Последний соблазн 49. Желтая папка 3

Людмила Захарова
49. Желтая папка 3


30 декабря 1995г.
С.К.

     Мадам,
прошу прощения, чернила застывают от холода, паузы невозможны. Сегодняшний Ваш предновогодний звонок удачнее предыдущего и не только потому, что тогда Вы спешили. Сегодня нет никого, я мог говорить прямым текстом. Как я говорил, у нас мороз. Что радует. Сие знак моего приближения – преображения. Почти все разбежались, спасаясь от холода. Я один – во временных рамках. Эх, Время (где тот океан?). Нет прежней суеты предпраздничной, а просто текучка, не более. Некое затишье после выборов в Чечне. На Рождество должен быть дома (недолго). Возникают греховные мысли (таково влияние Вашего голоса) сочинять маленький роман (не люблю слово – повесть) – загадочный. Мечта.

     С наступлением холодов лица людей в этом городе стали такими, что не задержишь взгляда, Босх – да и только… Сие отнюдь не возвышает дух. Бежать!.. Скопилось немало дел в Москве, остановлюсь у Вас, вдруг Вы дома?!

     Мадам,
вероятно, ради приличия следует произнести поздравительную речь, но я все прокричал по телефону. Единственное мое желание, чтобы мой голос продолжал звучать до самой нашей встречи (в Москве?!). Я начну обживать наш дом, возобновлять связи с театрами и приятелями. Обновление необходимо не только по календарю, но и в душе, замыслах, в делах. Стимул есть. Только не забывайтесь, звоните, не мудрствуя лукаво. Ваш магический голос усмиряет любые напасти, вдохновляет мужчин на такое коварство, чтобы удержать Вас. Да, никто не хочет выть волком на звезды, тосковать, потеряв Вас.
     Вы еще не забыли, что я Ваш литературный редактор? Я строг, а сейчас я целую Вас последний раз в этом году.
Виллиам Орд-н


***

31 декабря 95
Нью-Йорк

      Сударь…
      Вы, словно не очень верите в мое пребывание на Земле с Вами. Я оставила давно свои попытки заработать пером. Немножко тревожно, какое-то жуткое предчувствие. Но, как правило, случается не то, чего мы боимся. А Вы пугаете меня незаметной прощальной фразой. Никогда не пишите о гибели, даже в переносном смысле. Зачем?
«Дабы ускорить признание!» – Смеются ехидно мои мартышки, почесываясь и поеживаясь на белом листе (снежном).
     А вот доля такова: по морозцу, по снегу серебристому выплетать босые строчки. Прикосновение обыденности обжигает, души обнажены. Привычка? Да разве мыслимо предупредить сие, если темы-ритмы увлекают столь внезапно? Мы улавливаем освежающие волны, сбрасывая острые коготки лишних слов, изжитых сюжетов, стряхивая забывчивый пепел, а новое облачение не успевает нарасти. Вот и обжигаемся. Нет у нас шкуры обезьян, но и у них голые задницы. Скачут, насмехаются над автором.

     Друг мой,
мы стремительно меняем обличья, вместе с героями причудливых миров, которые еще не народились во вселенной. Дар глубокого понимания несовершенства оболочки, сдерживающей наши возможности, удручает, но и возносит. Лет через двести подобное мирочувствование, станет привычным способом связи и перемещения. Станет нормальным явлением. А в этом веке наша сверхчувствительность неприемлема, что следует принять как данность. Тело всегда чего-то просит или куда-то просится. Нас погубят. Люди. Будни. Города. Страны. Мы непонятны новому поколению. И следует торопиться жить-дышать-писать. Мы не насытимся простеньким счастьем. Да, мы любим, любимы, но любим, прав любви не признавая. Мы превозносим чувство, отделяя от запятнавших ее рук. Мы напоминаем в опусах (по Вашему стилю), что это чувство свято, чтобы люди не путали физиологию и цельное восприятие человека, тем более единственного. Загадка – мы сами. Наше со-существование предопределено расстоянием, которое следует заполнить  музыкой мысли.

     Виллиам,
я с удовольствием постигаю тонкости и нюансы чужой речи, но краше нашего языка нет, такой простор для писателя! Если бы Гомер не записал хронику в стихах, откуда бы мы узнали, что был Одиссей? Троя? Елена была и началась война…
     «Греки сбондили Елену по волнам, ну а мне соленой пеной по губам,
по губам меня помажет пустота, строгий кукиш мне покажет нищета…
Я скажу тебе с последней прямотой, все лишь бредни, шерри-бренди, ангел мой…» - Осип Мандельштам «Шерри бренди».
     Как-то ничего в подлунном мире не меняется, разве декорации?

***
 
     Здесь скоро полночь, пора поздравиться.
     Здравствуй, душа моя!
     Здравствуй в каждый миг, что точит вечность, как моль.
     Здравствуй, милый.
Я чувствую твою неотступность и не спасаюсь бегством. Мы поступим просто и мудро, дабы не казнить себя ни сейчас, ни после встречи. Посоветуйся, зайди в церковь в Санкт-Петербурге, нам всем нужна его помощь. Слабость, апатия, температура. На Рождество буду с Зайцем, и возобновление работы. Не жду перемен, не опасаюсь встречи с А.Н, разрешится как-нибудь. Это третий брак, тем более с контрактом. Здесь я хорошо научилась не быть должной, не жаловаться.
     Хороший тон, сударь. Вильк подрос, у Зайца все своим чередом, как и у меня. Щедрость моих поцелуев скрасит последние сроки…
Лючи Ламм


***

4 января 1996 года
Санкт-Петербург

     Мадам,
     С Новым Годом и наступающим Рождеством!
Да, я дома. Теперь почти все время занимает дочка, мама устает, конечно. Лучшее время – от 23 часов до 2-х ночи, увы, использовать не в состоянии (физически). На коммунальной кухне творческая прострация все равно будет нарушена (расселить квартиру более шестисот квадратных метров на сорок человек – дорого и нереально). Хотя, идея романа, скорее всего, будет разрушена быстро, получи я условия, которые фактически есть у меня в служебной квартире. Надолго меня не хватит. Вот писать месяц-другой полутора-страничный рассказ – это, пожалуйста!

     Скопилось немало дел в Москве. С другом Энским впервые за тридцать лет – приятельская натянутость. Ася исхудала, почти не поднимается с постели и жалуется, что Ан.Ник. предал ее. Ничего, отойдет, так было не раз. Заеду к теще, может быть, заберет свое чадо, мне совсем некогда нянчиться, работать нужно. Кстати, узнал, что Зайцу твой беглый муж не дал денег на билет, чтобы он смог прилететь на похороны деда. Твои страхи имеют основания. Я немного успокоился, что черного дня для тебя не будет, ты застрахована этим браком от бедности, но не от стихийных бедствий. Что есть, то есть. Удачи нам и здоровья!

Целую, твой Вилл