Для некоторых моих читателей,которые по непонятным мне причинам начинают читать роман с этих станиц, сообщаю, что роман начинается, как и вся литература, с первой главы, а это не она.
Глава пятая. 1941 – 1942. Украина-Польша
Биография этой дамы достойна того, чтобы написать отдельную книгу в серии «ЖЗЛ». Высокая стройная, словно гречанка, разумеется, в молодости, с весьма экзотической внешностью, иногда свойственной женщинам Средиземноморья, абсолютно не похожая на еврейку, хотя родилась она и выросла в небольшом местечке на Украине, в Винницкой области в чистокровной довольно зажиточной еврейской семье. Отец – раввин, мать – библиотекарь местной общинной библиотеки. И отец и мать были достаточно образованы, читали и на иврите, и на идише. Кроме обычной школы, Броня получила отличное домашнее образование и, кроме языков предков, свободно говорила на украинском и польском, а также на немецком. французском и румынском. Разумеется, она знала и русский, и суржик – эту странную помесь русского с украинским. Кроме того, в соседнем доме жила ее подружка – армянка. Броня часто бывала у нее и вполне сносно овладела разговорным армянским, хотя чтение и письмо ей никак не давались. Уж больно непривычным был алфавит. Это знание, возможно, спасло ей жизнь позднее, когда она попала в облаву на улице Амстердама, и немецкий офицер заподозрил, что девушка – еврейка, но, в нарушение распоряжения коменданта не носит желтую звезду. Поскольку к тому моменту Броня уже довольно давно жила в Голландии и имела большую способность к языкам и желание их изучать, то ее языковой запас обогатился знанием не только собственно нидерландского, но и нескольких региональных диалектов, например, фризского[69] и даже Лимбургского наречия[70] . Это позволяло легко сходиться даже с приезжими из сельской местности жителями, что было необходимо в ее подпольной деятельности. Она весьма убедительно разыгрывала из себя армянку, свободно владеющую языком, но неграмотную, не умеющую ни читать, ни писать, так как ей пришлось из-за приставаний пожилого мужчины, за которого ее хотели выдать замуж родители, уехать из Еревана на Украину, и она не смогла учиться в армянской школе.
[69] Фризские языки – группа языков фризов, которая относится к западной группе германских языков. Распространён главным образом в провинцииФрисландия в Нидерландах, включая Западно-Фризские острова Терсхеллинг и Схирмонниког (около 350 тыс. чел.), а также на северо-западе Германии, вЗатерланде (земля Нижняя Саксония; около 3 тыс. чел., иногда считается самостоятельным языком, см. «Восточнофризский язык») и на крайнем севере (земляШлезвиг-Гольштейн, включая Северо-Фризские островаи остров Гельголанд; около 16 тыс. чел., см. «Гельголандский диалект»).
[70] Лимбургское наречие–особое наречие нижнефранкского кластера, которое также получило статус регионального языка. На нём говорят около 825 тыс. человек на юго-востоке страны, также он распространён на соседних территориях Бельгии и Германии.
Броня была физически сильной и развитой девушкой, что, к сожалению, способствовало тому, что она оказалась в первых рядах мобилизованных немцами женщин, которых угнали на работу в Германию. Она попала в Польшу, на фольварк[71] или усадьбу, принадлежавшую теперь немецкой семье, приехавшей осваивать завоеванные новые земли. Знание и немецкого, и польского сразу выдвинуло ее в верхушку дворни, ее назначили надзирать за многочисленными работниками, привезенными из Союза и других стран Европы. С одной стороны это избавляло от тяжелого труда и побоев со стороны хозяина и хозяйки, а также их старших сыновей, особенно любивших пороть провинившихся остербайтеров[72] , в особенности женщин, давало некоторую свободу перемещения, обеспечивало отдельную комнату в доме и разрешение носить нижнее белье, что категорически запрещалось другим женщинам. Хозяйские мальчишки считали всех женщин, привезенных к ним в усадьбу, обязанными не только трудиться на поле, в конюшне и свинарнике, но и удовлетворять их сексуальные желания. Мать с отцом им в этом не препятствовали, и пацаны постоянно насиловали девок, индивидуально и все вместе, приучая к этому даже самых младших, которым еще и двенадцати не было. Однажды один из них попытался затащить в сарай Броню, но, получил такую оплеуху, что три дня не вставал с постели. Тогда ее в первый раз жестоко выпороли солеными розгами прямо во дворе при всех, силой раздев догола и привязав к росшей посреди двора березе. Броня заметила, что после этого, видимо заглядевшись на ее красивое молодое тело, герр Рутцер стал оказывать ей всяческие знаки внимания, постоянно крутился около нее. Делая вид, что хочет помочь, ненароком оглаживал ее то спереди, то сзади. К счастью кроме Брони это заметила и фрау Рутцер и тут же отходила мужа зажатой в руке курицей. Курица, разумеется сдохла, герр Рутцер, увы, выжил, но с этого момента жизнь Брони стала невыносима. С одной стороны ежедневно хозяин, не стесняясь в выражениях, в красках расписывал, что и как он с ней будет делать, подкрепляя свои планы откровенными жестами, как только улучит момент, когда жены не будет дома. Он обещал привлечь к этому и своих сыновей:
–Пусть тоже получат удовольствие от остербайтерки![72]
С другой же хозяйка стала придираться, раздавая тычки да затрещины, хлеща крапивой по рукам и ногам при каждом удобном случае, мол, сама виновата, нечего здесь задницей да дойками перед мужиками вертеть.
Броня плакала:
–Так куда же я могу это все деть?! Я же не могу оставить дома.
Жизнь на фольварке стала совсем невыносимой, и Бронислава решилась бежать. Она долго и тщательно готовилась. Украла из чулана старый брезентовый, явно всеми забытый вещмешок, похоже, сохранившийся еще со времен Российской империи, постепенно припасла продуктов: несколько банок тушенки, круг колбасы и изрядный кусок сыра, которые умыкнула из погреба, большой каравай хлеба, несколько луковиц, пакетик сухофруктов, а также сперла из кабинета хозяина отличный охотничий нож с рукояткой из ноги оленя или косули со шкурой и мехом в ножнах из кожи, положила в сидор ложку и вилку. Она также стащила из хозяйской каморки пару новых мягких сапожек, которые хозяйка надевала редко и не должна была сразу заметить пропажу. Еще она взяла и теплый хозяйский свитер ручной вязки. Уложив все это в мешок, Броня не забыла добавить туда спички и набила кармашек сушившимися на солнце трутовиками, так как понимала, что ей непременно придется разводить огонь. Последней украденной вещью стал непромокаемый плащ хозяина, висевший на конюшне. Хотя он был грязным и от него воняло навозом, но в случае дождя он мог значительно облегчить ей жизнь, Собрав все это, она не стала медлить, опасаясь разоблачения и, когда все улеглись спать и в окнах погас свет, Броня тихонько выскользнула из дома и, не потревожив даже хорошо знавших ее собак, скрылась в темноте ночи.
Она знала, что как только Рутцер обнаружат ее отсутствие, в особенности поняв по исчезновению вещей, что она сбежала, они тут же сообщат в комендатуру, где имелась ее фотография и немцы начнут искать ее, передав информацию на все посты и заставы. Побег остарбайтера – это серьезное преступление против рейха и, если она попадется, то дорога одна – концлагерь. А это почти верная смерть или в газовой камере, или от голода, или от собственных рук, когда терпеть станет невмочь. В первую очередь, разумеется, будут приведены в готовность посты на дорогах, которые ведут на восток, и именно там будут наиболее тщательно проверять всех. Поэтому, туда идти бессмысленно. Она пойдет на запад. Она знает язык и может выдать себя за польку и даже за немку, которая чудом вырвалась из рук польских партизан, насильно удерживавших сочувствующую немцам девушку. Броня шла, в основном, ночами, отсыпаясь днем то в лесу, то в стогу сена, то в сарае на отшибе какой-нибудь деревни. Однажды она вышла к железнодорожной станции и поняла по надписям, что это уже Чехословакия.
[71] Фольва;рк (польск. folwark от диалектизма нем. Vorwerk) — мыза, усадьба, обособленное поселение, принадлежащее одному владельцу, помещичье хозяйство.
[72]Остарбайтер» (нем. Ostarbeiter — работник с Востока) — определение, принятое в Третьем рейхе для обозначения людей, вывезенных из Восточной Европы с целью использования в качестве бесплатной или низкооплачиваемой рабочей силы.
Она прокралась к товарному вагону, в котором мычали коровы. Похоже, что это немцы гнали украденный в Польше или в Белоруссии скот. Броня два дня ехала на запад до тех пор, пока состав не пересек австрийскую границу, а затем пошел на север и, наконец, приехал в Германию. Здесь Броня выбралась из вагона на какой-то крошечной стации, скорее полустанке, выкупалась ночью в небольшой речушке недалеко от деревни, смыв с себя всю грязь вагона – коровника и предыдущих дорог. Она пожалела, что не сообразила взять у фрау Рутцер кусок мыла, чтобы вымыть свои длинные, отросшие каштановые волосы. Пользуясь своим отличным немецким, Броня шла и шла на запад, все больше отдаляясь от Родины. У нее была мысль перебраться в нейтральную Швейцарию, про которую говорили, что она не выдает евреев немцам. Она снова подсела на поезд, который шел, как ей показалось в нужном направлении. Но она не учла, что между Германией и Швейцарией стояли Альпы. Поезд двигался в обход гор и через два месяца со дня своего побега от хозяев, Броня, на удивление, благополучно завершила свое путешествие, переплыв немецко-голландскую границу, проходившую здесь по какой-то речке. Она не знала пока голландского, ей еще только предстояло его выучить, но немецкого было достаточно. Поскольку эта страна была так же, как и ее Украина, оккупирована немцами, то она достаточно справедливо, рассудила, что местное население не может сильно любить немцев, и она может попробовать поискать помощь. Может ей помогут все-таки добраться до вожделенной Швейцарии, где есть советское посольство, и откуда ее могут отправить домой, или хотя бы куда-нибудь в Союз. Броне везло. Ей удалось невероятное – не быть пойманной ни в Польше, ни в Чехословакии, ни в Германии, несмотря на неоднократные проверки вагонов, посты и патрули на дорогах, многочисленные глаза местных жителей, которые, правда, уже привыкли к бредущим в разные стороны людям. Она шла на запад, и местные не особо обращали внимание на одинокую путницу. Поскольку ее одежда сильно пообтрепалась и напоминала уже лохмотья, ноги сбились в кровь и она сильно хромала, то ее частенько принимали за нищенку в поисках подаяния и действительно, иногда сердобольная чешка или даже немка, а теперь и голландцы совали ей сверточки с кусочком хлеба или вареной картошкой. Как-то раз высокий симпатичный мальчишка, еще безусый, но, видимо, пронырливый и предприимчивый, решил за полкруга колбасы купить ее любовь. Броня вроде согласилась, спряталась с ним в лесу, взяла плату вперед, но потом со всей силы заехала пацану в ухо так, что он потерял сознание и, вероятно, желание к этой ненормальной. Ей удалось ускользнуть снова. Но все когда-то заканчивается, тем более везение. На четвертый день после пересечения голландской границы, на шоссе возле какого-то городка, ее остановил немецкий патруль. Документов у нее не было и, несмотря на слезы и объяснения, что она француженка, которая жила в Чехословакии, а теперь, когда, наконец, на ее Родине установлен Neuordnung – новый порядок, она может вернуться в родной Париж. Броня много читала про Париж и полагала, что она неплохо его знает, а значит, сможет в случае чего изобразить из себя парижанку. Несмотря на это ее привезли в местное отделение полевой жандармерии, где начали допрашивать о том, кто, куда, откуда и зачем? Она, как могла, выкручивалась, в чем ей помогало знание немецкого, которое она не показывала и говорила только по-французски. Она понимала все, о чем говорили немцы между собой, но не подавала вида, а им и в голову не приходило, что эта французская оборванка, хотя и выглядит как-то странно и подозрительно, но ее история вполне напоминает множество похожих историй. Война. Все куда-то бегут. Кто на запад, кто на восток. Допрашивавший Броню «цепной пес»[73] с сочувствием слушал эту молоденькую девушку, ровесницу его дочери и радовался, что его Джитте не надо испытывать мучения, подобно тем, на которые обречена эта мадмуазель.
[73] Служащие полевой жандармерии получили прозвище «цепные псы» из-за носимых на металлической цепи горжетов – металлических пластин, обозначавших принадлежность к роду войск,с нанесённой эмблемой, под которой было написано чёрным «Feldgendarmerie»(фельджандармерия – готическим шрифтом). Первоначально исторически горжеты, иногда называемые горже, были предназначены для защиты шеи и верха груди от ударов мечом, позднее в некоторых армиях например в Российской дореволюционной, горжеты позволяли определить часть-полк, звание или чин. Позднее горжеты эволюционировали в бувигер, который , как правило, составлял единое целое со шлемом и закрывал от меча и стрел, шею, подбородок и, нередко, даже грудь, плечи и спину.
Глава 6. http://www.proza.ru/2017/05/21/2181