Не могу не привести, по старой традиций, аннотации к этому роману, ибо от них легко отталкиваться, производя собственный анализ. Авторы этих аннотаций, как новобранцы в первом бою: не ведая настоящей опасности, рассыпают похвалы собственной безрассудности, выдаваемой за храбрость, и не подозревают, что «противник», в данном случае – заинтересованный читатель, - использует их безрассудство, выстраивая свою линию защиты от очередного продукта «великой и могучей» генномодифицированной современной российской литературы.
«Роман «Литературная рабыня: будни и праздники» (2007 г.) был удостоен премии Н. Гоголя и также вошёл в длинный список «Большой книги»». А вот как преподносит сие творение Е. Власова («Живая классика»): «… это не скандальное произведение, а глубокий «женский роман, производственный роман, филологический роман…». Эта книга своеобразный «троянский конь» - текст, отвечающий всем критериям серьёзной литературы, но маскирующийся под масскульт: глубина в этой книге удачно совмещается с занимательностью». Далее идёт подтверждение вышеозвученного утверждения от «Стеллажа»: «… С головой проваливаешься в прекрасную книгу. Вкус и воспитание не подводят автора ни разу. Кажется, написано совсем просто – но при этом умно, интересно и очень женственно». А. Степанов из «Прочтения» дополняет умелой соломенной аппликацией начатое предыдущими дамами панно: «грустная, очень хорошо написанная книга… Смысл завлекательного повествования не в раскрытии дурно пахнущих тайн масслитовской кухни, а в том, что героиня остаётся в рабстве у литературы… Когда Даша принимается выписывать роман «певицы из Гянджи» - вдруг начинает звучать мелодия, на глазах рождается настоящая высокая проза – и кажется, что вечность вернулась».
Помню, в школьном учебнике по ботанике приводился пример скрещивания представителя животного мира – светляка с представителем растительного мира – табачным кустом. На выходе получился светящийся в темноте табак. Вот таким жутким, светящимся в темноте, как светлячок, кустом табака, т. е. генномодифицированным продуктом, и видится мне современная отечественная словесность. В качестве примера приведу упомянутый роман Н. Соколовской. В двух словах: это произведение, которое легко читается от корки до корки. А вот с содержанием возникают сложности; я не могу с лёгкостью авторов, аннотации которых на этот роман я привела в начале, сделать однозначно положительный вывод о качественности «литературной рабыни». Не даёт труднообъяснимое ощущение подвоха: как фианит – в ювелирном деле он считается «младшим братом алмаза», т. е. так же остро сияет на свету, имеет благородные черты после огранки, практически считается бриллиантом, только искусственного происхождения, но, по сути, таковым всё равно не является.
Приемы, применяемые Натальей Соколовской, беспроигрышны (что касается продуманности успеха у публики), но более взыскательному читателю и мне – видятся несколько надоевшими и предсказуемыми. Вкратце: острое начало (героиня идёт делать томографию головы, потому что подозрение на рак головного мозга того требует) и замыкающий роковое кольцо открытый конец (врач идёт с результатами исследования в руках по коридору навстречу пациентке, и на этом повествование обрывается), любовная история, которая крайне редко (из-за исключительного благородства и духовной верности героев разной национальности друг другу) встречается в жизни (на моём веку – ни одного, как сейчас остро модно говорить, - реального случая), исключительно драматичные обстоятельства, в которых это чувство зарождается и длится (годы перестройки, 90-е и современность), наконец, история обретения литературным агентом (героиней) настоящего перла в лице разговаривающей исключительно пением горской женщины по имени Айдан с трудной женской судьбой. Это – роман-воспоминание, т. е. повествование художественное, и мелодрама здесь уместна. И беллетризм, конечно же, - оправдан. Но как же он, повторюсь, предсказуем. Такое бывает, когда смотришь тривиальные, можно сказать, американские фильмы, и знаешь: а вот сейчас герой выберется из абсолютно безнадёжной ситуации и с победным криком предстанет перед лицом своей убитой горем от потери возлюбленной или внезапно, благодаря копеечной удаче, стремительно наживёт свой первый миллиард, запантентовав свою «гениальную», ни разу за всю историю человечества не пришедшую никому в голову идею – свернуть сервировочную салфетку не конусом, а – сложив её пирамидкой, или добавив в скучный хот-дог не горчицу, а, к примеру, соус из арахисового масла пополам с солидолом… Список можно продолжать до второго пришествия, имея хотя бы грамм фантазии.
Упаси бог всерьёз поверить, что это – действительно «производственный роман». Хотя максимально стилизована под главный признак добротного советского производственного романа – главная героиня добивается-таки «высочайшего производственного достижения» – представляет читателю высококачественный литературный продукт – историю Айдан. Но о «высококачественности» мы можем судить только со слов самой Соколовской, ибо никакой осязаемой характеристикой творение Айдан не обладает; приводится только краткое содержание её жизненного пути. И, когда цель достигнута, средства, способствующие её достижению, отходят на второй план и в подробной разборе не нуждаются. Пусть будет так. Но… Все предшествующие «достижению» события весьма смахивают на трудовые будни американского менеджера средней руки женского пола, в меру отгламуренного СМИ и воспринимающего всё происходящее с ним с типичным восторгом для приобщённой к провинциальному гламуру барышни, которой судьба подбрасывает совсем не гламурные испытания, но которые героиня проходит с самоуверенностью первых американских переселенцев (отчего создаётся впечатление, что сюжет – напрямую заимствован из сказки о Золушке). Ни разу героине не удаётся потерять своё лицо: в зависимости от обстановки, её спасают: то подруга № 1, то бабушка её гражданского мужа, то бывшие одноклассники, удачно пережившие 90-е, то очередной «жирный» клиент-графоман, желающий блеснуть своим явным или фиктивным литературным талантом… Что тут сказать? Сплошная силиконовая везуха, которой можно только позавидовать. А по-крупному, по мысли Даши, везёт только тем, кто качает нефть (Почти-олигарх), или родился на благословенном Востоке (Айдан). Бродячий сюжет о романтике, отправившемся из погрязшего в распутстве отчего дома, на благочинный и целомудренный Восток, не минует и Соколовскую. Развратное христианство вновь ищёт духовное спасение за пределами родной конфессии. Ренессанс романтизма? Вряд ли. Подоплёку нужно искать в ЦУ, вывешенных на заветном сайте кураторов подобного рода литературы. В эти ЦУ входит непременное условие – включение в текст какой-нибудь, пусть эпизодической, мелкой, неуместной, но – похабщины (эпизод с сексуально озабоченным котом на с. 278)…
Здесь не наблюдается рефлексии главной героини, саморефлексии автора, столь желательных для литературы художественной. Нешуточные события в жизни Даши (разлука с любимым в результате межнационального конфликта в южной республике бывшего Союза, народ которого она привыкла считать родным, побег из горячей точки в положении, житейские трудности, насыщенная профессиональная деятельность, которая одновременно и влечёт её, и изматывает) - всё это успешно «разруливается» с помощью подруги № 1 (касаемо психологического плана). Рефлексия успешно заменена на стандартный набор заштатного психоаналитика. Ещё трагичнее судьба её протеже – горской писательницы «от сохи» Айдан. Безусловно, трудности, выпавшие на её долю, способны пробудить в человеке литературный дар, выстраданный дар, если он изначально в нём был. Даже кочующий за нею из одной жизненной передряги в другую заколдованный домотканый ковёр её деда, не портит впечатление от необыкновенной её хозяйки. Я подсознательно ждала, когда же он «выстрелит», но ожидание оказалось напрасным. Ориентальный мотив, столь любимый западными авторами, по-моему мнению, - уместен в их творчестве, ибо в нём сокрыта извечная тоска староевропейского христианина по непостижимой экзотике недосягаемого Востока, память готического человека о былых крестовых походах… Но в православном человеке она откуда? Впрочем, о вероисповедании автора мне ничего не известно, но восточный рефрен в отечественном обиходе последних двадцати пяти лет мне поднадоел. Русопятая Катя (Каталина), в противовес хрупкой, но семижильной горянке Айдан, - тревожная антитеза, встречающаяся у многих российских женщин-литераторов. Охотно верю, что не попадались Даше даровитые русские литераторши, ну что поделать: трудные, в первую очередь, в экономическом плане, постперестроечные годы способствовали увеличению в общей народной массе графоманских настроений; другое дело – самобытный Восток – там бытовые и политические трудности влияют на людей в противоположном ключе, отсюда – и уникальные таланты Ираклия как военного корреспондента, и литературная одарённость Айдан, даже любовная верность тётушки Софико – из той же оперы. Надо оговориться, что тётушка, будучи зэчкой, любила русского зэка… И свято хранила всю жизнь резиновые сапоги любимого – лучший аргумент в защиту восточного менталитета. Кстати, Айдан в своё время тоже любила русского парня Серёжу. Но это – частности.
В погоне за мифической интеллектуальностью, авторы теряют своё лицо, утопая в ненужных аллегориях, отсылках к другим авторам, перекличках с другими временами… Если убрать фамилию Соколовской с обложки её книги, ни за что не угадаешь, кто это написал: Рубина, Улицкая, Кучерская?.. В результате получается пластиковый одноразовый литературный продукт, который не хочется перечитывать, героям которого не хочется подражать. Возникает резонный вопрос: почему бы не приложить усилия к тому, чтобы приобщить читателя к «вкусной и здоровой пище», которая способна продлить и укрепить духовное здоровье нации? Не возвести это в обиходную норму? Это не сложно, это необходимо, это, наконец, красиво, культурно и достойно человека думающего.
Одноразовая» литература хороша в полевых условиях: можно почитать беллетристическое произведение в поезде, на отдыхе, для элементарной интеллектуальной релаксации, если хотите, если авторы всерьёз претендуют на это качество в своих продуктах. Это – продукт, изделие, сконструированное по готовому лекалу, коммерчески продуманное, оттого – коммерчески жизнеспособное. Но мало имеющее отношение к художественной литературе. Владение ручкой, мало того – наличие многолетнего опыта работы в индустрии литературного ширпотреба – ещё не повод вторгаться в доброкачественную литературу и навязывать потребителю штамповку под видом «хэнд мэйда». Не чистоплотно, по меньшей мере. И репродукции древних фресок из всемирно известных храмов, принадлежащих различным религиям, - это аванс автору, который необходим ещё отработать, применив своё мастерство по его прямому назначению – «сеять разумное и доброе», которое априори претендует на звание вечного, т. е. соответствовать требованиям художественного единства книги: содержание должно «дотягиваться» до формы, оформления. Чего, чаще всего, не происходит. Ещё одно требование к авторам подобных книг: быть взыскательнее к своей литературной совести и, садясь за написание очередного романа, по возможности отключать своего внутреннего литературного агента и активнее подключать к работе художника, который, несомненно, в большинстве авторов жив и соскучился по настоящему делу. Раньше было понятие «шабашка» - т. е. работа, обязательно приносящая материальный доход, но не всегда – моральное удовлетворение. Современные авторы, за редким исключением, - именно «шабашат». А посторонних редко интересуют чужие шабашки…