Гуляй-город Ивана Грозного

Сергей Шевцов Юрьевич
        Вот и остался позади восьмой класс. Закончилось время зубрежек, суматошных ранних подъемов, спринтерских рывков в школу и разборок с отцом после родительских собраний. Лето, каникулы, свобода – красота! Андрей ликовал. В августе семья полетит загорать в Болгарию, а пока пятнадцатилетнего оболтуса отправляли в Любучаны к деду с бабушкой, чтобы тот прополоскал сельским воздухом задымленные городскими выхлопами легкие.
        Бабушка будет кормить внука вкуснейшей деревенской едой. Как жаль, что она не научила свою дочь – мать Андрея также хорошо готовить. А с дедом они пойдут рыбачить на пруд. Вот, где можно опробовать новенький спиннинг, подаренный на день рождения.
        К удивлению парня, кроме деда с бабушкой в их любучанской «загородной резиденции» нарисовался какой-то худой очкарик лет тридцати с жиденькой бородкой и рыжей одуванчикообразной шевелюрой, сзади которой мышиным хвостиком свисала тоненькая косичка. Свободная аляповато-цветастая рубаха навыпуск в комплекте с фиолетовыми шортами и желтыми сандалиями на босу ногу придавали незнакомцу вид туриста, прилетевшего из Гавай. Не хватало лишь ожерелья из орхидей, подаренного туземцами.
        – Познакомься, Андрюша, это Феофан Матвеевич, он снимает у нас комнату, – представил гостя улыбающийся дед. – Феофан Матвеевич – аспирант. На песчаном карьере Витька Рябов нарыл своим экскаватором какие-то черепки. Феофан Матвеевич хочет там покопаться, это как-то связано с его диссертацией.
        Экстравагантный квартирант поздоровался за руку с хозяйским внуком и выдал навскидку какое-то заумно-витиеватое приветствие, отпустив мимоходом непонятно кому адресованный реверанс, чем смутил неискушенного в этикете парнишку, принявшего все на свой счет.
        «Надо держаться подальше от очкастого умника», – подумал Андрей, пожимая влажную ладонь будущего Эйнштейна.
        Однако держаться подальше не получилось. Уже на следующий день ближе к полудню бабушка позвала внука.
        – Я тут собрала кое-что на обед для Феофана Матвеевича и нашего деда, который вызвался ему помочь, – сказала она, протягивая большую корзину, прикрытую белым льняным платком, –  отнеси, пожалуйста, на карьер, а то эти кладоискатели там совсем голодные сидят.
        Оторвавшись от «Игры Престолов» и придушив робко выглянувшее недовольство, Андрей нехотя взял тормозок и тяжко вздохнув, отправился к месту раскопок.
        «Археологи» стояли возле выкопанной Витькой Рябовым траншеи и о чем-то беседовали. В этот раз на аспиранте вместо гавайки была футболка с репродукцией картины Репина из Третьяковки. На груди Феофана Матвеевича Иван Четвертый убивал царским посохом своего непутевого сына.
        – Классный прикид, – восхитился Андрей, тыча пальцем в потную майку, – цветные головастики в кедах из «эмэндэмс» всех уже порядком задолбали. Наконец штампуют на рубашках хоть что-то путное. Кровавый царь-тиран, угнетатель народа сейчас самое то, что надо.
        Иронично посмотрев на юного критика, аспирант с легкой ухмылкой переспросил:
        – Кровавый царь? Тиран? Угнетатель народа? Плохо же вас в школе учат, юноша. А знаете ли вы, что при Иване Грозном не было ни одного казненного без суда и следствия? Общее число преступников, оказавшихся на плахе за все время правления Ивана Четвертого, составило чуть более трех тысяч человек. А вот его европейские коллеги-монархи порезвились куда круче. Во Франции лишь за неделю после Варфоломеевской ночи вырезали тридцать тысяч гугенотов, а в Англии Генрих Восьмой повесил семьдесят две тысячи верноподданных только за то, что те были нищими.
        – Не-а, нам такого на уроках не рассказывали, – пробормотал смутившийся Андрей.
        – Более того, – поправил очки лектор с косичкой, – при этом «деспоте» был учрежден суд присяжных и местное выборное самоуправление вместо воевод. Тогда же было введено всеобщее бесплатное начальное образование – церковные школы. А про Судебник Ивана Четвертого, свод законов Русского государства вы что-нибудь слышали?
        – Нет, не слышал, – откровенно признался честный троечник.
        – Так вот, согласно этому нормативно-правовому акту, был запрещен рабский труд и установлено равенство между всеми слоями населения. Люди стали делиться на «служилое» и «податное» сословия. Одни служили и воевали всю жизнь, другие их кормили и одевали.
        – Во как! – крякнул дед.
        – При Иване Грозном впервые появилась регулярная армия – стрельцы и первая в мире военная форма, – многозначительно задрал палец, вошедший в кураж аспирант. – Территория государства увеличилась в несколько раз. Рост благосостояния населения и выплачиваемых налогов за время царствования Ивана Четвертого составили несколько тысяч процентов, а иностранцы из охваченной религиозными войнами Европы бежали в опричную Россию десятками тысяч.
        Андрей был оглушен и подавлен выплеснутой на него информацией, он чувствовал себя неучем Митрофанушкой. Парень стоял с открытым ртом и часто хлопал ресницами, словно выбивал под глазами пыльные ковры. Видя состояние внука, на помощь пришел дед:
        – А ну-ка, Андрюшка, давай сюда, что тебе там бабка дала. Время-то обеденное, пора уж и перекусить.
        Скрывшись от палящего солнца в тени деревьев, и расстелив на земле платок-салфетку, компания стала с азартом уплетать бабушкины вареники и пироги. В корзинке нашлись и другие деликатесы, приготовленные знатной поварихой.
        Поев, дед потянулся за «Беломором» – без заключительной папиросы съеденный ланч был, образно говоря, что футбольный чемпионат без церемонии награждения победителей. Аспирант затянулся облегченной «Мальбориной». Некурящий Андрей, раскопав среди разносолов кулек с семечками, принялся активно удобрять карьер подсолнечной шелухой. Юноша мог уже идти домой, его миссия была, как-бы выполнена. Но уходить не хотелось, а вдруг рыжий очкарик еще что-нибудь интересное выдаст. Но тот сосредоточенно упивался пусканием табачных колец.
        – А что вы тут, вообще, ищете? – набравшись смелости, задал Андрей провокационный вопрос. – Череп мамонта хотите найти, или стоянку неандертальца?
        Послеобеденное состояние расслабленности и умиротворения, висевшее над участком раскопок, мгновенно улетучилось от бестактной выходки не в меру любознательного отрока.
        – Нет, так далеко в исторические дебри мы не лезем. Мамонты вымерли десять тысяч лет назад, а неандертальцы еще раньше, около тридцати тысяч, – перестал пускать дымовые бублики рыжий аспирант. – Нас интересует более недавний период – шестнадцатый век.
        – Это было недавно, это было давно, – задумчиво изрек дед, вспомнив слова старой песни.
        – Времена вот этого Ивана Васильевича нас интересуют, – хлопнул себя по груди Феофан Матвеевич. На футболке патлатого историка грозный царь продолжал убивать сына. – Вы что-нибудь слышали о битве при Молодях? – неожиданно спросил аспирант у Андрея.
        – Ну, в соседней деревне Молоди стоит какой-то гранитный булыжник, посвященный, вроде-бы, этому сражению. Но в школе нам про него ничего не рассказывали, – ответил парень.
        – То-то и оно, – грустно вздохнул Феофан Матвеевич, – ничего не рассказывали. А ведь то сражение было поважнее Куликовской битвы. Это одно из самых величайших событий Европейской и Мировой истории. Тогда решалась не только судьба всей России, но и Европы тоже. Это побоище по своему значению можно сравнить, разве что, с победой в Великой Отечественной войне.
        – Не может быть! – не сдержался Андрей.
        – После взятия русскими войсками Казани в тысяча пятьсот пятьдесят втором году и последующего присоединения к России Астраханского ханства было разорвано кольцо мусульманских государств, грабивших столетиями матушку Русь, – вдохновенно продолжил аспирант. – Горские и черкесские князья попросились стать подданными Ивана Четвертого. Сибирское ханство признало себя данником Москвы. Это не на шутку встревожило напиравшую на Европу Османскую империю и ее вассала Крымское ханство. В тысяча пятьсот пятьдесят восьмом году Иван Грозный начал Ливонскую войну, чтобы возвратить утраченные в прошлом русские земли на Балтике, открывавшие окно в Европу задолго до Петра Первого. России пришлось сражаться против европейской коалиции в составе Ливонской конфедерации, Швеции, Великого княжества Литовского и Польши. Силы были неравные и Россия начала терпеть поражения. Это подстегнуло османов и крымских татар к активным действиям. Россия воевала на два фронта. В тысяча пятьсот семьдесят первом году, воспользовавшись тем, что основные силы русского царя были отвлечены Ливонской войной, крымский хан Давлет Гирей c сорокатысячной армией двинулся на Москву. Изменник князь Мстиславский помог врагу осадить город. Столицу сожгли дотла. Огромное количество русских тогда погибло, и много православных было взято в плен. Население города в результате набега и пожара сократилось со ста до тридцати тысяч человек. После такого сокрушительного похода татар Московская Русь была фактически обречена. Оправиться от такого удара в той ситуации, да еще быстро было невозможно.
        – Бедная Москва, – проворчал дед, – а я думал, ее лишь при Наполеоне сжигали.
        – Иван Грозный запросил мира у хана, даже готов был вернуть недавно завоеванную Астрахань, – трагическим тоном произнес Феофан Матвеевич. – Однако, подталкиваемый турками, Давлет Гирей хотел большего. Сначала он потребовал отдать ему еще Казань, заплатив при этом огромную дань. Но потом хан решил добить Русь и присоединить ее окончательно к своим владениям. В поход отправились восемьдесят тысяч крымских всадников, двадцать тысяч турецких пехотинцев и семь тысяч янычар, считавшихся тогда своего рода «спецназом». К татарам примкнули ногаи и черкесы. Против такой армады, вооруженной множеством пушек, вряд ли могла устоять хоть какая армия. Все предвещало, что дни Руси сочтены. С войсками агрессора двигались турецкие чиновники, готовые принять в управление захваченные русские земли. Порабощение Руси считалось делом времени, причем, скорого.
        – Да, не позавидуешь Ивану Грозному, вон какая силища на него поперла, – вздохнул Андрей.
        – Давлет Гирей был уверен, что сопротивляться ему особенно некому, – аспирант вытер вспотевший лоб. – Его войско не спеша двигалось к Москве, растянувшись на пятнадцать верст. Этим воспользовался опричный воевода Дмитрий Хворостинин. Его отряд напал на арьергард крымского войска и полностью его вырезал. Взбешенный хан повернул армию к Молодям, куда после набега рванул наглый русич. Но Хворостинин только того и ждал, нарочно заманивая врага к реке Рожай, где стоял полк князя Воротынского.
        Андрей слушал Феофана Матвеевича и вспоминал фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». В том кино как раз это время показывалось. «Вот бы мне, как Жоржу Милославскому, да на машине времени, да в ту эпоху», – мечтательно закатил глаза фантазер-авантюрист. Он уже начал потихоньку дремать, сморенный сытным обедом, горячим чаем из термоса, припекающим солнцем и неторопливо-убаюкивающим рассказом аспиранта.
                ***
        С лицом, перемазанным сажей и руками липкими от камедью – вишневого клея, парень колдовал над приготовлением копченых чернил. Он аккуратно добавил воду в смесь, которая варилась на небольшом костерке. Перемешивая ивовым прутом черное варево, юноша думал о своем. Вместо погибшего от татарской стрелы Фомы он второй день был помощником Феофана – дьяка Стрелецкого приказа. Грамоту Андрей знал, и почерк у него хороший, так что при должном рвении можно рассчитывать, что его сделают  подьячим.
        Вдруг рабочая атмосфера полевого укрепления была нарушена криком «Гуляем!», который тут же отозвался, словно эхом в нескольких местах городища. Андрей засуетился. Прозвучавшая команда означала, что гуляй-город скоро двинется в путь. Нужно срочно собрать вещи в котомку, затушить костер и бежать к повозке Феофана.
        Спустя полчаса град-обоз пришел в движение. Телеги, тащившие закрепленные сбоку гигантские дубовые щиты в полбревна, поехали вдоль реки. Куда держат путь передвижные крепостные ограждения размером со стену сруба с прорезанными бойницами для пищалей и небольших пушек, знал только гулявый воевода и пара его приближенных. Мало ли кто под пытками или корысти ради может сообщить татарам данные о новом месте расположения гуляй-города. Да и время смены позиции тоже никому не было известно. Это могло произойти в любой момент – ранним утром или даже ночью.
        В это время князь Дмитрий Хворостинин с отрядом опричников – личной гвардии Ивана Четвертого, на всех парах удирал от войска Давлет Гирея. Со стороны могло показаться, что опытный военачальник, встретившись с многократно превосходящими его силами противника, разумно решил не вступать в сражение, а спастись бегством, сохраняя своих бойцов. Но хитрый воевода таким образом заманивал врага к реке Рожай, куда должен был подтянуться гуляй-город.
         Давлет Гирей нагло заявил, что «едет на Москву на царство». Если в прошлом походе он бросил на русских сорокатысячную армию, спалив дотла Москву, то сейчас на Русь двигалась сто двадцатитысячная армада, по тем временам невиданная боевая мощь. Противостояла ей русская армия всего в двадцать тысяч сабель. Разница в силе была несоизмеримой.
        Андрей не подозревал, что на русских движется такая огромная рать, это Феофан мог что-то знать о противнике, потому, что в обязанности дьяка входило писать приказы, заниматься казной, вести журналы боевых действий и держаться возле князя. Но Феофан поручил Андрею переписать одно государево послание, из которого парень выяснил, что Иван Четвертый назначил Воротынского главой пограничной стражи в Коломне и Серпухове. От царя воеводе поступил наказ, что делать в случае двух вариантов развития событий. Если Давлет Гирей двинется на Москву, Воротынский обязан перекрыть хану старый Муравский шлях. Если же крымцы заинтересованы только в быстром налете, грабеже и столь же скором отходе, воеводе предстояло устраивать засады и организовывать партизанские действия.
        Сам Иван Грозный покинул Москву и отправился в сторону Великого Новгорода. Вот, поди, теперь угадай, по какому варианту действует Воротынский и куда движется гуляй-город. Отчаянный воевода Дмитрий Хворостинин своим дерзким налетом на татарский арьергард смешал все карты. А может у него и Воротынского имеется свой, третий вариант, о котором не знает царь?      
        К телеге Феофана подъехал конный стрелец, таща за собой оседланную лошадь без всадника. Гонец пробуравил писарей усталым взглядом.
        – Скачи к Молодям, посмотри, где обозы с провиантом, – выпалил он, обращаясь к Андрею. – Повозки с едой давно должны быть здесь. Три дня уже коней режем, чтобы накормить людей. Еще чуть-чуть, и самим придется в хомуты впрягаться, – сказал властным тоном всадник, но столкнувшись с недовольно-вопросительным взглядом Феофана, уже мягче добавил, – извини, дьяк, забираю у тебя парня, каждый человек сейчас на счету. Сам понимаешь, приказ воеводы.
        Удаляясь от лагеря, Андрей оглянулся и увидел, что вдалеке какой-то отряд, настигаемый огромной тучей татарского войска, приближается к передвижному укреплению. Но, как раздвигались крепостные стены, пропуская Хворостинина с опричниками в гуляй-город, юноша видеть не мог, к тому времени он был уже далеко.
        Солнце завершало свой рабочий круг. От долгой скачки парень весь взмок, ему сильно хотелось пить. Но не это волновало юношу. Нужно было напоить коня и дать ему передохнуть, иначе тот не выдержит. Андрей по крутому берегу спустился к реке.
        Напоив коня и сам, утолив жажду, разведчик стал подниматься по склону, осторожно ведя под уздцы скакуна, обходя острые камни, чтобы не повредить конские ноги.
        Оставалось сделать последний виток по береговому серпантину, как вдруг сверху послышались голоса. Андрей остановился и прислушался. Разговор шел на непонятно-гортанном языке, говорили явно не по-русски. Кто это: татары, турки, или ногайцы? Чтобы не рисковать пришлось возвращаться к реке, иначе можно наскочить на вражеский отряд.
        Скрываясь под навесом крутых берегов, парень двинулся вдоль реки. За поворотом Андрей увидел торчащие из воды остовы телег. Тут же плавали трупы в стрелецкой форме.
        «А вот и обоз с провиантом, – горестно вздохнул юноша, – видать, нарвались ребята на ордынский разъезд, а может татары здесь их уже ждали. Стрельцов порубили, а тела вместе с разграбленными подводами сбросили в реку. Если бы я не спустился к воде, сверху всего этого и не увидел из-за отвесных берегов».
        Андрей решил не возвращаться в гуляй-город с печальным известием, а скакать прямо в Молоди к князю Воротынскому, чтобы рассказать воеводе о случившемся. Пусть тот сам решает, что делать дальше. Заодно ему надо сообщить, что в крепость прибыл русский отряд, преследуемый войсками Давлет Гирея. Там сейчас наверняка жарко и  стрельцам возможно требуется помощь.
        Подойдя к большому валуну, юноша, прежде чем свернуть за него, пригнувшись, осторожно выглянул из-за камня, чтобы убедиться в безопасности прохода. Парень не зря остерегался – на берегу стояли два местных мужика.
        Первой мыслью было подойти к ним и расспросить про положение дел в Молодях. Но что-то остановило разведчика. Рядом паслись две лошади, значит, собеседники приехали на них. Если-бы это были стрельцы, опричники или казаки, то сомнений не возникло. Но откуда у простолюдинов кони? Один, к тому же, обут в лапти, что никак не способствует верховой езде. И одежонка у него больно бедная для владельца лошади. Другой одет побогаче, но лицо второго какое-то не русское, слишком круглое, а нахлобученная шапка скрывает раскосые глаза. Что-то здесь не так.
        Привязав коня к камню, Андрей, прячась за валунами начал осторожно подползать к подозрительным людям. За одним из камней парень залег. Самого его отсюда не видно, зато разговор незнакомцев слышно. Через десять минут Андрей понял, что лапотник – это предатель, сообщающий переодетому татарину важные новости.
        Русский говорил лазутчику, что Давлет Гирей не должен атаковать гуляй-город. Стрельцы, прячась за крепостными стенами, будут поливать орду пищальным и пушечным огнем, сами при этом оставаясь в недосягаемости. Необходимо дождаться, когда в лагерь Воротынского стянутся все русские полки и захлопнуть мышеловку. Используя численное преимущество, татарам нужно окружить гуляй-город и полностью отрезать его от поставок продовольствия, боеприпасов и возможного подхода свежих сил, но Иван Четвертый вряд ли быстро успеет собрать новое войско.
        Андрей напрягся, понимая, что если басурманин передаст эту информацию хану, судьба русских будет предрешена. А изменник тем временем объяснял, как должны действовать татары. Он подслушал разговор Воротынского с гонцом, когда воевода анализировал возможный вариант развития событий. Командующий войсками опасался, что оставшись без провианта и боеприпасов, придется делать вылазки из крепости, а в чистом поле они не смогут противостоять врагу с многократно превосходящими силами.
        Дальше нельзя было бездействовать. Андрей как будто что-то предчувствовал, отправляясь на задание, поэтому захватил с собой лук. Посланная стрела вонзилась в горло продажного болтуна – с десяти шагов парень не промахнулся. И тут, как нельзя вовремя, появились стрельцы. Оказывается, воевода заподозрил конюха в измене и приказал установить за ним негласную слежку. Если бы не стрела Андрея, предателю грозили дыба и кол.
        Воротынский в Молодях дожидался подхода казаков атамана Черкашенина. Уже были отправлены гонцы в полки Шереметева, Палецкого, Курлятева, Одоевского, Долгорукова, Хованского, Лыкова, Шуйского, Умного-Колычева, Репнина, людям митрополита и владык, стрельцам Исупова и Ржевского, наемным казакам Булгакова и Фустова, а также служилым немцам. Как только прибыли бойцы Черкашенина, объединенный отряд двинулся в сторону гуляй-города. Остальные полки подтянутся сами, постепенно вливаясь в гарнизон передвижной крепости.
        Прибывшее пополнение сразу было втянуто в бой. В этот день тридцать первого июля тысяча пятьсот семьдесят второго года Давлет Гирей, преследуя отряд Хворостинина начал штурм гуляй-города. Но атака была отбита, нанеся войску хана большие потери. Крымцы отступили и на следующий день новых атак не предпринимали, дожидаясь подхода основных сил. Только второго августа Давлет Гирей начал очередной штурм. Три тысячи стрельцов были убиты, а русская конница оборонявшая фланги, понесла большие потери. Однако приступ снова был отбит — крымские конники не смогли взять укрепленную позицию.
        Дьяк Стрелецкого приказа после первого штурма зафиксировал в Записях Разрядной книги о береговой службе: «И царь крымской послал нагайских и крымских тотар двенатцать тысечь. И царевичи с тотары передовой государев полк мъчали до большово полку до гуляя города, а как пробежали гуляй город вправо, и в те поры боярин князь Михаиле Иванович Воротынской с товарищи велели стрелять по татарским полком изо всего наряду. И на том бою многих тотар побили».
        Когда были стянуты главные войска орды и османов, хан принимает неожиданное решение — он приказывает коннице спешиться и атаковать гуляй-город в пешем строю совместно с янычарами. Татарский властитель был уверен, что легко раздавит русских своим неимоверным численным перевесом. Устилая холм трупами, крымцы и османцы подступили к дощатым стенам бастиона. Нападавшие рубили их саблями, расшатывали руками, силясь перелезть или повалить. Из бойниц крепости на солдат Давлет Гирея летел шквал пищальных пуль и пушечных ядер. На головы ордынцев, вцепившихся в стены укрепления, лился поток расплавленной смолы.
        Под вечер, видя, что враги увлеченные атаками сосредоточились на одной стороне холма, Воротынский предпринимает смелый маневр. Дождавшись, когда основные силы крымцев и янычар втянутся в кровавую схватку за гуляй-город, он незаметно выводит большой полк из укрепления и, проведя его лощиной, ударяет в тыл крымцам.    
                ***
        – Эй, Андрюша, очнись! – дед легонько тряс внука за плечо. – Сгоришь ведь на солнце, вон как сильно печет, а тень от дерева давно в сторону ушла.
        Парень нехотя открыл глаза:
        – Я, кажется, немного задремал.
        – Не кажется и не немного, – усмехнулся старик, – дрыхнешь, как сурок. Шел бы домой, да поспал в нормальных условиях.
         – А где Феофан Матвеевич?
        – Да где же ему быть? Вон с черепками своими ковыряется.
        – Пойду, попрощаюсь, – Андрей направился в сторону выкопанной Витькой Рябовым траншеи.
        Аспирант сосредоточенно махал плоской кистью, стряхивая песчинки с осколков керамики, чтобы под лупой рассмотреть царапины, которые при богатом воображении напоминали старорусские каракули.
        – Феофан Матвеевич, – обратился Андрей к озабоченному историку, – вы меня извините, я тут малость прикорнул, когда вы про гуляй-город рассказывали.
        – Не берите в голову, юноша, все нормально, – не отрываясь от работы, добродушно ответил аспирант.
        Парень замялся, но собравшись с духом все же спросил:
        – Ну, а чем там все-таки дело закончилось в той битве при Молодях, когда Воротынский забрался в тыл противника, неужели двадцать тысяч русских победили сто двадцать тысяч татар, турок и янычар?
        – Порубили нехристей в капусту из гуляй-города.
        – Всех?
        – Практически всех.  Крымская орда лишилась большей части своего мужского населения, так что о набегах на Русь можно было забыть надолго. На Дону и Десне пограничные укрепления отодвинулись на юг на триста километров, были заложены Воронеж и новая крепость в Ельце, началось освоение черноземных территорий Дикого поля. И Европе не следует забывать, что если бы Иван Грозный не одернул тогда Давлет Гирея, старому свету пришлось бы пробовать на вкус османский сапог.
        – Вот это да! – Андрей почесал затылок. – Выходит, царя Ивана прозвали Грозным не оттого, что он над людьми измывался, а потому, что показал врагам грозную силу русского оружия?
        Аспирант оторвался от работы:
        – Слава Богу, юноша, вы, наконец, поняли.
        Андрей собрался уходить, как вдруг его взгляд задержался на футболке историка.
        – Но сына то своего он прикончил. Вон Репин это даже зафиксировал, гениальный художник врать не будет, – ехидно заметил парень.
        – Не менее талантливый художник Питер Пауль Рубенс написал картину «Пригвожденный Прометей», где орел выклевывает печень из живота несчастного грека. Вы считаете, это тоже было на самом деле? – иронично усмехнулся аспирант.
        – Так то легенда.
        – Это тоже.
        – Не может быть!
        – Еще как может.
        – А нам в школе учитель говорил, что это правда, – не унимался упрямый парень.
        – Легенда, легенда, не сомневайтесь. Сынок сам умер без помощи папаши, это уже доказано, – заговорщицки подмигнул адвокат грозного царя, – просто некоторым влиятельным господам из Европы очень было нужно дискредитировать Ивана Четвертого в глазах мировой общественности, вот эту байку и запустили. По политическим мотивам историю иногда переписывают. Ломоносов бил морды лживым придворным иностранцам борзописцам, когда те в учебниках на свой лад перекраивали события в России. Но о том, кому это нужно и зачем, расскажу, если хотите, вечером. А пока я, с вашего позволения, еще немного поработаю.