сам напросился, слушай. Только всю жизнь пересказывать не буду, нудное это занятие.
– А я терпеливый.
– Ну, хорошо. Извини, но детство как-то скомкалось в памяти. Да и было ли оно у меня, детство? Родители развелись, когда я еще щенком под столом ползал. Мать с каким-то режиссером сбежала в город, а мы с отцом остались жить в тайге, где он лесничил. Был, конечно, и дом в деревне, в котором дед с бабкой жили. Да только батя хотел из меня настоящего мужика воспитать, вот и держал при себе все время. Даже на учебу приходилось ежедневно по восемь километров лесом наматывать, да еще два полями, чтобы до школы добраться. Не разрешал отец у деда с бабкой ночевать. Лишь пообедать к ним можно было заходить. Они ведь были родителями матери, а батя затаил на нее лютую обиду.
– Да, не повезло тебе с детством. А я, городской оболтус многое бы отдал в пацанстве, чтобы вырваться хоть ненадолго к дикой природе. Мои родители даже на шашлыки в лес не выбирались. Единственным утешением было, что на летних каникулах в лагерь к морю отправляли.
– А я море только по телевизору и видел. Все лето мы с отцом, как два леших по лесу шатались. Охота, рыбалка, природа, это для вас городских романтика, а для меня, шебутного мальца такая жизнь казалось тюрьмой. Ни в футбол не погоняешь со сверстниками, ни на танцы в клуб не смотаешься. Отец боялся, что дед с бабкой настроят меня против него. В деревню вырывались в крайних случаях – в магазин, контору и на почту.
– Сочувствую.
– Когда я учился в девятом классе, отец утонул в реке. То, что это было дело рук браконьеров, никто не сомневался. Только прокуратуру подмазали, и уголовное дело замяли, переквалифицировав в несчастный случай. Я стал жить у деда с бабкой. И тут объявилась мать. Как я ни упирался, она забрала меня с собой в Новоалтайск. По нынешним меркам это средний городок, но мне он показался огромным мегаполисом. Я, привыкший к спокойной размеренной жизни в глуши, вынужден был менять свои взгляды и мировозрение. В новой школе на меня смотрели, как на дикаря и сразу стали прикалываться. Даже прозвище дали – Маугли. Разобраться с пацанами было не сложно. Я уже тогда кочергу на узел завязывал, а у этих слабаков отдышка после стометровки начиналась. Вот с девчонками было сложнее. Не мог же я и их лупить?
– Да, с бабами всегда сложнее, чем с мужиками.
– В нашем классе училась моя соседка по дому Полина. Она была не только самой красивой во дворе, но и в школе. Более боевой девчонки я никогда раньше не встречал. Да и язычок у нее был поострее бритвы. От нее-то мне больше всего и доставалось. К тому же в заносчивую красотку были влюблены почти все пацаны. Я тоже влюбился. А она этим прекрасно пользовалась. Добавлю, что ее и моя матери были разведенками и подругами, которые на пару тусовались и вместе отмечали праздники. Иногда меня так и подмывало отвесить Полинке затрещину, когда она при всех отпускала в мой адрес очередную колкость. Но я был влюблен и терпел.
– Красивые бабы все такие. Никак себе цены не сложат.
– Не скажи, не все. У нас в классе еще училась девчонка Лена. Вот она была полной противоположностью Полине. Кстати, Ленка сразу встала на мою защиту, когда я появился в школе и на меня наехали одноклассники. Вот только нравилась мне, почему-то, Полина, хотя, как мне кажется, влюблена в меня была Лена.
– Сердцу не прикажешь, бывает.
– Однажды в десятом классе Полина пригласила меня на свой день рождения. Я и мечтать не мог, что попаду в круг избранных. Но наши матери, как я уже говорил, были подругами, так что не позвать меня Полина просто не могла. После праздничного стола взрослые ушли в кино, разрешив нам молодежи завершить вечер танцами под магнитофон без посторонних.
– Ну, вы, наверное, и оторвались по полной. Без спиртного тут явно не обошлось.
– А как же. Правда, при родителях пили мало, но когда те ушли, из бара на стол сразу выставились несколько бутылок. Вот тут-то и понеслось. Я старался не налегать на вино, чтобы держать себя в рамках, но часть компании заметно разогрелась. Танцы не раз разбавлялись тостами. Потом самые активные уселись на пол кружком, чтобы поиграть в бутылочку. Мне провинциалу эта забава раньше была не знакома. Поцелуи я видел только в кино, да на нескольких свадьбах, куда нас с отцом приглашали в деревне. Чтобы целоваться просто так без любви, мне казалось чем-то постыдным. Естественно, я стоял в стороне и молча наблюдал, как целуются другие. Среди тех, кто не присоединился к этому развлечению, была и Лена, которая тоже с явным неодобрением поглядывала на ребят, которые целовались.
– А что же виновница торжества, как она к этому отнеслась?
– Так Полина как раз и предложила поиграть. Она была заводилой и подначивала ребят целоваться взасос. Но когда какому-нибудь парню выпадало поцеловать Полину, она в последний момент уворачивалась или чмокала партнера в щеку. Королеве все дозволено.
– Хитрая плутовка. Решила поиздеваться над своими же одноклассниками.
– Я тоже так подумал, но промолчал.
– И что было дальше?
– Один из игроков вдруг поднялся и вышел из комнаты, скорее всего, в туалет, выпито-то было не мало. Бутылку крутила Полина, была ее очередь выбирать партнера. Крутанувшись, стеклянное горлышко показало на пустующее место. Нужно было дождаться парня, или заново крутить волчок. Но девушка решительно встала и пошла, куда указывала бутылка, а там у стены стоял я. Шушуканье гостей сразу смолкло, все уставились на именинницу. А посмотреть было на что! Полупрозрачное шелковое платье не скрывало, а скорее подчеркивало неприлично просвечивающуюся девичью фигуру. Своими стройными ножками в туфлях на высоченных каблуках она не шла, а медленно плыла в мою сторону, словно манекенщица. На ее лице играла какая-то демоническая улыбка, заставившая всего меня затрепетать. А глаза! Они не просто светились, они горели дьявольским огнем. Ко мне приближалась царица ночи, повелительница грез и желаний. Ничего прекраснее я не видел даже во сне. Полина, подойдя ко мне, обхватила мою шею руками, прижала к себе и страстно поцеловала в губы. Мой мозг взорвался, а тело безвольно обмякло в панике и блаженстве. Это был мой первый поцелуй в жизни…
– Чего замолчал? Что, в ступор вошел от воспоминаний?
– Погоди. Ты прав, нахлынуло. Я и тогда сразу очумел от сумасшедшего поцелуя, и до конца вечера не мог прийти в себя.
– А дальше что было?
– Когда круги перед глазами перестали мельтешить, я увидел хохочущих одноклассников. Видок у меня, судя по всему, был идиотский. Полина опять поставила меня в дурацкое положение, выставив каким-то клоуном. И тут я увидел Лену. Нахмурив брови, она осуждающе смотрела на меня, как будто это я был инициатором того поцелуя. Девушка развернулась и вышла из комнаты. Как позже выяснилось, сославшись на головную боль, она ушла домой.
– Так ты что, и на Ленку заглядывался?
– Ничего я не заглядывался. Просто так получилось, что с ребятами у нас отношения не сложились. Цеплять меня они перестали, но в свою компанию принимать не спешили. Единственным человеком в классе, который не считал меня чужаком, была Лена. Но после того случая на дне рождения и она стала меня сторониться.
– Наверное, обиделась. Бабы жутко ревнивые. Мало того, что ты не обращал на нее внимания, как на женщину, так еще и предпочел ее другой.
– Похоже, что так.
– И что было дальше?
– Полина на следующий день согнала с парты моего соседа и села на его место рядом со мной.
– О-па! Вот это поворот!
– Только не подумай, что это любовь. Так не любят. Она прекрасно знала, что я, как и большинство парней в классе, в нее влюблен. Ей нужен был кто-то, кто будет за ней портфель таскать, и сможет защитить в любой ситуации.
– Потаскал портфель?
– И портфель таскал, и в кино, и в кафе водил. Такая, понимаешь, у нас игра в жениха и невесту получилась. Только я ее любил, а она меня нет. Мы даже больше не целовались, она не позволяла.
– Ну, ты попал.
– Мы в школе лишь вместе за партой сидели, а после занятий я провожал ее домой, и все. Только, когда у нее возникало желание, она меня приближала к себе.
– И что, ты так все это и терпел?
– Терпел, до одного случая.
– Рассказывай.
– Как-то вечером я возвращался домой с автовокзала, ездил в деревню своих проведать. Чтобы сократить путь, решил идти через парк. И тут я увидел на скамейке целующуюся парочку. Я прошел было мимо, как вдруг меня, словно током ударило. Это Полина целовалась с каким-то парнем. Кровь ударила мне в голову. Я развернулся и уже сжал кулак, чтобы врезать чуваку. Но Полина, узнав меня, вскочила и остановила, толкнув руками в грудь. Она сказала, чтобы я не корчил из себя Отелло, что мое время вышло и что я теперь третий лишний.
– Ни фига себе!
– Обида и злость захлестнули меня. Я рванул в кусты и убежал. Около часа я мотался среди деревьев, а ветки по-черному хлестали меня по щекам. Не поверишь, я плакал. Впервые в жизни! В душе бушевал пожар. Как она могла? Попользовалась мной, как вещью и прогнала, как собаку? Этого нельзя было так оставлять! Я решил вернуться и откровенно поговорить с Полиной.
– Вот это правильно, это по-мужски!
– Когда я подбежал к скамейке, то увидел, что трое парней мутузят ногами, лежащего на земле ухажера Полины, а она сама перепуганная стоит в стороне, зажимая руками рот, чтобы не закричать. Я сразу все понял. Местная шпана по вечерам в укромных местах сшибала себе на бутылку, а если кто-то отказывался давать мелочь, то того избивали и забирали все. Я ринулся в кучу малу. С этими тремя отморозками я разобрался быстро, кулаки у меня тяжелые. Но оказалось, что был еще четвертый, который отходил помочиться в кусты. Он подкрался ко мне сзади и обрезком водопроводной трубы шандарахнул меня по голове. Очнулся я в больнице.
– Да, не повезло тебе, братишка. И девчонка бросила, и башку проломили.
– Я три дня провалялся в травматологии, а потом неделю дома сидел по справке. Думаешь, Полина приходила меня навестить? Боже, упаси! Ее мать дважды забегала по-соседски, а Полинка так ни разу и не зашла.
– Вот стерва!
– Зато меня приходила проведать Лена. Один раз в больницу и дважды домой. Я смотрел на нее и думал: ну почему я выбрал Полину, а не ее? И никак не мог ответить себе на этот вопрос. Ведь тоже красивая девчонка. Просто не так ярко накрашена и не так модно одета, как другие. Ну, не такая заводная, как Полинка, не такая наглая.
– Так бывает. Любовь непредсказуема.
– Одноклассники после выпускного ринулись поступать в институты. Моя мать меня поедом ела, чтобы и я на какого-нибудь инженера или доктора выучился. А мне хотелось удрать из-под ее опеки и сбежать из города, где мне все напоминало о проклятой любви к Полине.
– Сбежал?
– Сбежал. В Иркутске жила моя тетка. Я сказал, что поеду поступать в Иркутский технический университет.
– Поступил?
– Провалился на вступительных. Но домой возвращаться не стал. Остался жить у тетки и работал на заводе трубопроводной арматуры, куда она помогла мне устроиться. Тетка там была кадровичкой. Через полгода меня призвали в армию, в Морфлот. Оттрубив три года на сторожевике, я вернулся на гражданку. Решил податься в Мурманск.
– А чего в Мурманск?
– У нашего мичмана там брат работал в компании «Андромеда», обещал помочь устроиться на промысловое судно.
– Понятно.
– Дальше можно долго перечислять, куда меня судьба швыряла, как чахлую шлюпченку в диком океане. Пожалуй, пропущу это. Вкратце: рыбу ловил, лицо нефтью мазал, в Забайкалье газ качал, золотишко мыл, даже нес вахту на дрейфующей станции «Северный полюс». Женился. Развелся. Ни детей, ни особого богатства не нажил. Даже квартирой своей не обзавелся. Все по съемным углам да общагам слонялся. За те годы, как из Новоалтайска уехал многое произошло. А тут вдруг получаю сообщение, что мать инсульт разбил, и она нуждается в уходе. Я подорвался – и в Новоалтайск. Опоздал. Как раз на похороны и приехал.
– Соболезную.
– На поминках увиделся с Полиной, все-таки соседка, как-никак. Слушай, как же она за эти двадцать лет изменилась!
– А ты что хотел? Это срок.
– Да я понимаю. Но дело даже не в том, что ее формы округлились, а вместо косы новомодная стрижка. Не прежняя, но какая-то красота осталась. Дело в другом. Мы долго разговаривали. Душу она мне не изливала, но, похоже, жизнь ее здорово отрихтовала. Вместо озорной веселой девчонки из моей юности передо мной сидела злая, завистливая, расчетливая и жестокая тетка. Я на нее смотрел и думал: есть все-таки на свете Бог, раз уберег меня от совместной жизни с Полинкой.
– Вот видишь, что не делается, все к лучшему.
– Я потом рассматривал школьные фотографии и не понимал, как я мог полюбить Полину. Ведь ростки всего того плохого, что я сейчас увидел в ней, были заметны еще тогда.
– Любовь застилает глаза.
– Ты прав. А потом произошла роковая встреча.
– Роковая?
– Да. Я случайно столкнулся на улице с Леной. Ты не представляешь, как я обрадовался! Мы зашли в маленькое кафе, чтобы выпить кофе и вспомнить юность. Лена тоже изменилась. Ее неприметная девичья краса стала какой-то зрелой и утонченной. При этом все положительные черты ее характера только усилились, разве что, добавилась какая-то мягкая мудрость. Пока мы шли по улице, мужчины оборачивались на Лену, настолько эффектной и привлекательной она стала. Я даже испытал некую гордость, что иду под руку с такой женщиной. Мы сидели в уютном кафе и все не могли наговориться. Я вглядывался в ее лицо, ее улыбку, ее глаза, и вдруг отчетливо понял, что влюблен. Окончательно и бесповоторно! Возможно, я влюбился в Лену еще в молодости, но слабый огонек чувства тогда только тлел, подавляемый безумной страстью к Полине? Кто знает?
– А что она?
– Когда мы вспоминали прошлое, ее глаза горели. Я вдруг осознал, что тогда в юности она меня любила. Нет, Лена не призналась мне в этом, но я это почувствовал.
– Так все прекрасно, старик!
– Ничего не прекрасно. Через два часа она расписывается в ЗАГСе с другим человеком.
– Что? Это как?
– Да вот так. Когда Лена рассказывала о своей жизни, выяснилось, что ей сделал предложение наш одноклассник Мишка, влюбленный в нее чуть ли не с первого класса, и она дала согласие. Мишка и раньше делал ей предложения и неоднократно, но каждый раз получал отказ. Лена говорила, что не может выйти замуж без любви.
– А сейчас, что вдруг полюбила?
– Выходит, полюбила. Мишка всегда был настырный, наверное, добился своего.
– Ну, а ты?
– Я всю ночь пил с горя, пытаясь заглушить водкой нахлынувшую тоску, проклиная себя за слепоту и юношескую глупость. Утром долго стоял под холодным душем, выгоняя хмель и успокаивая порванные нервы. Потом побрился, собрал вещички и дернул на вокзал. Нечего мне больше делать в этом городе.
– Ну, и дурак же ты, братишка! Полный дурак!
– Сам знаю.
– Не любит твоя Лена этого Мишку, а замуж за него выходит от обиды на тебя.
– А если нет? Если все-таки любит его?
– Любит, не любит, чего гадать? Надо пойти и прямо спросить.
– Куда?
– В ЗАГС.
– Не буду я ей жизнь ломать.
– Да ты, может, сейчас и ей и себе жизни ломаешь своей нерешительностью. Толкаешь любимую женщину в объятия чужого мужика.
– Поздно, все слишком поздно. Уеду.
– Что, так и будешь дальше по жизни болтаться, как сам знаешь что, в проруби?
– Слушай, ты по больному то не бей.
– Это я бью? Да ты сам себя в нокдаун послал, а теперь хочешь свою же жизнь нокаутировать. Тебе судьба такой шанс послала, можно сказать, царский подарок, исправить ошибки молодости. А ты что же, руки опустил? Чего молчишь?
– Думаю.
– Пока ты думаешь, жизнь на месте стоять не будет. Ты хоть понимаешь, что сейчас под корень свое будущее рубишь?
– Рублю. А что делать?
– Так если я прав, то чего ты тут торчишь, дубина, дуй бегом в ЗАГС, пока регистраторша марш Мендельсона не включила.
– Ты, конечно, прав. Но… Хотя… А может… Нет, прав. Сто пудов прав! Если сейчас не решусь, потом точно поздно будет.
– Ну, так что?
– Ладно, я пошел.
– Погоди, я с тобой. Что-то захотелось на твою Лену взглянуть, да и с тем Мишкой надо тебя подстраховать, он ведь не один может прийти. Помогу тебе, так сказать, с курса не сбиться, а то снова на рифы наскочишь.
– А как же твой поезд?
– Мой поезд ежедневно ходит, а вот твой, похоже, последний. Никак нельзя тебе на него опоздать. Пойдем, браток.