Как я однажды покапитанил немножко (Николай Прощенко) / Проза.ру

            Как я однажды покапитанил немножко.

   Происходило это где-то в середине 70-х годов, когда я ещё был "молодым специалистом".
   "Пароходная знать", под влиянием популярной поговорки: "Солнце светит и палит, в отпуск
едет помполит...", а за ним и остальной постоянный экипаж загранплавания рангами ниже -
"рванули" в отпуска.
В такой сезон "безлошадные" моряки были нарасхват и я, без всяких протеже, получил
назначение.

   Мне, уже успевшему привыкнуть к крупнотоннажным судам, теплоход "Иван Болотников",
со своими полутора тысячами тонн водоизмещения, показался небольшой "галошей".
Слишком уж непривычными казались его внутрисудовые расстояния.
- "Куда ни пошел - уже пришел", - каламбурилось в голове.

Однако, врожденная привычка выживать в любых условиях не подвела и к выходу в море,
я уже не чувствовал в себе никакого дискомфорта.

Сборный экипаж состоял не из каких-нибудь изгоев, как можно было подумать, а из
обыкновенных моряков, имеющих небольшие проблемы с визой за границу. Несмотря на это,
в каждом из них таилась уверенность, что он не хуже визированных счастливчиков и был готов
"ударным трудом" доказать это. Хорошая характеристика в "Личном деле", была ключом к
тайнам заграничной жизни и дополнительному заработку в виде инвалютных суточных.

Если для моряков-каботажников этот рейс был обычным, то мне он таким не казался. Для меня
уже стало привычным делом, когда судно погрузят в одном порту, а мы перевезём этот груз в другой.
Там портовые рабочие его выгрузят и конец рейса. А тут - всё по другому. Самовыгрузка называется.

Для доставки груза на берег, мы буксировали за кормой плашкоут, представляющий собой
несамоходное судёнышко небольшой вместимости.
            . . .

Портопунт, в который мы прибыли, находился на одной из рек, впадающих в Печорское море,
на Арктическом побережье страны. На морской карте он был отмечен лишь парой
топографических пометок. Разглядеть его на берегу, было затруднительным делом,
даже вооружившись биноклем.

Наш опытный капитан, предпенсионного возраста, не сомневаясь, что привел
судно в точку назначения, бросил якорь на середине фарватера реки.
Вначале экипаж всполошился из-за незнания обстановки, но, через некоторое время
ожидания, случилось чудо. Из динамика радиостанции, до этого воспроизводившей
лишь технические шумы, послышался мужской голос, произнесший название нашего судна.
Вахтенный штурман незамедлительно отреагировал на вызов и ответил ему. Из полученной
информации от неведомого лица-грузополучателя, мы уяснили, что к нам направляется
буксирное судно.
Удовлетворенный этим сообщением, капитан тут же разразился чередой непререкаемых
указаний.

Прибывший катер - богатырём не оказался. А трескучий, напоминающий мотоциклетный,
выхлоп, вообще относил его к разряду "не серьёзных". Тем не менее - работа закипела.

Для обеспечения выгрузки, из экипажа судна были сформированы рабочие бригады.
Руководить ими, капитан назначил своих помощников, а несение штурманских вахт -
возложил на себя и начальника радиостанции.
При круглосуточно незаходящем солнце, несение таких вахт - было бы любому не в тягость.
Находись себе в ходовой рубке, да наблюдай за окружающей обстановкой. Изредка поглядывай
на экран радиолокатора, чтобы убедиться, что судно не сдрейфовало с места.
Самыми ответственными были моменты смены приливных течений, когда воды реки становилась
вспять. В такие моменты капитан лично руководил маневром по развороту судна против течения.
Если бы не назойливые комары, здесь можно было даже позагорать.

Моя профессиональная обитель - радиорубка, находилась рядом. И я, как бы находясь в
положении: "одна нога в ней, а другая на мостике", выполнял сразу две обязанности.
            . . .

   Пока я ошивался на однообразных вахтах, бригады изрядно попотели на грузовых операциях и уже
через пару суток, экипаж был готов снова воссоединиться на судне.
Однако произошло то, чего никто не ожидал. Плашкоут так увяз в речном иле, что маломощный
катер, как ни тужился в короткий швартов, не мог его стащить в воду. Моряки предположили,
что успех мог бы быть обеспечен рывком разогнавшегося катера, но на нём не оказалось швартовного
конца нужной длины.

   Что стало причиной, из-за которой капитан буксира не пожелал "подбежать" к нашему судну за таким
концом, морякам было непонятно. Экипаж буксира, по любому поводу, высказывал лишь недовольство.
Было ясно только одно - "морские волки, что-то не поделили с речными", а "примирительных
горячительных" напитков, не было ни у той, ни у другой стороны.

Капитана, конечно же, разочаровало сообщение о случившемся. Моряков и плашкоут нужно было
возвращать с берега, во что бы то ни стало. Вняв доводам молодого старпома, мол "бесполезное дело
переубеждать упёртого", он принял решение:
"Отвезти швартовный конец на спасательной шлюпке".

Вопрос о командире шлюпки не стоял. Всем и так было понятно, что капитан не может бросить судно, ради
какой-то сомнительной операции, а старпом - именно тот человек, который нужен.

В общем, через пару часов, когда арктические воды в очередной раз хлынули в реку, спасательная шлюпка,
с необходимым снаряжением, отвалила от борта.
Она резво бежала по водам реки к далёкому берегу. Старпом рулил ею, выдерживая направление
по сохранённым в памяти ориентирам, не чуя никакой опасности. Да и откуда она могла взяться?
Ведь шёл прилив, а это означало, что все отмели, ещё глубже уходили под воду.
Однако случилось то, о чем никто даже подумать не мог. Легкому тычку во что-то мягкое, можно было не

придавать значения, но встревожило надрывистое всхлипывание мотора. Механик тут же разъединил

сцепление и мотор резво застрекотал.
   - Значит что-то с гребным винтом, - одновременно пробежалась мысль в головах экипажа шлюпки.

      Задумчивость длилась недолго и четыре косматые шевелюры, на вытянутых шеях, свесились за бортом.
Приливная волна взбаламутила и так мутные воды реки, поэтому разглядеть, что намоталось на
пропеллер - было проблематично.
Дотянувшись до винта и ощупав его коченеющими от холодной воды пальцами руки, моторист доложил,
что на него намотана рыболовная сеть. Это сообщение никого не обрадовало, но и не создало паники.
Моряки стали обдумывать, как выйти из этого непростого положения. Каждому из них было понятно, что
для высвобождения судна от сети, существует единственный способ - обрезание её ножом.
Только так просто сказать, а сделать - значительно сложнее. Находилась бы шлюпка в теплых водах -
проблемы были бы сведены к минимуму, а в Арктических холодных водах, без спецснаряжения, это
неимоверная сложность.

Сколько ни "куковали" ребята, ничего придумать не смогли.
   - Был бы у кого морской палаш или кавалерийская сабля, мы бы как-нибудь сами
   справились, а в их отсуствии - без посторонней помощи не обойтись, - резюмировал моторист,
   обследовавший винт.
            . . .

   - "Судно". Я "шлюпка", - послышался вызов из радиостанции.
   - Слушаю, - ответил я.
   - Начальник, позови капитана. У нас проблема, - торопливо попросил меня старпом.

Капитан ещё был на мостике и взял телефонную трубку.
Старпом, как мог посдержанней, не скупясь на площадную брань, обрисовал ситуацию, в которой
оказалась шлюпка и от кого можно ждать помощи.

   - Не волнуйся, - успокоил его капитан. - Тебя же не в море уносит, а в реку. Здесь есть катер.
      Сейчас я с ним свяжусь и он прибуксирует тебя к судну.

   Может быть капитан ещё сказал несколько обнадёживающих фраз, но его перебил нетерпеливый
голос капитана, того самого речного буксира, что не справился с плашкоутом.

   - Так вы говорите сеть на винт намотали? Ой, как хорошо! Только не пытайтесь резать её. Я сейчас
      подойду и разберёмся.
      . . .

   - Не хочет ли он "повесить" на нас спасательную операцию, - выразил я свой сомнение, помня
      о причине создавшегося положения.
   - Да ты что? Мы же не за границей, а у себя. У каботажника совесть проснулась, вспомнил о морской
      взаимовыручке. Иначе и быть не может, - развеял мои сомнения капитан.
      . . .

   Когда буксир подошел к шлюпке, то сразу же начал производить странные действия. Не вступая в
контакт с моряками, кто-то из экипажа с крюком на длинном держаке, стал шарить за кормой шлюпки.
Улов ему удался и он вытащил длинную сеть.

   - На-ша! - издал он радостный крик.

   После этого у экипажей установился дружеский контакт. Совместными усилиями, они выбрали из реки
сеть и отбуксировали шлюпку к плашкоуту.
   Тут-то и выяснилась причина любезности капитана буксира.
   Оказывается, они несколько суток безуспешно искали утерянную сеть - свою кормилицу. Истратили
большое количество бензина, которым еще не известно когда их снабдят. Оттого и было у них такое
неприветливое настроение.

   Нахлынувший задор помог решить все проблемы. Однако вода была упущена и морякам пришлось
ждать следующей фазы луны, возобновляющей приливы.

. . .

Если экипаж занимался только преодолением незапланированных препятствий, то на капитане
висела ещё и ответственность за все создававшиеся проблемы и здоровье подчинённных.
Ежеминутное ощущение этой ответственности так измотало капитана, что к концу третьих суток, он
уже валился с ног.
Получив сообщение от старпома о благополучном состоянии дел на берегу и переложив на меня
свои обязанности по сохранению судна до начала прилива, капитан удалился в каюту,
с надеждой "хоть немножко поспать".
. . .
От моего бдительного ока не ускользнули утекающие остатки пришлых морских вод. Весёлым
журчанием ручейка, плескавшегося в звеньях якорь-цепи, их провожали неотличимые от них,
речные потоки.

Понимая, что пришло время разворота, я стал вызывать капитана на мостик. На звонки телефона
он не отвечал и я вторгся в его "покои". На мой зов по имени-отчеству, капитан не реагировал.
Тот же результат был и от моего легкого прикосновения к его плечу. И лишь после более сильного
тормошения, я услышал недовольное бормотание. На моё словесное обращение, о необходимости
подняться на мостик для разворота судна, услышал его чёткое указание: "Сам... сам, иди сам!"

Находясь в недоумении, медленно переступая ступеньки трапа, я поднялся на мостик и
свесившись за борт, посмотрел на воду. Медленный речной поток, облизывая борта судна, всё ещё
двигался к корме.

- Что же делать? - спрашивал я себя. - Видеть как это делал капитан - одно дело, а самому всем
   руководить - совсем другое. Управлять судном, выполняя команды капитана, мне уже приходилось,
   правда на другом "шипе", а вот "дёргать" ручку машинного телеграфа - никто не доверял.

- Всё, когда-нибудь, случается впервые, - успокаивал, вселившийся в голову бес. - Действуй так, как делал
   капитан. Он же приказал тебе.

- Машина! - набравшись смелости, изрёк я в микрофон. - В какой готовности главный двигатель?
- В постоянной, - ответил старший механик. - А что, начальник?
- Будем разворачиваться, - ответил я храбрясь и не осознавая ответственности за авантюризм.
- А Василий Степанович на мостике? - поинтересовался он о капитане.
- Нет. Он поручил нам это сделать самостоятельно.
- Странно. Ну командуй, если так.

Если бы на мостике было зеркало, то увидев в нём свое отражение цвета варёного рака, явствовавшем
о моём волнительном состоянии, я может быть и прекратил бы авантюру. Попытался ещё раз разбудить
капитана. А так - остановить меня было некому.

   Я понимал, что без смыла нельзя производить никаких действий. И то, что ранее казалось пустым
прозябанием на мостике, теперь вдруг отразилось в мозгу ввиде практического урока.

   - Ага, - думалось мне. - Для разворота нужно выбрать время, кажущейся стоячей воды и "крутануться"
   вокруг якоря. Сколько там смычек якорь-цепи в воде?
   А чтобы не вынесло за пределы бровки ямы, в которой мы стоим, нужно подработать машиной.
   Я не заморачивался от вопроса, куда пойдет нос судна, когда крутишь штурвал вправо.
   - Конечно - вправо, - ответил бы я, имея ввиду передний ход.
   - А на заднем ходу куда? - съязвила собственная совесть, ставя меня впросак.
      . . .

   - Не может же капитан каждый раз задумываться, куда пойдёт нос судна, при том или ином положении
   руля? Не сбивают ли собственные чувства меня с панталыку? - ломилась голова от мыслей.

Чтобы отбросить все сомнения, я взал карандаш и на материковой части карты стал рисовать.
Несколько схематичных изображений корпуса судна при разных положениях руля и потоков воды,
за пять минут развеяли все сомнения и я был готов к маневру.

            . . .

   Душевное волнение заставило меня ещё раз свеситься за борт и убедиться, что вода стоит.
С еле ощутимой нервной дрожью в руках и коленях, я вернулся в рулевую рубку. Сколько бы раз я не
встряхивал головой, чтобы отогнать робость, она все равно неотступно сопровождала меня.
Понимая, что пересилить "телохранителя" - робость, может только "агрессор" - смелость, я стал напевать
песню: "...только смелым покоряются моря"!

   С этой мелодией в душе, я включил насосы "рулёвки" и с целью её проверки - "повилял" пером руля.
Окончательно расхрабрившись, я поднёс ко рту микрофон и поставленным голосом произнёс:
   - "В машине! Поехали!"
   - Ну поехали, - ответил стармех. - Куда только привезешь?

Я не стал отвечать на "уловленную" иронию и перевёл ручку машинного телеграфа со "Стопа" на
"самый малый вперед". Это мне нужно было для того, чтобы тихонько подойти к месту покоящегося
на дне якоря и развернуться вблизи него.

Как только я заметил, что якорь-цепь стала смотреть вправо, а судно изменило курс на "поперёк реки",
то осознал свою промашку.
   - Наверное я уже проехал якорь, пора останавливаться!
   "Стоп -стоп-стоп", - разразился я тирадой и дернул ручку на "Стоп".

Механик, в отличие от меня, не был ротозеем и сразу же остановил двигатель.
Пока судно продолжало движение по инерции, в моей голове быстро скорректировался план маневра и
получил сумбурное название "Складной ножичек".
Вспомнив собственную схему маневров, я переложил руль на правый борт и дал "Самый малый ход назад".
Механик без возражения подчинился моему желанию и запустил двигатель. Судно сразу же прекратило
движение, а под действием трёх сил: натяжения якорь-цепи, начавшегося прилива и перенаправления потока
воды вокруг руля, стало выпячивать корму вперёд.
   Так, почти не осознавая своих действий, я справился с задачей по разворачиванию судна.
   . . .

   Капитана я все же разбудил, когда принял сообщение от старпома, что караван из трёх плавсредств,
приближается к судну.

   - Что, течение нас развернуло? - спросил капитан, поднявшись на мостик.
   - Да. Правда машиной пришлось чуть-чуть подработать. Вы же разрешили?
   - Я? - удивился капитан.
   - Ну конечно. Вы же сказали: "действуй сам", когда я будил вас для разворота. И мне пришлось
      применить собственные знания.
   - Не помню. Вырубило меня от усталости.
   - А это, что за рисунки на карте? - спросил он меня, тыча пальцем в мою графику.
   - Это я обосновывал движение судна при работе машины задним ходом.
   - Хм. Любопытно.
   - Позвольте, я сотру рисунки?
   - Нет-нет, оставь. Это пригодится штурманам.
   . . .

   Оглушительно-раскатистый треск моторов катера и шлюпки, сигнализировал о прибытии каравана.
Пришвартовавшись, ничуть не раздосадованные моряки, приступили к растаскиванию имущества по
штатным местам, а после бани и обеда - к отдыху.
   Капитан буксира не отказался от приглашения в гости. У старпома отыскался небольшой припас
спиртного и гость, постоянно выражая благодарность за найденную сеть, приступил к его употреблению.
   . . .
Возвращаясь "навеселе" после застолья на свой буксирчик, изрядно поддатый капитан,
многозначительно водил пальцем перед лицом провожавшего его старпома и лыбясь повторял:

   - Это ж почему я по-перву не был добрым? Потому что сеть потерял. А ты её нашёл и стал моим
      лепшим другом. "Редиска" ты ... нехороший человек ... хотел мою сеть искромсать ножом.

   . . .
   Дождавшись полной воды, капитан дал команду: "Сниматься с якоря" и отдохнувшие штурмана,
повели судно к следующему пункту выгрузки.
нннн