И вот она стояла перед домом той женщины, с которой случайно столкнулась в больнице в тот день. Позвонив в дверь, она стала ждать. Никто не подходил. Она собралась уже уходить, но тут послышались какие-то звуки. Она остановилась в ожидании. Слух ее не обманул.
- Кто там? – спросил из-за двери скрипучий женский голос, - уходите!
- Вы, наверное, не помните меня, да и откуда вам меня помнить, в тот день, когда мы познакомились, у вас была повязка на глазах…
- Подождите! Не говорите ничего, - послышался щелчок с другой стороны, и дверь отворилась, - заходите! – поспешно произнес женский голос из темной прихожей.
Она прошла внутрь. Там было темно и прохладно, работали кондиционеры. Женщина выглядела нездоровой даже при таком тусклом освещении. Казалось, что с момента, когда они виделись последний раз, прошло несколько лет.
- Зачем вы меня искали? – напрямую спросила она.
- Я хотела узнать то, что вам известно.
- Я ничего об этом не знаю, - явно занервничала женщина.
- В клинике, как мне показалось, вы думали об этом несколько иначе.
- Что вы хотите от меня? – резко сказала она.
- Всего лишь правду, вашу правду о том, что там происходит.
- Зачем это вам? Не лучше ли оставить все, как есть?
- Я знаю, вам что-то известно, и я намерена выяснить, что именно. Совсем недавно я обнаружила, что во всем этом может быть замешан мой муж.
- Правда? Любопытно.
- Так что вам известно? Почему в тот день вы пытались отговорить меня от операции?
- Посмотрите на меня, - печально произнесла она, - кого вы видите?
- Мне не хотелось бы быть невежливой, но вид у вас несколько нездоровый.
Она расхохоталась.
- Нездоровый? Да я больна! Мне уже не так долго осталось.
- О чем вы говорите? Вы же вполне молодая женщина.
- Была ей. То, что сейчас со мной творится, - это все из-за операций. И самое печальное, что обратного пути у меня нет, ни у кого нет, кто побывал в этой клинике и делал себе хоть что-нибудь.
- Моя подруга Клодия недавно умерла. Повесилась. Она тоже модифицировалась в этой клинике. Думаете, ее смерть как-то с этим связана?
- Я почти наверняка в этом уверена. У нее было много модификаций?
- Да, больше, чем у всех остальных моих подруг, но при чем тут это?
- То, о чем я вам сейчас расскажу, об этом нельзя знать, но я пойду на риск. В прошлой жизни, если можно так сказать, я работала журналистом, потом вышла замуж и оставила работу, как и положено в нашем обществе женам богатых мужей, но пытливость и желание докопаться до сути остались во мне, они никуда не делись. Я с детства была любознательным ребенком, это мое качество характера и повлекло меня в журналистику, но брак лишил меня моей работы, поэтому мне пришла в голову идея заниматься разными журналистскими расследованиями для себя, исключительно для собственного удовольствия. Вот так благодаря собственному любопытству я случайно узнала то, чего знать была не должна, - она остановилась, будто обдумывая сказанное.
- И что же вы узнали?
- То, что все, кто прошел процессы модификации – обречены. Вы не замечали, что после того, как сделали операцию, вам захотелось снова что-то изменить в себе?
- Я…да, но…
- В этом и есть их тайна. Любой, кто хоть единожды прошел через модификацию, будет возвращаться к ним снова и снова. Как я узнала, все дело не в самих операциях, а в том растворе, который они называют наркозом. Это новейшая разработка фармтехнологий, один из самых тяжелых наркотиков, вызывающий сильнейшее привыкание, но его основная опасность даже не в этом. Как и любой другой наркотик он ведет к полному разрушению клеток и нейронов головного мозга, к быстрому старению и умопомешательству. Вы сказали, что ваша подруга покончила с собой, но она ведь была не из тех, кто склонен к суициду, не так ли? И я знаю, почему она это сделала, она стала стареть ускоренными темпами, и никакие средства уже не могли остановить этот процесс, так как он вызван сильнейшим наркотиком. Разумеется, привыкшая быть красивой, она не могла принять такую действительность. Под действием препарата мозг медленно перепрограммируется на самоуничтожение, особенно сильно действуя на пациентов с неустойчивой нервной системой. Самоубийство – как один из вариантов этой программы. Понимаете теперь, почему я вас предостерегала? Вы теперь тоже в ловушке. Если вы откажетесь от дальнейших операций, то у вас начнется сильнейшая ломка, этот наркотик действует не только на тело, но и на мысли. Он потянет вас туда, где вам вколют очередную дозу – в клинику. То есть итог в любом случае один, если вы уже испытали на себе воздействие этого наркотика – это смерть. Если наркотик не поступит к вам в кровь в ближайшее время – вы умрете, если поступит – то он будет отравлять ваш организм, и вы тоже умрете, только немного позднее.
- Почему вы не расскажете об этом всем, чтобы люди знали об опасности, связанной с операциями? Реклама утверждает совершенно обратное! Она втравливает нам в мозг, день за днем, что эти операции абсолютно безболезненны и безопасны и не влекут за собой никаких негативных побочных эффектов, – взволнованно произнесла она.
- Реклама… - усмехнулась женщина, а потом продолжила. - У меня есть дети, я боюсь за них. Я точно не знаю, кто за всем этим стоит. Вы сказали, что ваш муж может быть в этом замешан, почему вы так решили?
- Он – глава всей этой клиники. Он никогда мне об этом не говорил. Я тоже провела свое маленькое расследование, и совершенно случайно это выяснила. Но, честно сказать, я не думаю, что он знает о том, что вы мне рассказали, если бы он знал, то наверняка, не модифицировался бы.
- Возможно, вы и правы, а, возможно и нет. Что еще вам известно?
- Мальчик, которого я встретила однажды в клинике, наверное, это сын моего мужа от другого брака, но я не уверена.
- Что еще за мальчик, можно немного поподробнее?
- Мальчик, я случайно наткнулась на него в коридоре клиники. Он отговаривал меня, как и вы, от операции, а потом, когда я ее сделала, как-то печально на меня посмотрел. Возможно, он и правда что-то знает.
- Вы правы. Вам надо найти этого мальчика и поговорить с ним. Возможно, он ваш последний шанс.
- Вы когда-нибудь были в том, другом городе? – внезапно спросила она.
- Нет, а почему вы спрашиваете?
- А я была. Совсем недавно. И знаете, он совсем не похож на наш город. Там другие люди, и там нет этих электронных животных. Вы когда-нибудь видели настоящих животных?
- Не хотите ли вы сказать…
- Именно.
- Это может быть опасно. Нам запрещено держать настоящих зверей. Ваш муж об этом знает?
- Да, он сказал мне как можно скорее избавиться от животного, но я не смогла этого сделать.
- Я советую вам быть очень осторожной и не доверять никому…даже мужу.
- Я никогда не была с ним особо близка. Он для меня совершенно чужой человек.
- Как и мой муж для меня, - ответила женщина.
- Что будем делать дальше?
- Вы должны снова попытаться отыскать этого мальчика. Не знаю, каким образом, но должны. Он ваша последняя надежда.
На следующее утро она снова была в клинике, выражаясь словами из старых детективных фильмов, вынюхивала информацию. Она не понимала, что тянет ее возвращаться туда снова и снова – поиск истины, или постепенно овладевающая ей зависимость от наркотика. Она отогнала от себя прочь пугающие мысли и стала наблюдать за персоналом, как когда-то наблюдала из окна своего дома на 84 этаже за девицами, пожирающими бургеры.
Внезапно она осознала, что что-то с ее глазами не совсем так, как было раньше. Ей тяжелее было ими вращать, внутри ощущалась неестественная сухость, было сложнее сосредоточиться на каком-либо предмете. Появились сильные головокружения, но поначалу она не связывала их с операциями, теперь же в ней зародились зерна сомнений. Из сумочки она достала маленького робота и дала ему голосовую команду: «Зеркало». Робот трансформировался в обычное дамское зеркальце, которое она поднесла к своему лицу, а затем все выше, к своим глазам. Все они были усеяны лопнувшими капиллярами, пронизаны красными нитями. Ей было очень тяжело моргать, слезной жидкости в глазах почти не осталось. Они были сухими и обезвоженными, как озера в пустыне. Что со мной происходит, думала она. Раньше ее глаза всегда были в полном порядке. Теперь же она с трудом может прочитать вывеску прямо перед собой.
Она направилась в уборную и смочила глаза водой. На мгновение стало легче, но как только вода высохла, буквально через пару секунд, ей снова стало тяжело моргать. Тогда она достала из сумочки пузырек с маслом для кожи, она носила его с собой на всякий случай, и нанесла несколько капель на пальцы. Затем аккуратно растерла масло по векам. Снова секундное облегчение, но что бы она не делала, внутри глаза оставались настолько сухими, что казалось, кричали от жажды в ее глазницах.
Она сползла вдоль стенки и закрыла глаза. Только такое состояние приносило ей некоторое облегчение. Но не может же она все время ходить с закрытыми глазами?
Она направилась не на поиски мальчика, а к хирургу, который делал ей операции, и рассказала ему о своей проблеме.
- Нет, это никак не связано с операцией, - резко заявил он, - модификации не имеют отрицательных последствий и негативного влияния на здоровье. Единственное, чем я могу вам помочь – это снова поменять цвет глаз, - заключил он.
- Не думаю, что мне это поможет.
- Что ж, в таком случае могу направить вас к окулисту, но насколько я знаю, они не работают с модифицированными людьми, так как модификация сама по себе исключает любую болезнь.
- Я была бы вам очень признательна за это.
- Что ж, в таком случае, пройдите на стойку регистрации. Я передам ваши данные, и вас запишут на самое ближайшее время.
На следующее утро она снова была в клинике. Ее глаза уже еле открывались, появилась сильная болезненная реакция на свет. Но ее надежды сразу рухнули, как только окулист узнал, что ее глаза модифицированы.
- Нет, мы не лечим модифицированные органы. Любая модификация исключает болезнь.
Где-то она уже это слышала, подумалось ей. Это не врачи, а запрограммированные компьютеры. Окулист продолжал:
- Вот если бы у вас, скажем, заболела печень, тогда да, всегда пожалуйста! Вам бы прописали лечение и никаких проблем. Но модифицированные органы…
- Да, я поняла, - оборвала она речь доктора, - модифицированные органы не подлежат лечению. Но скажите мне, почему в таком случае мои модифицированные глаза болят?
- Вам следует обратиться к вашему хирургу, тут я ничем не могу помочь, это не мой профиль лечения…
Она надела защитные электронные очки, но от них ее глаза стали болеть еще больше. Их пришлось снять. Она ехала по направлению к дому той женщины, с которой не так давно подружилась. Она впервые за много лет чувствовала что-то настоящее, не лицемерное и не фальшивое.
- Я не знаю, что мне делать, - закончила она свой рассказ.
- Сколько операций вы уже сделали?
- Больше, чем рассчитывала. Около одиннадцати, наверное, может и двенадцати.
- Боже мой, - тихо простонала женщина, - это слишком много для одного органа.
- А вы не чувствовали того же?
- Мое зрение стало стремительно ухудшаться, но я сделала в два раза меньше операций на глаза, чем вы, я была чуть менее расточительной. Видите, в чем суть, - чем больше орган подвергается модификациям, тем быстрее он изнашивается, тем очевиднее признаки болезни. Как давно вы делали последнюю операцию?
- Довольно давно.
- Как ни прискорбно мне это говорить, но это действие наркотика. Единственный способ снять болезненные симптомы – это снова пройти через модификацию. Но промежуток между операциями будет все время сокращаться. И потом, когда лимит будет исчерпан, вы умрете, и патологоанатом напишет в вашей карточке что-то вроде цирроза печени. Они никогда не пишут истинную причину смерти. Корпорациям это не выгодно. И, кстати, вы упоминали в прошлый раз, что ваш муж переделал себе почти все органы, не находите, что в этом может быть смысл?
- Вы клоните к тому, что он, таким образом, останавливает ускоренное изнашивание своих органов?
- Да, именно. Жаль только, что я узнала об этом слишком поздно. Если человек будет делать модификацию не на одном органе, а на разных, то это несколько приостановит деградацию, и не убьет сразу, так как наркотик все-таки будет поступать в кровь и жизненный лимит органов позволит им функционировать довольно продолжительное время. И если ваш муж знал об этом, то у меня для вас очень печальные известия.
- Вы клоните к тому, что мой муж хочет избавиться от меня?
- Она настаивал на модификации?
- Нет, но его реакция на мое решение была положительной, он сильно обрадовался. Он мне часто намекал на то, что жены всех его друзей прошли через модификацию и ему стыдно перед ними, что я все еще отстала от жизни.
- Это называется умелое манипулирование, моя дорогая, хоть мы с вами почти одного возраста, но в жизни, в людях и в мужчинах я разбираюсь куда лучше!
- Не буду спорить, возможно, и так. Я никогда не считала себя специалистом в людских взаимоотношениях.
- Но все же некий дар убеждения и манипулирования другими в вас присутствует, пусть и не совсем осознанный, как у ребенка, который хочет конфету и действует согласно инстинктам. Что это было? – внезапно спросила она, - вы это слышали?
- Нет, я ничего не слышала, - озираясь по сторонам, ответила она.
- Наверное, показалось, - в последнее время я стала чересчур мнительной, - мне, например, стало казаться, что за мной следят…
- Почему вы так решили?
- Видела каких-то типов, шляющихся и высматривающих что-то прямо у меня под окнами. Впервые я заметила их, когда отправляла детей в школу. Они садились в воздушный школьный автобус, и моя младшая выронила робото-шар, ну, знаете, в какой обычно засовывают детям завтраки. Так вот, когда я побежала за ним, то и наткнулась на них взглядом. Потом я стала их часто замечать возле своего дома.
- Как думаете, кто они?
- Не знаю, но возможно, они что-то подозревают, - женщина подошла к окну.
- Подозревают, что мы что-то знаем? – тихо спросила она.
- Возможно. Кстати, вы нашли того мальчика?
- Нет, пока нет. Плохой из меня сыщик.
- Вам нужно уйти. У меня плохое предчувствие.
- Хорошо, как скажете.
- Я бы не хотела, чтобы вы больше приходили сюда. Я боюсь за своих детей. Все началось, когда, ну, вы понимаете…
- Да, - отрешенно ответила она, - понимаю.
Она побрела по ночному неоновому городу. Шел сильный дождь. Она не стала пользоваться роботом-помощником. Зонт был ей не нужен. Капли воды смачивали ее глаза и увлажняли. Впервые за много-много лет она наслаждалась дождем. Она уже и забыла за последнее время, каково это – ощущать его на своей коже, на своем лице. Воздушные такси проносились мимо туда-сюда. Вывески кричали яркими цветами, разрывая ночную тьму.
Впервые она позволила себе чувствовать то, что действительно было ее истинными чувствами, а не установками, навязанными рекламой и людьми с промытыми этой рекламой мозгами. Она осознала, что не хотела выходить замуж. Что ей хотелось бы жить в небольшой квартире на окраине города, самой зарабатывать себе на жизнь, самой готовить себе еду, а не есть ту синтетическую прикормку из супермаркетов или готовые обеды из фаст-фудов.
Впервые за много-много лет она подняла глаза и увидела луну. Она светила не так ярко, как все эти неоновые вывески, завлекающие клиентов и покупателей. На нее никто не обращал внимания. Она ничего не рекламировала. Она просто была там, высоко в небе. Никому не нужная.
Она поняла, что теперь осталась одна наедине со своими проблемами. Она вспомнила, что первые симптомы появились у нее тогда, когда глаза перестали плакать и слезиться. Вообще. А потом стали сильно сохнуть, как будто кто-то высасывал из них влагу через трубочку. Как же ей найти того мальчика? Не может же она вечно возвращаться в ту клинику на операции?
Да, она могла бы начать модифицировать себе что-то еще, но все ее проснувшееся существо противилось этому. Вокруг с рекламных щитов на нее смотрели все эти модифицированные лица, прооперированные тела, сплошь искусственные, зараженные наркотиком.
Она брела и брела по ночному сияющему городу, пока не наткнулась на мусорные бачки. Неужели я так далеко ушла, подумала она. Внезапно из мусорного переулка послышался чей-то стон. Она обернулась.
- Кто здесь?
Снова послышался стон.
- Вам нужна помощь? – она пошла к источнику звука. Среди коробок с просроченной пиццей, понадкусанных бургеров и смятых стаканчиков из под газированных напитков сидела, кутаясь в рваное одеяло, неопрятного вида женщина с грязными спутавшимися волосами.
- Когда-то я была одной из них, - объявила оборванка.
- О чем вы?
- Я была одной из тех женщин на плакатах с рекламой, - горько продолжала она, - и что теперь со мной стало? Они выкинули меня на помойку как протухшую еду или износившееся платье.
Какая-то сумасшедшая, подумала она, мнит себе что-то.
- Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая, но это вовсе не так. Я прошла через огромное количество модификаций, чтобы стать моделью. Я мечтала, что все будут смотреть на меня с восхищением. Я представляла это несколько иначе, чем все оказалось на самом деле. Они просто использовали меня. Моя личность никого не интересовала. Только моя модифицированная оболочка. Они обращались со мной, как с тряпкой, указывали мне, что делать. Я не могла сама выбрать ничего – ни цвет помады, ни ткань платья, ни длину своих собственных волос. Даже выражение моего лица было строго предписано контрактом. Они выжали из меня все соки, а потом избавились, скинув в утилизацию, но я выжила.
- В утилизацию? Что вы хотите этим сказать?
- А что ты думаешь, они делают с отслужившими свой срок моделями, отправляют на пенсию? – она ехидно засмеялась гнилыми зубами.
- Вы не похожи на модель, - прямо сказала она.
- Сейчас – да, но раньше все было иначе. Я гналась за всеми новинками в области эстетической медицины. У меня были самые идеальные зубы среди всех моделей. И чем ярче горишь, тем хуже потом, - она снова улыбнулась своим полусгнившим ртом.
- Сколько вам сейчас лет? – осмелилась спросить она.
- А на сколько я выгляжу? - снова злобно рассмеялась она, - я - скукожившаяся раньше своего времени двадцатитрехлетняя модель-бомжиха. Раньше мне тоже задавали вопрос со словом сколько, только он был несколько другим. Да и кому в наше время нужны настоящие девицы, от которых можно подхватить черт знает что, когда есть проститутки-роботы. Они дешевле и проблем с ними меньше. К тому же они легальны.
- Простите, но мне нужно идти.
- Постой! Хочешь, я тебе кое-что покажу?
- Что именно?
Бывшая модель, а теперь бомжиха жестом показала ей подойти поближе.
- Мне всегда нравилось демонстрировать себя другим, поэтому я прошла через огромное количество модификаций с кожей. Хочешь увидеть результат?
Она кивнула.
Та освободила плечо и руку от одеяла, и ей открылось ужасающее зрелище – полное язв, гнойных выделений и странного вида опухолей.
- Нравится? – усмехнулась она, - смотри!
Девица дотронулась пальцами до одной из язв и чуть надавила на нее, из открывшейся ранки посыпались черви. Она инстинктивно отпрянула в сторону и отвернулась. Потом, почувствовав вину и смущение, снова посмотрела в сторону загнанной в угол девушки, если ее можно было сейчас так назвать. Из разворошенной раны на ее плече по-прежнему выползали черви, а из глаз лились слезы по бугристой, воспаленной коже.
Затем в свете горящих в ночи фонарей она стянула одеяло со своих ног. Пальцы и ногти были покрыты экземой, колени неестественно вывернуты. Бедра были настолько худыми, что казалось, прошли через сотню процедур по липосакции.
- Я выжила, - с удовлетворением в голосе заключила она, доставая из под лежащего рядом тряпья шприц и какую-то ампулу, наполненную синей светящейся жидкостью. Затем несколько раз она тыкала иглой по сгибу в локте, пытаясь попасть в вену, то и дело промахиваясь. Наконец, она все-таки попала туда, куда нужно, и довольная, погрузилась во временное забытье.
Ноги сами понесли ее прочь от этого места. Несколько раз она спотыкалась, потом вставала, потом снова спотыкалась и снова вставала. Когда она прибежала домой, мокрая от дождя, то без сил рухнула на диван и отключилась.
Утром она с трудом открыла глаза. Другого выбора у нее не было. Она позвонила в клинику. Ей нашли время на сегодня. Она с облегчением вздохнула. Ни о чем другом думать она не могла.
Продолжение следует...