ARMARIUM BOHEMICA
Miscellanea
Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко
ЯРМИЛА ГАШКОВА
РАССКАЗЫ
о слабых женщинах и сильных мужчинах
и наоборот
Издательство: "PRITEL KNIHY"
Прага
1927
Страниц: 222
ЖИЗНЬ
(Стр. 50 — 56)
Андула хоть и не была свет в окне, но душа у неё была наполнена радостью и верой в счастье. Доверие светилось в её глазах и придавало очарование её движениям.
Андула была молода, хорошо сложена, сильна, она имела чистую кожу и здоровые зубы. Она служила в Праге и нравилась мужчинам.
Знала, что нравится, только не знала, в чём заключена её ценность и очарование, и потому всё, что имела отдала очень дёшево, просто нечаянно, солдату, который провожал её домой с вечеринки.
Она его не знала, он ей не нравился, но когда в пути он её обнял за талию, ей стало приятно, она наклонилась к нему, никак не возражала, когда он её обнял и пошла туда, куда он вёл её. Так что всё обошлось без словечка любви. У Андулы от этой минуты осталось только ощущение собственной здоровой молодости и воспоминание о плохо выбритом подбородке и нескольких поцелуях, воняющих дешёвым табаком и отвратительно-влажных.
Через неделю снова встретились, а потом ещё раз, но это была последняя встреча. Андула узнала, что солдата зовут Франта. В своей простецкой философии по вечерам она молилась Деве Марии:
— «Молись за меня, чтобы Франта женился на мне раньше, чем рожу дитяти».
Тогда она ещё была полна радости жизни и верила, что солдат, с которым случайно пересёкся её жизненный путь, и есть то самое счастье, которое ей послал Бог. На четвёртую неделю солдат уже её не ждал. Андула ходила по улице вверх и вниз, а потом сказала себе, что Франта, наверное, несёт службу. Пожалела бедного солдатика и вечером побежала на танцы. И снова её провожал солдат, только иной. И снова обхватил Андулу за талию, и снова крепко прижал к себе. У Андула внутри заговорила молодость, но она, тем не менее, воспротивилась
— «Оставьте меня, у меня уже есть другой».
— «Ну и что, тот вас уже бросил»
— «Нет-нет, Франта меня не бросит, мы поженимся — это уж точно».
— «Так он об этом не узнает».
— «Пусть так. Отпустите меня, я вас не хочу».
Андула уверенной походкой направилась на улицу, где она служила.
— «Иметь одного парня — это небольшой грех, — подумала она, когда шла по ступенькам вверх, — патер мне простит, всё равно перед свадьбой я должна буду пойти к исповеди. Но имееть двоих! Нет-е-т. Я же — приличная девушка».
Франта опять не пришёл. Андула сердилась, но жила по-прежнему. Стирала, мыла, болтала с проститутками, дворничихой и купеческим слугой, и так беззаботно жила три месяца, которые её отделяли от безысходности.
Это произошло так: хозяйка её позвала и строго спросила:
— «Андулочка, от кого это у вас?»
Андула не неё непонимающе посмотрела. Она так жила сегодняшним днём, что и не задумывалась о преемене, которая с ней произошла и не думала, что ей уже необходимо что-то скрывать.
—«Что?» — спросила Андула, но сама же всё и поняла.
Она покраснела до цвета крови и в голове у неё всё прояснилось.
Как будто кто-то перед ней раздвинул занавес, за которым скрывается злой рок; почувствовала, что он к ней тянет свою немилосердную руку, вздрогнула и зарыдала:
— «Милостивая пани, не выгоняйте меня. Что делать мне — останется только утопиться».
Андула расплакалась, и хозяйке не осталось ничего, кроме как её утешить.
— «Поезжайте к матушке, она всё поймёт, ну, или пойдите в родильный дом, и как только всё закончится, снова вернётесь к нам — а дитя как-нибудь вырастите с Божьей помощью».
Андула потихоньку успокоилась. Решила, что напишет письмо домой.
Когда вечером сидела над листом бумаги и писала удивительные фразы, реминисценции из какой-то книги, была уж совсем спокойна и улыбалась от радости, что так красиво всё сложила. Писала:
«Милая мамочка,
приветствую Вас и сообщаю, что я хоть и здорова, слава Богу, но Господь послал мне тяжкие испытания, а я не одолела искушения. Милая мамочка, не забывайте, что я — Ваша дочь, попавшая в беду, у меня большое горе, я абсолютно одинока, а этот жучок внутри меня ни в чём не виноват, и это — Ваши кровь и молоко!
Он у меня от Франты, не знаю, как дальше его зовут — моя бедная головушка закружилась и... Смилуйтесь надо мной и поддержите в моей только начинающейся жизни. Такова история моей грустной любви. Я Вам её описала, как мне подсказала моя совесть и как я сама рассудила.
Дорогие мои родители, если у Вас есть сердце, срочно сообщите мне, дадите ли приют мне и моему произведению, которое ношу под сердцем. Сейчас я на третьем месяце.
Целую Вас сто тысяч раз Ваша несчастная дочь
Анна».
* * *
Когда из дома пришёл резкий и бесцеремонный ответ, Андула поплакала, увязала котомку и и ушла в родильный дом.
В дороге крестилась и молилась:
«Чтобы этих господ Бог благословил на то, чтобы помнили нас, несчастных».
В родильном доме беда быстро отступила от Анны. Она увидела сотни судеб, подобныж друг другу, как два яйца, и снова ей вернулось доверие к жизни.
Она убирала лестницы, стирала пелёнки и бельё, прислуживала в аудиториях и чувствовала в сердце великую нежность, заслышав где-то детский плач. С нетерпением ожидала своё материнство и уже не стеснялась своей беременности. Привыкла и к тому, что врачи и акушерки изучали её тело, обследуя прилюдно.
— «За то, что на нас кто-то учится, мы находимся здесь бесплатно, — сказала женщина, кормящая грудью хорошенькую девочку. — Только представь себе, что бы ты делала, если бы тебя сюда не взяли...»
Потом пришёл трудный час. Андула молилась, впивалась ногтями, корчилась, боясь закричать, прижимала подбородок к груди, чтобы не раздувалась шея — женское тщеславие не отпустило её и в этот тяжёлый час.
— «Всё идёт хорошо», — сообщила молодая ассистентка старшей акушерке.
Потом Андула уже не выдержала, закричала так, что все окна затряслись, и затем облегчённо отбросилась на подушку. У её ног запищало дитятко.
— «У вас мальчик», — сказала ассистентка, обработала её, уложила ребенка и ушла.
Андула осталась в одиночестве. Она не могла заснуть от гордости. Ей казалось, что с рождением ребёнка она вознеслась куда-то очень высоко. И было ей хорошо, как человеку, выполнившему свою жизненную миссию.
Мальчишка был беспокойный.
Назвали его в честь отца Франтой. Андела его так любила, что, если бы отец его пришёл и захотел бы с ней разделить эту её радость, она бы на это не согласилась. Рассматривала ребёнка и светилась счастьем, когда его кто-то хвалил. Всё её честолюбие сосредоточилось на том, как Франтик набирает вес. За всё время не получила ни одного письма. Никто не вспомнил о заброшенном в родильном доме восемнадцатилетнем создании.
Она жила в новом окружении, имела новые заботы и только иногда вспоминала свою мать.
— «Решено, покажу парня бабушке», — подумала.
Напрасно её ассистент уговаривал остаться в родильном доме, хотя бы на то время, пока кормит грудью.
— «Как только мы выпишем Вас, Вы должна будете сама заботиться и о себе и о ребёнке. Назад мы Вас не сможем принять, подумайте об этом».
— «Не беспокойтесь, пан доктор, я еду домой. Не выгонят же меня с таким красавцем!»
Она посмотрела на младенца гордо и блаженно.
* * *
Через неделю постучала в окно родной хибарки. Постучала — и тут же пригнулась, чтобы её сразу не увидели.
Не от стыда, что вернулась с ребёнком, а только из любопытства, как они будут удивлены и как восхищены чудом, которое она им покажет.
Дверь открыл старик.
«Папочка, — позвала радостно, но испугалась холодного выражения его лица. — посмотрите, кого я принесла Вам показать!» — и протянула руки с дитятем.
Дверь у неё перед носом с грохотом захлопнулась, донеслись только грубые слова. Андула окаменела. Опустилась на пороге. Начала умолять, просить. Ничего. Поднялась. Поцеловала ребёнка и сказала:
— «Пойдём, моя малышка!»
Повернулась и пошла назад к вокзалу. Уже не слышала, как дверь снова открылась, как вышел старик и прокричал:
— «Андула, где ты? Иди сюда, не делай глупости. Андулочка!»
Андула ехала в Прагу. В глазах у неё уже не было доверия. Материнская гордость уже не окрыляла. Отдала последний геллер. Дитё плакало, а перепеленать его было не во что. Ей было голодно и холодно.
Ещё вечером приехала в Прагу и нерешительно направилась к родильному дому. Примут её назад? Не примут?
Не приняли.
Она стояла на улице и ошеломлённо смотрела на коричневые ворота. Наверху были детские кроватки, пелёнки, добрые доктора и весёлые роженицы — внизу было пустынно и холодно. Она чувствовала голод, руки уже устали и болели. Франтишек мурлыкал и пускал слюну.
— «Что делать? Что же делать?»
— «Утопиться, — сказала Андула, — Ты моё золотце, красавец-мальчишечка», — прошептала и начала осматриваться.
По улице никто не шёл.
Положила ребёнка у ворот родильного дома, позвонила, отбежала и спряталась за углом.
Что будет?
Ворота открылись. Андула слышала, как они заскрипели, и пригнулась. Через минуту ворота снова захлопнулись. Андула ещё минутку подождала, потом выползла из своего укрытия и посмотрела на ворота. Там ничего не лежало.
Вздохнула: Франтишек опять получит свою кроватку, кто-нибудь даст ему грудь и завернёт в сухие пелёнки.
Но это уже будет не её грудь, Боже, Боже — и это и есть жизнь?
Примечания переводчика
Франта — уменьшительно-ласкательное от имени Франтишек.
* * *