– Серёжа! Серёженька! – в который раз доносился сверху до самого берега мамин голос. И каждый раз я звонко откликался:
– Мама, я сейчас!
Детство моё проходит у моря, потому что наш домик стоит над маленькой бухтой, далеко в стороне от курортного посёлка. Ещё один домишко гнездится чуть поодаль от нашего, ближе к горному лесу, так, что соседей мы почти не видим. Наверное, мало осталось на земле таких живописных диких уголков, как этот.
Тихая бухта. Здесь даже в семибальный шторм всегда штиль. Но особенно хорошо тут летом, когда нещадно палит солнце. Что мне, подростку, остаётся делать, как не проводить всё горячее время года на море: то ловлю удочкой рыбу, то ныряю за ракушками, охочусь на крабов, собираю мидий. Я насквозь пропитан морской солью и покрыт тёмным загаром. И чуб выгорел на солнце.
Это моя бухта. Я каждый камень, каждую расщелину в скале над водой и под водой знаю. Каждому валуну название дал. Вот тот - «айсберг». Вон – «утюжок», потому что на утюг похож. А вон – «горб верблюда». Там – «кит». Дальше - «голова осьминога». Ещё дальше – «плавник дельфина» …
Спуск к морю крутой, но я за миг с закрытыми глазами спущусь. И всегда – ни души! Только я и первозданная природа. Как продрогну от долгого ныряния с маской, трубкой и в ластах, лягу на раскалённый белый камень «пятачок» – круглый и плоский, на монету издали похожий, – и никто не помешает, разве что волна набежит и брызгами достанет.
Иногда я не купаюсь, не ныряю и не ловлю рыбу, а просто сижу или лежу на камне и гляжу на воду, на горизонт, на облака. Это зависит не только от погоды, но и от моего настроения.
И ещё я люблю смотреть, как резвятся дельфины. Я почти всегда чувствую их появление. Бывает, засмотрюсь с камня вниз на подводный мир: на бурые и зелёные водоросли, плавно колышущиеся от течения воды, на креветок, на рыбёшек или на медузу, и вдруг будто подтолкнёт кто-то невидимый и скажет неслышно: «Сейчас дельфин вынырнет», и я всматриваюсь в поверхность моря, жду с волнением. Скоро и вправду стайкой появляются один за другим дельфины.
За все летние сезоны, какие провёл я в бухте, только один раз повезло встретить под водой морского конька. Он так неожиданно появился перед самым стеклом моей маски и так же неожиданно «ускакал», что я не успел хорошо разглядеть его. С тех пор я только и желаю опять увидеть конька, посмотреть, как он движется в воде.
Мне нравится приходить сюда ночью, когда светит яркая луна или мерцают одни только звёзды. Я тогда мечтаю. Например, о том, что у меня впереди будет очень большая, интересная и, конечно же, по-настоящему счастливая жизнь. Если захочу, то купаюсь, особенно когда слишком тепло и невозможно уснуть.
В августе вообще фантастика: ночью вода фосфорится – это светится планктон. Плывёшь и разводишь руками мириады «жемчужинок». Или стоишь по пояс в море и разливаешь по телу сверкающее «серебро» воды. Такое чудо!
В одно летнее утро я, как всегда, отправился к морю. Погода была хорошая, на небе – ни тучки. Солнце ласковое, чайки кружат, весело покрикивая. Водичка что надо – чистая, прозрачная. «Буду купаться, пока мама не позовёт», – решил я.
Спустился к воде почти вприпрыжку. В руках – ласты, маска, трубка. Настроение под стать погоде. Даже насвистываю мелодию популярной песни.
Ныряю, как будто в первый раз, хотя дно мне хорошо знакомо: где какой камень, где волнообразный песочек, где впадины, где рифы. Вот рапана лежит, красивая, большая, да только у меня дома всяких ракушек уже полно. Вот уйма рыбёшек. Работаю ластами чаще, чтоб сквозь серебристую стаю пройти, но рыбки шустро в сторону повернули. А вот крабик ползёт. Увидел меня и тут же зарылся в дно, устроив «дымовую» завесу из песка. Но и он мне не нужен. Я давно охочусь за Усачом. Ещё в начале лета среди нагромождённых на дне камней я обнаружил в расщелине невероятно огромного краба с могучими клешнями и длинными усищами. Лапы толстые, мохнатые. У меня тогда воздуха не хватило, чтобы его достать. Здесь ведь так глубоко! А когда я всплыл, вдохнул и опять нырнул, Усача уже не было.
Потом я много раз нырял, но всё напрасно. И теперь я плыл к тому самому месту, к тем же камням на глубине, без особой надежды увидеть краба.
Мне кажется, что я лечу, словно орёл. Подо мною то густая растительность, будто лес; то песчаная пустыня.
И тут я заметил его, Усача, ещё издали на лысом камне. У меня гулко забилось сердце от волнения. Но я не сразу подплыл к крабу, а опять поднялся на поверхность воды, чтобы вдохнуть воздух, собраться с силами. Ловить крабов не так-то и просто, тем более такого громилу, как этот.
«Только бы опять не исчез», – забеспокоился я. И решительно понёсся вниз. Перед самым лысым камнем замедлил ход и осторожно начал приближаться к усатому. Краб всё равно видел меня и, почуяв неладное, широко раскрыл острые клешни. Я должен был пятерней быстро ухватить краба за панцирь между большими передними лапами с мощными клешнями, да так, чтобы Усач никак не смог достать мою руку, иначе прокусил бы её до крови.
Несколько раз я пробовал схватить краба. Силы мои иссякали, воздуха не хватало, больно давило в ушах.
Усач двинулся к расщелине. Если он в неё спрячется, то оттуда его уже никак не достать. А мне очень хотелось показать этого краба моим родителям, ведь такого я никогда ещё не ловил.
В самый последний момент, когда невозможно было более находиться под водой, я выбросил вперёд ладонь – пусть краб вцепится в неё клешнями!
Удалось! Я схватил Усача. И начал из последних сил всплывать. Только бы не потерять сознание!
Всё! Я вдохнул жадно спасительный воздух. Победа! Я поднял краба высоко над головой. Невероятно большой! Клешни и лапы настоящего чудовища! Ну и экземпляр! Такого засушить или заспиртовать как экспонат для школьного зооуголка можно. Я был счастлив. Так и плыл к берегу, гребя свободной рукой и радуясь.
Чуть ли не с порога своего дома я крикнул:
– Мама, папа, гляньте, какого я краба поймал!
Усач в моих руках как-то обмяк и уже не пытался проявлять свою силу.
"Надо отпустить этого краба на волю, – подумал я. – Пусть живёт в своей морской стихии – растит новых великанов!"